Женщины, жемчуг и Монти Бодкин - Пэлем Вудхауз

— Понимаете, — не унялся Монти, — в духе… ну, в таком женевевском духе. Я признаю, что с этим Микки Маусом вел себя… скажем так, не совсем нравственно, хотя и сумел уломать Лльюэлина.

— Какая мерзость!

— Да, да, конечно. Теперь, когда вы со всей ясностью показали мне, как я оступился, я и сам это вижу. Это был неверный шаг, и он никогда не повторится. В следующий раз я буду осмотрительней.

— Я что-то не понял. В следующий раз?

— Вы поймете, если послушаете внимательно. Предположим, вы дадите мне еще один год. Если я буду зарабатывать себе на жизнь, и вы будете уверены, что я не жульничаю, вы дадите согласие и позволите мне жениться на девушке, которую я люблю, то есть — Гертруде, — прибавил Монти для ясности. — Короче, вы позволите епископу, подружкам невесты и всем прочим собраться и исполнить то, чего от них ожидают, — добавил он, выражая мысль еще яснее.

Мистер Баттервик выслушал предположение в суровой задумчивости. На его взгляд, это не было идеальным решением. Он надеялся, что беседа, которая, кстати, все не кончалась, разлучит его дочь и этого неподходящего ухажера, и терпеть еще год ему не хотелось. С другой стороны, он был честным человеком и признавал, что речи Монти не лишены своей логики.

— Хорошо, — согласился он.

— Замечательно, — отозвался Монти.

— Гертруду, вы, конечно, не увидите.

— Если вы настаиваете.

— Но против писем возражать не буду.

— Великолепно! А сейчас осталось подумать о подходящей работе. У вас случайно не найдется свободного места?

Мистер Баттервик заверил Монти, что не найдется.

— Жалко. А чем вы, собственно, занимаетесь в этом Экспорте-Импорте?

— Мы экспортируем и импортируем.

— Так я и думал. Вероятно, это подошло бы мне как нельзя лучше, но если вы говорите, что ничего нет, поищу где-нибудь в другом месте. Мне надо подумать.

— Что ж, я вас оставлю, мистер Бодкин.

— А? Ах да, всего хорошего, — сказал Монти.

Он прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться и подумать, но тут же услышал мелодичный голос, который сказал в его левое ухо: «Привет», и, когда он взглянул наверх, то увидел, что к нему присоединилась Александра (Санди) Миллер, которую он никак не рассчитывал увидеть по эту сторону Атлантики.

3

Он ей об этом сказал.

— Санди! — вскричал он, — Что ты здесь делаешь?

— Обедаю с тобой, да?

— Я имел в виду…

— Или ты кого-то ждешь? Если нет, проведи меня к столику и как следует накорми. Я умираю с голоду.

— Коктейль?

— Нет, спасибо. Только поем. О, Монти! Какая же все-таки удача, что я на тебя натолкнулась. Я думала, мне придется искать тебя по всему Лондону с ищейками. Ты удивлен, что меня здесь увидел?

— Потрясен. Почему ты не в Лльюэлин-Сити?

— Все объясню, когда будем есть, разве что упаду от голода. Нет, какая удача!

— А?

— Я думала, что ты развлекаешь какую-нибудь прелестную девицу.

— Я и развлекаю.

— Премного благодарна, сэр.

— Не за что, — сказал Монти со всей ожидаемой от него бодростью. Пока они шли к столику, он почувствовал, что ему становится легче. Да, он страдал, что у него отняли Гертруду, но уже не так сильно. Санди, конечно, не Гертруда, но все-таки лучшей замены не найти. Он подумал, что она как-то особенно хороша, и не удивился, когда какой-то техасский миллионер восхищенно присвистнул.

К ним подошел официант и взял заказ. Потом Монти спросил:

— Так что ты делаешь в Лондоне?

— Здесь мой хозяин, и мое место рядом с ним. Если же ты спрашиваешь, почему я сюда приехала, ответ прост. Я гоняюсь за любимым человеком.

— Не знал, что ты кого-то любишь.

— Люблю, и еще как!

— Он в Лондоне?

— Да.

— Вон оно что…

На секунду Монти показалось, что он, скажем так, расстроился. Он беззаветно любил Гертруду, о чем говорить, но когда девушка обедает с молодым человеком и рассказывает, что она в кого-то влюблена, это все-таки бестактно. Однако первобытная ревность быстро уступила природной доброте. Монти напомнил себе, что за такой привлекательной девушкой как Санди, непременно кто-нибудь ухаживает, и она имеет полное право поделиться этим со своим старым приятелем.

— Хороший парень? — спросил он.

— Очень.

— И ты его нашла?

— Да, нашла.

— Что ж, желаю удачи.

— Спасибо. Конечно, есть загвоздка, как ты бы выразился. Он кем-то помолвлен.

— Это плохо.

— Да, так труднее.

— Но ты все преодолеешь.

— Ты думаешь?

— Уверен. Только оставайся такой, какая ты есть, и считай, что дело в шляпе. Если, конечно, его пассия — не прекрасная Елена.

— Ну, нет, она помясистей.

— Ты ее знаешь?

— Видела фотографию.

— Морда какая-нибудь?

— Да нет, ничего, но, знаешь, властного типа. Мужу пришлось бы нелегко.

— Ты должна его спасти.

— Попробую.

— Что ж, буду наблюдать за твоими успехами с превеликим интересом.

— Спасибо.

— Но ты мне так и не рассказала, как ты здесь очутилась. Какой-то хозяин…

— Скорей хозяйка. Я работаю у Грейс Лльюэлин.

— Уж не родственница ли нашего Лльюэлина?

— Жена. Как ты помнишь, она тоже собиралась в Европу.

— Ну конечно. А как ты получила работу?

— Именно об этом я тебя спрашивала, если помнишь. Но ты решил тогда строить из себя сильного, молчаливого мужчину. Я просто услыхала, что ей нужна секретарша, и предложила свои услуги.

— Какие именно?

— Так, что-то вроде горничной и компаньонки, не говоря о массажистке. Если надо что-то для нее сделать, зовут меня. К примеру, почти все утро я растирала ей спину, а потом искала секретаря для Айвора. Грейс хочет, чтобы он написал историю их кинокомпании. Что случилось?

— Случилось?

— Ты подпрыгнул, как удивленная креветка, словно я сказала что-то важное. Сказала я?

— Честно говоря, да. Насчет секретаря для Лльюэлина.

— Что в этом такого особенного?

Монти решил рассказать все. Ну, почти все.

— Дело в том, что примерно это я и сам ищу, — сказал он. — Видишь ли, один человек побился об заклад, что я не смогу заработать себе на жизнь, хотя бы один год, и я просто должен выиграть.

— Ты уже целый год зарабатывал!

— На студии? Это не считается. Оппозиция поймала меня на технической уловке, и я должен начинать заново. Ты не могла бы придержать для меня это место?

Санди посмотрела на него с нескрываемым удивлением.

— Ну, конечно. Ставка, должно быть, приличная.

— Очень.

— Хорошо. Сделаю, что могу. Машину водить умеешь?

— Конечно.

— Для Грейс это очень важно.

— А она не умеет?

— Нет. Ни она, ни муж.

— И у них нет шофера?

— Нет. На этой статье она экономит. Очень экономная женщина. И еще. У тебя случайно нет аристократических родственников?

— Нет. Зачем они?

— На Грейс это бы сильно повлияло. Ну да ладно, я все равно ей скажу, что есть. Так что если она спросит тебя о двоюродном братце, герцоге, не отвечай: «А кто это?». Упомяни, что надеешься увидеть его на следующей неделе.

— Хорошо. Санди, спасибо тебе.

— Да не за что. Я рада, что ты составишь мне компанию в Меллингеме.

— Где?

— В Меллингем-холле. Грейс там остановилась. Мы сейчас допьем кофе, и я сразу пойду к ней наверх, поговорю.

— Наверх?

— Они сняли здесь номер на четвертом этаже. Кстати, мне в голову пришла забавная мысль. Хочешь, поделюсь?

— Валяй.

— Я просто представила, какое лицо будет у Лльюэлина, когда он услышит, что ты станешь его секретарем.

Монти чуть не выронил чашку кофе. Об этом он не подумал.

— О, Господи! Все пропало! Он никогда не согласится.

— Согласится, если Грейс прикажет, — ответила Санди.

Глава третья

Санди не долго отсутствовала за столиком. Возвратившись примерно через десять минут, она сообщила Монти, что предварительные переговоры прошли в теплой и дружественной обстановке, и проводила его в номер на четвертом этаже, где, представив его, благоразумно оставила один на один с миссис Лльюэлин.

Монти пошел на эту встречу с тяжелым сердцем. Он чувствовал то, что чувствовал всякий, кто видел Грейс впервые. Что-что, а властность в ней была, и он не удивлялся, что его бывший хозяин схватывал сахар с носа по одному взмаху ее руки. Она была крупной, что и полагалось в свое время всем пантерам экрана, а в ограниченном пространстве гостиничного номера казалась совсем огромной. Глаза у нее были несколько навыкате, но знакомые с этим мирились, только бы взор ее не сверкал, поскольку тогда возникало чувство, что в пороховой погреб попала молния.

Сейчас он не сверкал. Санди явно провела хорошую подготовительную работу, так как Грейс скорей сияла радушием. Тем не менее, Монти был не в своей тарелке. Случилось так, что как ни странно, она напомнила ему его воспитательницу из детского сада, чья железная дисциплина отравила его лучшие годы. Те же вулканические силы за спокойным лицом. Те же глаза, грозные, словно Марс. То же невысказанное обещание звонко шлепнуть линейкой по рукам. Из-за всего этого Монти не уловил смысл ее вступительной речи. Когда он пришел в себя, она уже рассуждала о том, какой вклад внесет Лльюэлин в американскую словесность. К его облегчению, тон у нее был такой, словно его собственное участие — дело решенное.