12 шедевров эротики - Гюстав Флобер

Она была хороша, как херувим! Брюнетка, розовенькая, как те головки на конфетных коробках, слабенькая, нежная, с маленькими грудями, сама величиной с куклу, очень мило одетая; она походила на тех девочек, которых мужья хотели иметь скорее своими сестрами для того, чтобы их нежно любить, чтобы их баловать, смеяться с ними и рассказывать страшные истории жизни, которые служат наставлением и одновременно предостерегают против некоторых важных поступков.

Как она к нам попала? Мой хозяин настаивал на том, чтобы она объяснила это, но она ничего не хотела знать.

— Я поклялась, что я ей не скажу! — возразила она.

— Пусть так, — сказал мой хозяин. — По крайней мере, что ты хочешь от меня?

Как вызубренный урок, она промолвила:

— Вот! Я хочу быть кокоткой!

— Ты?

— Я! Я слышала, как одна женщина, очень интересующая меня, говорила, что вы единственный человек в Париже, способный вывести меня на истинный путь. Я пришла для того, чтобы отдаться под ваше покровительство.

— Но… — прервал мой хозяин.

— Дайте мне говорить, — сказала она. — Я вас познакомлю со всеми обстоятельствами, о которых мне хочется, чтобы вы знали. Я девушка, я получила первоначальное образование, достаточное для той роли, которую я хочу играть; я благовоспитанна; я пою как соловей, но если какой-нибудь друг потрудится дать мне несколько уроков, то в один прекрасный день я смогу пропеть оперетту не хуже, чем Мариетта Силлу; я не глупа, хотя игнорирую дух моды; и у меня есть воспоминания.

Мои родители передали мне чувства, которые я, однако, по моему положению удовлетворить не могла; должна же я в таком случае сама отведать сладостей; я часто слышала, что бывают люди со вкусом, которые согласятся дать мне много золота в обмен на те ласки, которыми я сумею их наградить в определенные часы; я не труслива, хотя не обладаю легендарной храбростью пажей, но если это необходимо, я вооружусь храбростью, и не будет ни одной женщины в мире, которая обладала бы большей горячностью, чем я.

Так я решилась сделаться кокоткой. Это ремесло меня прельщает: здесь вовсе уже не так много зла; говорят даже, что в этом базаре счастья составляет особенное удовольствие быть одетой в кружева, украшать себя драгоценностями, благоухать одуряющими духами; я не люблю ходить; у меня будет коляска с лошадьми, они меня будут мчать по Елисейским полям, как м-м Лиану де Пужи. Не думайте, что это имя случайно сорвалось у меня с языка. Это было бы грубой оплошностью. Действительно, я бы вас попросила, чтобы вы меня представили прелестной Лиане, потому что она, если пожелает, подаст мне женские советы, которые, несмотря на всю вашу опытность, вы вряд ли способны мне предложить. И к тому же я питаю к этой Лиане какую-то безотчетную симпатию. Я ее ревную и я ее люблю; я ее жалею и ей восхищаюсь. Она так обворожительна! Но мы это увидим немного позднее; я вам об этом скажу, когда буду готова; когда я буду достойна быть представленной этому олицетворению грации, гармонии, обольстительности и великолепия.

— Ты говоришь, как по-писаному! — воскликнул мой хозяин.

— Это не трудно, — ответила девушка, — потому что я знаю, что я хочу сказать.

— Знаешь ли ты, по крайней мере, что ты очаровательна?

— Мне об этом говорили несколько раз, но я это повторяю и сама десять раз в час, чтобы мне наконец самой убедиться, что я оригинальна; я уже этому верю и потому считаю себя вполне готовой вступить в ту жизнь, о которой столько вам рассказала. Вы знаете теперь, что я хочу; скажите мне, могу ли я рассчитывать на вас?

— Но, милый чертик, тебе не нужно мое содействие для следования по тому пути, на который толкнуло тебя твое честолюбие. Действуй самостоятельно. Ответственность за твои поступки падает на тебя. Впрочем, я должен тебе признаться: я не люблю вторгаться в жизнь таких молоденьких девиц, как ты. Ты нежный, распускающийся цветочек. И я бы совершил ужасное святотатство, если бы одним гадким поцелуем загрязнил твою прелестную юность.

— О! вы это говорите, но совершенно не так думаете. Я пришла к вам за советами, как к искреннему другу, а вы ведете себя так, как будто перед вами маленькая девочка, которая вас ужасно интересует. Кстати, знайте, я обладаю хорошим чутьем; я сумею отличить хорошие советы от дурных…

— А если я тебе не дам никаких? — спросил мой хозяин.

— Тогда это не опасно! — воскликнула девчурка. — Меня уверили, что вы неспособны вести себя так, как какое-нибудь рыло ведет себя с женщиной, которая так же прямо как и я придет к нему с полным доверием. Существует такое о вас мнение; оно ваша порука. Вы не можете не быть тем, что вы есть.

— Но дитя, кто тебя послал?

— Я поклялась, что не открою, бесполезно настаивать. И если бы я считала, то можно было бы, вероятно, насчитать пятнадцать вопросов такого же рода. И вот сколько времени вами потеряно!

Я с удивлением слушала эту воодушевленную девчонку. Ее речи меня поражали. Но забавляясь ее словами, я невольно думала вот о чем.

Хотя ты и очень горячая, но уверена ли ты, моя крошка, что ты способна возбудить страсть? Мой хозяин это знает; обычно он воспламеняется лучше спички; и если судить по тому, что я читаю в его глазах, по крайней мере, по временам, он пылает не от всего. Он холоден, как глыба льда. Это плохое предзнаменование для твоей будущей обольстительности. А ну как это не пройдет? Ты хороша, но в тебе нет еще сопротивления! Ты хороша, но в тебе нет еще благоухания женщины, того одуряющего благоухания, которое вызывает безумие в мозгу. Я здесь видела таких, которые недостойны тебя и которые не владеют даром предлагать себя с такой пылкостью; а между тем мой хозяин их обнимал, целовал, даже когда они были в его обществе всего несколько минут. А ты вот уже три четверти часа как болтаешь здесь…

Внезапно я насторожила слух. Девушка начала говорить ужасные вещи.

— Может быть, вы желаете меня видеть нагой? Действительно, вы должны посмотреть на мое тело, потому что это будет играть важную роль в моей будущей жизни; нужно использовать все средства, чтобы достигнуть этого…

Она уже сняла свою шляпу, в три приема расстегнула застежки своего корсажа. Через три минуты рубашка оказалась в одной куче со всей одеждой.

Она была прямо душка. В ней сочеталось белое с розовым. Она была нежна и свежа! Вся молодость прелестной крошки вырисовывалась в немного детских и слегка покрасневших округлениях. Она походила на статую de Source или de Ruissecue, по которой прогулялась кисточка с краской.

Мой хозяин, улыбаясь и щуря глаза, рассматривал замечательные формы тела, которые тут перед ним вырисовывались. Казалось, он забавлялся исследованием грациозных очертаний, в которых скрывалось так много дивного кокетства.