Школа Лысой горы. Мой прекрасный директор (СИ) - Елисеева Валентина

На этом Василиса прервалась, вытащила из стопки книг сборник задач по математике для одиннадцатого класса и решила пару заданий повышенной сложности. Ответы сошлись с предложенными авторами учебника, и Василиса с чистой совестью дописала в первую колонку: «сохранность абстрактно-логического мышления и профессиональных умений и навыков». Припомнила десяток школьных теорем, подумала и добавила: «отсутствие количественных нарушений памяти».

Во вторую графу отправились: «качественные нарушения памяти – помню в подробностях события, которых не было в реальности», «зрительные и голосовые галлюцинации», «периодическая мания преследования» и «стадии неконтролируемого страха». Вспомнила бархатные очи и гипнотизирующий голос своего директора, и в графу добавилось: «повышенная внушаемость и склонность к подчинению». То, что последнее являлось именно признаком развивающейся болезни, Василиса не сомневалась – раньше за ней не замечалось стремления слепо верить на слово малознакомым людям или желания опрометью бросаться выполнять их указания.

Внимательно изучив написанное, Василиса решила, что с такими симптомами опасности для детей она представлять не будет, особенно, если не перестанет различать реальное и бредово-мистическое, так что срочно увольняться – оснований пока нет. И это радует, так как в городской квартире она точно буйно помешанной станет – если уж простой разговор с дядей Олегом вызвал в итоге такие реалистичные видения стреляющих в нее бандитов, то страшно подумать до чего она дойдет при настоящем преследовании и шпионаже.

Теперь следовало выработать стратегию решения задачи, то есть утвердить план своих дальнейших действий. Окончательный вариант этого плана Василиса напевала себе под нос, шагая в сторону школьной библиотеки, и усердно не обращая внимания на шепотки по сторонам, внезапно возникающих из стен и пола на ее пути коллег, странные меняющиеся картины и надписи на стенах. Напев воспроизводил слова давней песенки советских времен:

«Ничего не вижу. Ничего не слышу. Ничего не знаю. Ничего никому не скажу!»

И не беда, что большая светло-зеленая стена рекреации второго этажа, увешанная чем попало, от плакатов здорового образа жизни до фотографий выпускных классов прошлых лет, вдруг замерцала при ее приближении и сменилась видением монструозного размера железных дверей. На дверях-галлюцинациях висели совсем уж бредовые таблички:

«Питомник заказника ОМИИ ПАСК» (Самая крупная из табличек)

И ниже:

«Драконов в вольерах не дразнить!»

«Огнетушителями в пасти многоголовых змеев не пшикать!»

«В ночи полнолуния оборотням вход воспрещен!»

«Направления на работы в питомнике и заказнике получать у Яги Лешевны или Лесьяра Михайловича в установленные расписанием рабочие часы после сдачи инструктажа по технике безопасности».

И ламинированный листок, озаглавленный «Приказ директора № 2563», строго предупреждавший о том, что в целях создания зверям спокойных комфортных условий существования, открытие телепортов в питомник и заказник запрещено.

– Ничего не вижу. Ничего не слышу, – пропела Василиса, упрямо шагая мимо стены в сторону библиотеки. – Никому ничего не скажу!

За неприметными стандартными дверьми школьной библиотеки скрывалось обширнее помещение. Высота потолков была такой, что красочная роспись на потолке была трудно различима и чтобы понять изображенный на ней сюжет, следовало бы воспользоваться биноклем. Узкие стрельчатые окна шли по обеим сторонам читального зала, рассчитанного на пару сотен человек, а с противоположной стороны этого зала ряды стеллажей с книгами уходили вглубь нескончаемого длинного коридора.

Каким образом это циклопическое сооружение умещается в стандартной школе в два этажа общей высотой шесть метров?! В библиотеке, расположенной на втором этаже школы, потолок не может быть высотой, как в готическом храме!

Дорогу всем входящим в библиотеку перекрывал длиннющий массивнейший стол, покрытый темно-зеленым сукном, бахрома которого свисала до земли, уставленный несколькими настольными лампами, ящичками картотеки, органайзерами (с шариковыми и гелевыми ручками, маркерами, выделителями текста, скотчем, ножницами и прочим), статуэтками, старинными бронзовыми и мраморными пресс-папье, перьями для письма в специальных держателях, чернильницами и многим другим, так что у Василисы глаза разбежались. В итоге сидящую за столом с книгой в руках женщину она заметила не сразу и посмотрела на нее, лишь ощутив ее тяжелый изучающий взгляд. Эту женщину Василиса видела в деревне, так же как и угольно-черного кота, сидевшего на краю стола.

– Добрый день, Всемила Ламиевна, – выпалила Василиса, неуютно чувствуя себя под двумя парами похожих желто-зеленых немигающих глаз: учительских и кошачьих. – Елисей Назарович мне учебники выдал, я их список принесла…

– Я уже записала на вас все выданное, – сухо отрезала учительница русского языка, закрывая и откладывая «Войну и мир» Толстого.

– Я хотела спросить, есть ли еще вот эти книги, – протянула Василиса листок с нужной ей литературой.

– Да, – ответили ей, мельком глянув на список. Всемила Ламиевна чуть прищурилась, смотря на Василису, и спросила: – Может, художественной литературы добавить – по вечерам читать? А то у нас в деревне заскучать недолго. Классику любите?

Учительница-библиотекарь кивнула на книгу, которую читала перед приходом нового педагога школы, и Василиса с ужасом увидела, как надпись на обложке поплыла и сложилась в новое заглавие: «Технология использования живой и мертвой воды. Издание второе, исправленное».

Василиса призадумалась было, на основании каких данных вносились исправления, и перед ней замелькали видения поверженных воинов на поле боя в старинных латах, над которыми с двумя пузырьками в руках стоит сосредоточенная недовольная Всемила Ламиевна и, капая на тела по очереди то с одного, то с другого пузырька, приговаривает: «Так-с, дозу мертвой воды надо снизить, а у живой увеличить концентрацию…»

Библиотекарша кашлянула, Василиса резко вынырнула из своих фантазий и мысленно одернула себя, велев не углубляться в опасные измышления.

– «Войну и мир» я читала несколько раз, – вежливо отказалась она. – Возможно, у вас есть Голсуорси, я давно хотела прочитать «Сагу о Форсайтах».

Всемила Ламиевна хмыкнула и развернулась к стеллажам с книгами. Василиса посмотрела на названия секций и разделов и голова у нее пошла кругом:

«Алхимия Средних веков», – вещал длинный баннер над одной из секций. Ближайший ко входу раздел этой секции именовался: «Теория философского камня».

«Исторические хроники Сварога», – было написано на стеллаже с многотомником в одинаковых переплетах.

«Биоценозы сказочных существ», – гласила надпись на другом отделе библиотечного ряда.

«Практика охранной магии»… и так далее.

Ой-ей-ей!!! Не следует забывать, что верные надписи были в самом начале: «Учебники начальной школы», «Алгебра и начала математического анализа», «Внеклассное чтение».

Получив из рук Всемилы Ламиевны свою литературу, Василиса выскочила из библиотеки как ошпаренная и понеслась в собственный кабинет математики, где стандартные таблицы квадратов чисел и тригонометрических формул оставались самими собой при любом ухудшении ее психического состояния. Любовь к математике оказалась сильнее прогрессирующей болезни: все связанное с этой точной наукой перепутать и исказить не могло даже больное воображение.

Ее никто не беспокоил, позволяя спокойно сосредоточиться на деле подготовки к урокам. Только к обеденному времени Василиса рискнула совершить еще одну вылазку и посмотреть на столовую, к чему настойчиво подталкивало проснувшееся чувство голода.

В столовой всем заправляла синеглазая Мара Кощеевна. Для Василисы осталось загадкой, как эта бойкая молодая девушка успевала в одиночку все приготовить и вымыть, если в школе триста с лишним учащихся, но факт оставался фактом – единственной работницей кухни здесь была Мара. Эта девушка с русой косой сегодня была в новой футболке с надписью: «Виртуозно играю на нервах. Вы какой мотив предпочитаете?»