Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш

такими методами помещик привить детям не смог. Один из младших Кротковых часто нуждался в деньгах (он стал завзятым игроком), а когда об этом узнал отец, то прогнал беспутного транжиру.

Степан Егорович и подумать не мог, что сын решится на месть. А он сговорился с другими братьями и без ведома отца продал одну деревеньку. А передавая новому владельцу список крепостных душ, внес туда еще одно имя: своего батюшки! Таким образом, Кротков-старший оказался про- данным.

«Можно представить себе удивление старика: он и знать не знает, и ведать не ведает, и вдруг оказывается, что его имение продано… И из дворянина на старости лет в подушный список крепостных крестьян. Это было очень гласно в свое время, и, как ни просто было в ту пору продать и купить имение, старик едва выпутался из беды, и, ежели бы он не смилостивился над своим сыном, тому не миновать бы ссылки за подлог и ужасный поступок с отцом. Сначала старик и слышать не хотел о прощении сына, так он был на него раздражен.

– Издыхай он, окаянный, в кандалах, Иуда, продавший отца родного.

Однако потом сестры уломали старика и склонили его выручить брата из беды. Кроткову это дело дорого стоило; он выгородил сына, но видеть его не хотел и сравнительно с братьями дал ему самую ничтожную часть из своего имения…

Чтобы наказать своих сыновей за их дерзость и чтобы они не выжидали корысти ради отцовской смерти, старик… женился на молодой девушке, дворянке, но бедной, на Марфе Яковлевне… Марфа Яковлевна оказалась очень хорошею женой, мужа-старика уважала и покоила до его кончины, была ко всем несчастным очень сострадательна и много сделала добра»[5].

Таких ситуаций, впрочем, старались не допускать. Принцип: «равный – с равными» действовал не во всех случаях, но считался приоритетным. Так что, когда в 1878 году Юзефина Сарнавская пошла под венец с Прокофием Тимошенко, это долго обсуждали в Браницах. Девушка была дочерью управляющего огромным поместьем, а вот Прокофий – бывшим крепостным. К слову, их сын Степан стал всемирно известным ученым, профессором Мичиганского и Стэнфордского университетов. А не позволил бы отец дочери пойти за любимым – не было бы работ по сопротивлению материалов и важных открытий в строительстве.

А в случае графа Шереметева разрешение на брак следовало получать у… государя. И Александр I его дал. Пусть на свадьбе графа и крепостной было всего 2 свидетеля, Николай Шереметев и Прасковья Жемчугова были счастливы. Их история – одна из самых невероятных за весь период крепостного права. Бывшая актриса, дочь кузнеца, вошла в богатейшую семью России!

Конечно, Прасковья Жемчугова не могла знать, что ей уготовано. Есть легенда, что мадам Ленорман предсказала Жозефине Богарне[6], что та станет «больше, чем королева». А Прасковья, как и все девушки того времени, хотя и загадывала желание на святки, ни разу не сумела заглянуть в будущее. Если бы она только знала!

Прасковья родилась в Ярославской губернии, в середине лета 1768 года[7]. Фамилию отца дословно не сохранили до наших дней. Известно было, что он занимался кузнечным делом. Позже, когда Шереметев был уже страстно влюблен и готов на все, он придумал легенду для Прасковьи: она-де из польских дворян Ковалевских, когда-то попавших в плен к русскому князю Черкасскому. Почему Черкасскому – объяснялось просто. Прасковья и ее семья были частью приданого… Варвары Черкасской, которая вышла замуж за одного из Шереметевых.

В семь лет подвижную и приятную лицом девочку взяли в подмосковную усадьбу Кусково, где содержали крепостной театр. У Прасковьи был приятный голос, она обнаружила музыкальные способности, и ее принялись обучать всему, что в тот момент считалось необходимым для актрисы. Во-первых, итальянскому и французскому языкам, на которых пели в большинстве опер, во‐вторых, игре на клавесине и арфе. Уроки Прасковье давала сама Елизавета Сандунова, известная в ту пору театральная дива! Девочке пророчили большое сценическое будущее…

И – угадали! Уже первое выступление Прасковьи в 1779 году посчитали очень успешным. Она была великолепна в опере Гретри: обаятельна, естественна, словно родилась для сцены. Двумя годами позже, в опере Монсиньи «Дезертир, или Беглый солдат», талант крепостной актрисы заиграл новыми гранями. Очень скоро после дебюта ей придумали творческий псевдоним: Жемчугова. Она и была жемчужиной среди остальных, девушкой столь большого и неоспоримого таланта, что о Прасковье начали говорить. Посмотреть на новую звезду в Кусково приезжала сама императрица Екатерина II. И, покоренная, как и все, игрой молодой актрисы, подарила ей с барского плеча бриллиантовый перстень[8].

Ей уже дарили дорогие подарки – восхищенные гости Шереметевых, но больше всех – их сын и наследник Николай. Граф не скрывал своего увлечения девушкой, и на это смотрели благосклонно: дело молодое. Но когда в 1790 году, после смерти отца, Николай заявил о готовности жениться, озадачены были все.

Николаю не было и тридцати лет, он находился в расцвете сил и на пике карьеры. Император Павел I сделал его гофмаршалом, что означало немедленный переезд из Москвы в Петербург. Граф не мог противиться. Но настоял, чтобы Прасковья отправилась с ним. Расставаться с возлюбленной и со своей идеей о браке Николай не собирался.

На рубеже веков в моде были тонкие муслиновые платья, словно у античных богинь, а погода в Петербурге не то, что в Риме. От туберкулеза и сильной простуды постоянно умирали молодые и красивые: Мария Лопухина, княгиня Тюфякина… Во Франции Наполеон пытался законодательно изменить моду, ведь и в Париже происходило то же самое. Но красавицы продолжали приезжать на балы в невесомых нарядах, да еще и специально мочили их, чтобы ткань облепляла безупречные ноги…

Прасковья заболела. Осипла. Прежний волшебный голос к ней не вернулся больше никогда. О сценической карьере (ее соломинка, ее слабая надежда на будущее, если граф отвернется от нее) можно было забыть. Жемчугова была в отчаянье. Но Шереметев успокоил: он даст ей вольную, он женится, он только добьется разрешения от императора!

С получением вольной долго ждать не пришлось. Помещик мог сам распоряжаться своим имуществом. Свободу обрела не только Прасковья, но и члены ее семьи. А вот позволение на брак запаздывало. Павел I хотя и любил устраивать браки своих подданных, вовсе не был уверен, что крепостная – подходящая партия для одного из богатейших людей империи. Шереметеву отказали.

Шли годы. Граф по-прежнему был верен своей любимой, стараясь не обращать внимания на неодобрительные взгляды со стороны. Только в 1801 году, уже при следующем императоре, Александре, Жемчуговой и Шереметеву дали позволение на брак. Разумеется, о пышной свадьбе не могло быть и речи. Минимум свидетелей (всего два), никаких гостей, скромная церемония в храме Симеона Столпника. Относительно свидетелей мнения разнятся: невесту представляла ее подруга Татьяна Шлыкова-Гранатова, а жениха – то ли