Об одной беспредметной выставке - Диана Виньковецкая

«…И никто не дал отпора крикунам…» — такие слова появились в статье газеты «Ленинградская правда» о выставке в молодёжном клубе «Каравелла». Статья называлась «Приятного тембра голосом» (эта газета у нас хранится в домашнем архиве): «Друзья и поклонники взахлёб расхваливали творения так называемого художника и недвусмысленно выражали свои п о л и т и ч е с к и е взгляды… Практика показывает, что там, где притупляется лекторское оружие, клубы превращаются в место встреч сомнительных ораторов, появляются новоявленные пророки, чтобы…» — и т. д. и т. п.. К Яше отнеслись уважительно:

— назвали пророком!

(Попробуй в Америке получить такой титул! И как в Америке заскучали мы без таких ярких эпитетов, и как набаловали нас своим пристальным вниманием в России.)

Уклонюсь в сторону, чтобы спросить: что поддерживало столь жёсткий и беспощадный государственный строй? Как говорил Лев Николаевич: «большинство человеческих поступков объясняется глупостью». Люди очень глупые, бессмысленные, и толпа «…для истины глуха и равнодушна, а баснями питается она…», — так говорят классики, но никто–никто о себе так не размышляет.

Через три дня Яшу вызвали в Смольный — в Отдел пропаганды и агитации среди комсомольцев, где «два товарища» — две молоденькие женщины, какие‑то секретари — специалистки по искусству, я забыла их фамилии, помню, что одну звали Нелля, беседовали с Яшей… о назначении искусства.

Они говорили, что «наше искусство, развивающееся на основах социалистического реализма, — важнейшее общественное явление, и главное его назначение — воспитание масс. Все выставки в молодёжных клубах должны проводиться под нашим пристальным вниманием… Вы не член Союза художников и вы не можете себя называть «художником».

— А Леонардо–да–Винчи можно называть художником? — спросил Яша.

— Не сравнивайте себя…

— А кто выдаёт право быть художником? Ваш Союз?

Беседа о смысле искусства закончилась запрещением выставлять Яшины картины в тех местах, где есть комсомольские ячейки, — не разлагать молодёжь… красотою. «Лучше грабить и убивать!…»

Серёжа Довлатов прислал Яше книгу «Тля» (была такая экстравагантная книга о художниках, само называние книги отражало отношение автора к неофициальным художникам) с надписью: «Абстрактной, художественной тле от тли литературной», и подружились — абстрактно–художественные тли. (Единение тогда возникало на противостоянии.)

Смоктуновскому в партбюро театра «сказали», чтобы принц Гамлет не таскался по разным подозрительным выставкам и сомнительным клубам и не выполнял бы подсобные роли у прихлебателей иных идеологий.

Владимиру Кунину «разъяснили», что он не увидит премии ЦК ВЛКСМ, на которую его выдвинули, потому что не понимает, в чём цель образования, — она в ответственности перед народом, а не перед всякой шушерой.

Прошло две недели после встречи, боя и победы на каравелле, а картины всё ещё не возвращались домой. Яша звонил организаторам выставки, а те всё как‑то уклонялись от прямого ответа: когда же вернут картины? На каравеллу просто так не пробраться — наткнёшься на устойчивые стены и крепкие фундаменты, и как узнать о судьбе «пространств света»? Как бы все пространства света не уничтожили как… призывающие «грабить и убивать»?! Уж не вдохновился ли кто‑нибудь? Как бы не закрасили весь свет, идущий из пространства? Неприятно, когда где‑то что‑то светится без разрешения.

Вернут их или нет?

Наш «осведомитель» из высших сфер сообщил нам, что картины увезли в Большой дом (наше ленинградское отделение КГБ). Для чего? Чтобы в тюрьму их посадить, как призывающих к нехорошим мыслям? Понять, что в них призывает к грабежу и убийству? Использовать как наглядное пособие? Всем ведь известно, какое значение наглядности придаётся в этой конторе. А может быть, кто‑то диссертацию пишет о влиянии живописи на преступления? Подумать только сколько внимания и любопытства! А может, хотят Дом осветить «окнами света?» Все их замыслы остались в тайне, и как мы ни ломали головы, придумать не могли. Для чего туда возили картины? Ума не могу приложить.

И есть ли кто‑нибудь, кто знает разгадку или точно догадывается? — я бы послушала ответ. До сих пор притягивает эта загадочность. Уж больно долго там их разглядывали, видно, всё пытались найти убийственные мотивы, расшифровывать иерографические рисунки на текучей эмали. Эстеты и декаденты. «…Фиолетовые руки на эмалевой стене полусонно чертят звуки в звонко–звучной тишине…».

Один «человек оттуда», присматривающий за Яшиным развитием, Василий Иванович (не думайте, что это имя я придумала) признал на глазах у всех кагэбешников, что картины красочные, и… дал разрешение — рисовать! Пусть рисует! («Рисуйте! Рисуйте! Красиво! Сочно!» — Эти слова он сказал Яше на одном из дальнейших допросов уже по литературным делам).

Кто‑то из философов сказал, что «…красота не может действовать. Она может быть и хранить себя», но это только во времена Гегеля, а наши кагэбешные сотрудники опровергают это утверждение, доказывая возможность воздействия красотой. И средний сотрудник органов присмотра за политической окраской ничуть не хуже любого другого инженерного товарища. Может, есть какой‑то инстинкт искусства? «Рисуй, рисуй, безумное столетье…»

После трёхмесячного пребывания на глазах у изумлённых сотрудников двух закрытых учреждений, картины вернулись домой неповреждённые, незарисованные, обруганные и обласканные.

Только картины разместились по своим местам, как раздался звонок: «Говорят из Ждановского райкома комсомола. Мы хотели бы прийти к вам и поговорить…»

— О чём? — Спросила я.

— О смысле живописи.

Вежливо и ласково и опять… о смысле. Вот ведь как смысл разволновал! «Есть ли смысл? Есть ли смысл?» «Но есть Один, который без усилья весь груз паденья держит в двух руках.»

Я разрешила им прийти, хотя Яша не был доволен моим разрешением, считая их визит домашним допросом. Интересно, чего же они хотят?

Вошли два приличных молодых человека, как Яша их охарактеризовал, «Дубчики» — «социалисты с человеческим лицом». В одном из них мы узнали сына Спиридонова. Здравствуйте, товарищи! Хотите, чтоб Эрмитаж носил бы ваше имя!? Хотите узнать у абстрактного врага его ахиллесову пяту? Ни пить чай, ни есть они не хотели, а сразу начали «разговаривать».

— В чём состоит собственная сущность абстрактной живописи, отличающая её от других искусств? — спросил спутник Спиридонова. Яша начал отвечать, как всегда, совершенно серьёзно:

— Абстрактная живопись устранила из себя «литературные», непосредственно изобразительные элементы, и тогда стало подчеркнуто–ясно первостепенное значение внутренней гармонии живописных элементов и сочетаний: оказалось, что они сами несут огромную выразительность и, следовательно, обладают самостоятельным содержанием, не зависимым от внешних предметов.

Яша каждой встрече, каждому человеку всегда отдавал всё своё понимание — принимай, кто может, — перед каждым человеком обнажал своё воодушевление без пренебрежительности и агрессивности, всё своё обилие знаний. Он очаровывался возможностью раскрывать перед людьми экзистенциальные тайны духа, живописи, любви и не мог принять абсурдность бытия. Я ещё напишу о Яше отдельно, о том как был дух с чрезмерной добротой дающий советы, и как «жало мудрости обращается против мудреца, ибо мудрость есть преступление перед природой». Яша покончил с собой в 1984 году в Хьюстоне, и только Яшина смерть разбудила во мне силы противодействия и привела меня в осознание, только глубочайшие страдания открыли мне глаза, так поздно пришла зрелость. А в те «выставочные» времена меня почти не было, — моё «Я» пряталось за Яшиной спиной. И оно долго только слушало и не могло вырвать Яшу из «преступления перед природой», — у меня не было прав.

Вернусь к окончанию разговора о содержании и смысле абстрактной живописи.

«Мы понимаем всё, что вы говорите, и нам даже нравится ваша аргументация, но всё это искусство льёт воду на буржуазную мельницу… " Говорили они про мельницу, на которую всё льётся. Льётся на мельницу, и уже целый потоп из слов, мыслей, аргументов. Затопим все мельницы!

Яша в один из моментов «затопления» достаёт с полки одну книгу и показывает «искателям смысла» слова Н. В. Гоголя, сказанные П. В. Анненкову в Риме (я не могу не привести их): «Если бы я был художник, я бы изобрёл особенного рода пейзаж. Я бы сцепил дерево с деревом, перепутал ветви, выбросил свет, где никто не ожидает его; вот такие пейзажи надо делать».

Наши визитёры по очереди бормотали банальные расхожие предложения: «Художники не могут быть в стороне от проблем современной жизни,… хотя мы и понимаем, что не может быть всегда красный светофор для нового…».

Но, никто не поверит, что случилось в конце разговора — сын Спиридонова спрашивает у Яши: