Не просто слово - Ник Крамов

ресурс этого ружья родом из шестидесятых больше, чем у большинства современных, впрочем, как и выше надежность. Ну и что, что нет магазина, это отдельная тема, и кроме меньшего веса здесь существует своя философия, один ствол – это один выстрел, нужно хорошо подготовиться, прежде чем этот выстрел совершить. Нужно подобраться не торопясь, но и не мешкая, хорошо прицелиться и одним разом закрыть вопрос. Один выстрел, один взмах шашкой, прямо из ножен, один удар кинжалом. В древности народы, живущие в лесах на равнине, на медведя ходили один на один с рогатиной. Тоже один шанс, без права на ошибку. Разозлить зверя, вынудить его броситься, это огромное существо в полтонны весом, рассчитать расстояние и время, чтобы, уперев рогатину в землю под нужным углом, встретить его. Или ты, или тебя. Это достойно, достойная победа над зверем или достойная смерть в глазах людей. Не как сейчас, магазин на много патронов, и еще несколько на смену, много людей на одного зверя, загон толпой. Не выманить, не ждать в засаде, а гнать шумом на стрелков, у каждого из которых много выстрелов в запасе. В чем смысл? В мясе? Но им семью этим мясом не кормить. В чести? Чести здесь нет. Сила на равную или бОльшую силу, один на один, тогда есть честь, а много силы на одну, где отвага, где смелость? Он вспомнил рассказ, услышанный в селе, как один большой начальник убил спящего медведя прямо в берлоге. И не умер от стыда, а даже гордился этим. Наверное, это неправда, не могут люди быть такими убогими.

Соединив ствольную коробку и ложе в одно целое, Ибрагим Александрович завинтил шурупы затыльника, присоединил ствол, поставил на место цевье, щелкнув головкой защелки. Оглядел результат своей работы и остался доволен. Тусклый вороненый металл, красное дерево, простой брезентовый ремень. Вещь не для хвастовства, для дела. Поднял оружие стволом вверх, нажал на спуск. Раздавшийся при этом щелчок неожиданно громко прозвучал в тишине дома.

– Что случилось, отец, – сын смотрел на него спокойно, но видно было, что это спокойствие дается ему не очень легко, обстановка в доме, несмотря на кажущуюся обыкновенность, была совсем не обыкновенная. Она была как разжигаемый из сухих щепок костер, когда спичка уже поднесена, и сухой бересте нужно мгновение, чтобы превратить огонь спички в факел, заражающий все вокруг пламенем. Это чувствовалось, сын, по крайней мере, это чувствовал.

– Дядя Муслим сказал, что слышал от людей про недостойное поведение твоей сестры, многие считают, что она, в назидание другим, должна быть примерно наказана.

– Она ничего себе не позволяла. Ходила в косынке, хотя каких трудов мне стоило приучить ее к этому, почти не ходила одна, ни с кем не переписывалась в соцсетях, у нее и телефона-то нет. И что теперь скажет ее будущий жених?

– Ты взрослый, скажу как есть. Родители того человека, которого ты называешь будущим женихом, точнее, отец твоего одноклассника и друга, и пустил слух, не сам пустил, а через своего брата. Он, я думаю, не хочет продолжения их отношений, на сына у него могут быть другие планы.

– Сестра не перенесет этого позора, остаться без таких прекрасных волос в таком возрасте…

Ибрагим Александрович молча смотрел на сына, и тот внезапно все понял.

– Нет, этого не может быть! В наше время такого не бывает!

Он бы, наверное, продолжил эту тему, но вернулась Лейла, вернулась тихая и сразу ушла на свою половину дома. Глаза ее были сухими, но отец с братом поняли, что в гостях что-то произошло.

Закончив сборку ружья, Ибрагим Александрович снова разобрал его, уложил три части как было изначально – по кармашкам, свернул старый брезентовый чехол и застегнул ремешками с металлическими пряжками.

– Нельзя так делать, ты же не будешь, отец? – Сын смотрел с ужасом, и с еще большим ужасом Ибрагим Александрович понял, что сын ожидает от него способности это совершить.

– Нельзя, – ответил он, – и я так делать не стану.

– Мы уедем в большой город, где нас никто не знает? – С надеждой спросил сын.

– Нет такого большого города, куда не потянулся бы слух, люди слабы против общественного мнения и редко кто имеет силу ему противостоять. В любом месте тебя затравят и жить спокойно не дадут.

– Ради сестры и своей семьи я на многое способен.

– Даже если ты будешь жить вдели от дома, все равно истинное твое место здесь, здесь твоя родина, могилы твоих предков. Не надо от этого отказываться.

– Эти люди хотят убить мою сестру, как я могу здесь жить?

– Никто не хочет конкретно ее смерти, просто обстоятельства так сложились, они сами не ведают что творят.

– Но для кого ты тогда чистишь ружье, если мы не уезжаем и Лейла останется жить? Ты хочешь убить Магомеда как лгуна и труса? Это правильно, но будет война, у них в роду мужчин больше нашего в три раза.

– Магомет достоин смерти, да, он совершил подлый поступок, хоть ради племянника, но подлый, и, чтобы не смотреть мне в глаза, вообще уехал, как говорят, из района. Но дело уже даже не в нем.

Ибрагим Александрович достал патронташ и коробку с патронами, выбрал несколько с пулями, на крупного зверя, и по одному, неспеша, вставил их в гнезда.

– Сейчас приедет твой дядя, мамин брат. Он прилетел утром из Санкт-Петербурга и скоро должен быть здесь. Вы уедете с ним, ты и Лейла, но так, чтобы никто не только не увидел, а даже и не подумал, что она уезжает. Она сменит имя и фамилию и будет жить в семье дяди как его дочь. Он хороший человек, я всегда это знал. Жаль, что мы почти не общались последнее время, но, к счастью, он не изменился. Лейла окончит школу и поступит в институт, как она и хотела, она станет учителем музыки и все у нее будет хорошо. А ты, хоть это от меня тайна – Ибрагим Александрович усмехнулся – поступишь в военное училище и станешь офицером.

– А ты? – Сын спросил это тихо, он уже догадывался, но не мог поверить, не хотел верить в такое, мир рушился на его глазах и старая привычная с детства жизнь прекращала свое существование.

– А я, Ибрагим Александрович помолчал, еще раз прокручивая всю схему в уме, инсценирую убийство дочери, сделаю вид что спрятал ее тело, и пущу себе пулю в голову.

Семнадцать лет в мужской компании считается совсем взрослым возрастом. Можно курить, сквернословить, драться