Человек, который хотел стать королем - Джозеф Киплинг

Мировое колесо со своими обычными изменениями повернулось много раз. Прошло лето и затем зима, настали вновь и прошли опять. Газета продолжала свое существование, также как и я свое, и на третье лето опять выдалась душная ночь и ночной выпуск газеты, и напряженное ожидание чего-то, что должны телеграфировать из другой части света; все было совершенно также, как происходило раньше. Незначительное число великих людей умерло за два прошедших года, машины работали с большим стуком, и некоторые из деревьев в саду стали на несколько футов выше. В этом и состояла вся разница.

Когда я проходил через типографию, то застал точно такую же картину, какую описывал раньше. Только нервное напряжение было сильнее, чем два года тому назад, и духота больше томила меня. В 3 часа я закричал: «печатайте!» — и повернулся, чтобы идти, когда ко мне подполз какой-то остаток человека. Он был согнут в дугу, голова втиснута между плечами, и он волочил свои ноги, одну за другой, точно медведь. Я не мог разобрать — ступает или ползет этот, завернутый в лохмотья, охающий калека, который называл меня по имени, крича, что он вернулся.

— Можете вы дать мне что-нибудь выпить? — хныкал он. — Ради Бога, дайте мне глоток чего-нибудь!

Я вернулся в контору; человек следовал за мной, стоная от боли. Я увеличил свет лампы.

— Разве вы не узнаете меня? — с трудом произнес он, опускаясь в кресло и повертывая к свету свое изможденное лицо, над которым поднималась копна седых волос.

Я пристально вглядывался в него. Однажды я видел эти брови, сходившиеся над носом черной полосой, шириною в дюйм, но ни за что на свете не мог припомнить — где.

— Я не знаю вас, — отвечал я, протягивая ему виски. — Чем могу я служить вам? — Он жадно глотнул чистого спирту и задрожал, несмотря на удушающую жару.

— Я вернулся, — повторил он, — а я был королем Кафиристана. Я и Драво — мы были коронованными королями! В этой самой конторе порешили мы это дело, вы сидели здесь и дали нам книги. Я — Пи́ши, Пи́ши Тальяферо Карнеган! А вы с тех пор все сидите здесь, — о Боже!

Удивлению моему не было границ, и я выразил это.

— И все это правда, — произнес Карнеган каким-то сухим кудахтаньем, поглаживая свои ноги, завернутые в лохмотья. — Это такая же истина, как Евангелие. Королями были мы, с коронами на головах — я и Драво — бедный Дан! о бедный, бедный Дан! Он никогда не хотел послушать совета, как я ни молил его!

— Выпейте виски, — сказал я, — и не торопитесь. Расскажите мне все, что можете вспомнить, от начала до конца… Вы перешли через границу на своих верблюдах. Драво был одет безумным жрецом, а вы — его слугой. Помните это?…

— Я не потерял еще рассудка, но скоро потеряю его. Конечно, помню. Смотрите пристально на меня, а то я боюсь, что все мои слова разобьются в куски. Смотрите пристально мне в глаза и не говорите ничего.

Я наклонился вперед и стал глядеть в его лицо так спокойно, как только мог. Он уронил одну руку на стол, и я схватил ее за кисть. Рука была вывихнута, как птичья лапа, а на ее верхней части был шероховатый, красный шрам ромбоидальной формы.

— Нет, не смотрите туда. Глядите на меня, — сказал Карнеган. — Это придет потом, только, ради Бога, не отвлекайте меня… Мы удалились с тем караваном. Я и Драво выкидывали всякие забавные штуки, чтобы забавлять людей, идущих с нами. Драво заставлял всех покатываться со смеху по вечерам, когда все варили себе обед, варили себе обед, и… что они делали еще? Да, люди зажигали костры, искры которых попадали в бороду Драво, и все до смерти хохотали. То были маленькие, красненькие огоньки, и они так смешно бегали по большой красной бороде Драво. — Он отвел от меня свои глаза и идиотски улыбнулся.

— Вы шли с этим караваном до самого Жагдаллака, — сказал я на удачу, — после того как зажигали огоньки, до Жагдаллака… Отсюда вы изменили направление, чтобы дойти до Кафиристана.

— Нет, мы не сделали этого. Что вы рассказываете? Мы изменили направление раньше Жагдаллака, потому что услыхали, что дорога хороша. Но она не была хороша для наших верблюдов. Когда мы расстались с караваном, Дан снял с себя и меня одежду и сказал, — что теперь мы станем язычниками, потому что кафиристанцы не будут разговаривать с магометанами. Мы переоделись, и такой фигуры, какую представлял Даниель, я никогда еще не видал и вновь не увижу. Он сжег половину своей бороды, повесил на плечи баранью шкуру и обрил по мусульманскому образцу свою голову. Он обрил также и мою и заставил меня вытерпеть разные гадости, чтобы походить на язычника. Страна была страшно гориста, и по этой причине наши верблюды не могли идти далее. Горы были высоки и мрачны, и я видел, как они дрались, точно дикие козлы… в Кафиристане множество диких козлов… и горы эти никогда не стояли смирно, как и козлы. Они всегда дрались и не давали заснуть по ночам…

— Выпейте еще немного виски, — тихо сказал я, — что стали вы делать, когда верблюды не могли идти дальше по случаю ужасной дороги, которая ведет в Кафиристан?

— Что стал делать? Был там человек, называемый Пи́ши Тальяферо Карнеган вместе с Драво. Рассказать вам о нем? Он умер там от стужи. Старый Пи́ши шлепнулся с моста, кувыркаясь и вертясь в воздухе, как юла, ценою в пенни, которую можно продавать эмиру. Нет, две такие игрушки стоят полпенса… Тогда верблюды стали не нужны, и Пи́ши сказал Драво: ради Бога, стащи все с них, пока не срубили нам головы, и вот они убили тогда верблюдов среди гор, не потому, что в частности им нечего было есть, но прежде всего они сняли ящики с ружьями и боевыми припасами, а потом пришли два человека, ведя четырех мулов. Драво встает и прыгает перед ними, распевая: продайте мне четырех мулов. Первый человек говорит: если вы довольно богаты, чтобы покупать, то вы довольно богаты, чтобы вас ограбить; но прежде, чем он берет в свою руку нож, Драво ломает его шею об свое колено, а другой человек бежит прочь. Тогда Карнеган нагружает мулов ружьями, которые были сняты с верблюдов, и вместе поднимаемся мы дальше в холодные горные страны, где нет дороги шире верхней части вашей кисти.

Он замолк на минуту, и я спросил — не может ли он припомнить природы страны, через которую они шли.

— Я рассказываю вам так верно, как только могу, но моя голова не так свежа, как должна бы быть. Они в нее вколачивали гвозди, чтобы я лучше слышал, как умер Драво…

Страна была гориста, мулы очень упрямы, жители разбросаны. Они подымались выше и выше, спускались ниже и ниже, и тот, другой человек, Карнеган, умолял Драво не петь и не свистать так громко, боясь, чтоб не свалились вниз страшные лавины. Но Драво говорит, что если король не может петь, то он не достоин быть королем, ударяет мулов по крупу и не обращает внимания на холод. Мы пришли в широкую, гладкую долину, лежащую среди гор; мулы почти умирали, мы убили их, потому что нечего было есть. Мы сели на ящики и стали играть в чет и нечет патронами. Тогда десять человек с луками и стрелами бегут по долине, гонясь за 20-ю человеками также с луками и стрелами, и происходит страшная свалка. То были красивые люди, — красивее нас с вами, с желтыми волосами и замечательно здоровым сложением. Драво распаковывает ружья и говорить: «Вот начало дела; мы будем драться за тех десятерых человек», и с этим он стреляет из двух ружей в двадцать человек, роняет одного из них в 200-х ярдах от скалы, где мы сидели. Остальные бегут. Карнеган с Драво сидят на ящиках, прицеливаясь во все стороны долины. Потом мы поднимаемся к десяти человекам, которые также бежали по снегу, а они пускают в нас маленькие стрелы. Драво стреляет пулей над их головами, и все они падают на равнину. Тогда он идет к ним, дает каждому по пинку, поднимает их, пожимает всем руки, чтобы сделать их друзьями. Потом он призывает их, дает им нести ящики и делает над всеми ними такое движение рукой, как будто всегда был королем. Они несут ящики и его через долину к холмам с сосновым лесом на вершине, где было полдюжины больших каменных идолов. Драво подходит к самому огромному — его зовут Имброй — кладет ружье и патронницу к его ногам, почтительно трет свой нос об его нос, ударяет его по голове и кланяется ему. Потом повертывается к людям, кивает им головой и говорит: «Теперь все обстоит благополучно. Я также знаю кое-что, и все старики мои друзья.» Затем он разевает рот и показывает туда, и когда первый человек приносит ему пищу, он говорит: «Нет»; когда приносит второй — он также говорит «нет», но когда один из старых жрецов подает ему пищу, он говорит «да» и медленно ест ее. Таким образом вошли мы в нашу первую деревню, без всяких хлопот, как будто упали с неба. Но потом, видите ли, мы упали с одного из проклятых веревочных мостов, и вы не станете ожидать, что человек будет смеяться после этого.

— Выпейте немного виски и продолжайте, — сказал я. — Вы вошли в первую деревню. Как же вы сделались королем?