Операция «Купюра» - Инна Тронина

– Нет, ребята, хотя спасибо на добром слове, – отказался Кулаков. – Помните, в «Месте встречи» замечательную фразу говорит один урка? «Нас всех когда-нибудь укокошат». Да, я понимаю, что расправа близка, но это лишь немного щекочет нервы. Все мои чувства давно выгорели, притупились. И говорю я вам всё это вовсе не потому, что сильно раскаиваюсь. Ну, не легла карта – что ж делать? Я был и остаюсь заклятым врагом любых властей. Любых, слышите? Но кое-каких людей из органов я уважаю. Таких, например, как Сириус.

– А деньги, значит, любишь? И ради них на многое можешь пойти? – прищурился Тенгиз. – Пока не побили тебя Иващугины ребята, наверное, на их стороне стоял.

– Жена болеет – с тех пор, как наш единственный сын погиб. На мотоцикле разбился по молодости – рокером был. Я стараюсь по пустякам её не беспокоить. Даже дачу согласился взять – чтобы не болталась по казённым санаториям. Но теперь, вижу, ничего не выйдет. Хотя какая тебе печаль? Не возьму я – возьмут другие, как говорят на Востоке. А власть я действительно никогда не жаловал, всегда свободный дух имел. А уж эту-то, которая сейчас напролом прёт!.. Они так круто раскидывают, что и среди блатных не всякий сумеет. Преступный мир живёт по понятиям, а это очень жёсткий кодекс. Он исключает двойной стандарт. По крайней мере, в открытую понятия никто нарушать не будет – побоятся. Парадокс? В «малине» играют по правилам, а в начальственных кабинетах – нет. И ведь понимают, сукины дети, что кругом творится! Но циники, циники несусветные, и даже скрывать это не хотят. И потом – блатных никто не выбирал, судьбу свою им не вручал. Каждый из них знал, на что идёт, и должен быть готов… А этих народ на руках тащит к власти! Слушает сладкие сказки про то, как всё будет вкусно и мягко. Да, кому-то будет, но только не им. Из этих младших научных сотрудников, которые на площадях митингуют, последний ливер выдавят. Да, когда-нибудь маятник дойдёт до крайней точки, полетит назад. Найдётся новый лидер, который сыграет по их же правилам, но – против них. Ничто не вечно под луной, но сейчас им верят; и будут верить долго. Демократам, а, точнее, правым либералам, всё прощают, как прощали раньше коммунистам. Они на какой-то период страной завладеют. Распродадут, что сумеют… Впрочем, мне-то что? – опомнился Борис Ананьевич. – Разговорился, как старый хрыч на лавочке.

Он встал, подошёл к сейфу, дверца которого была замаскирована под картину. Вынул из кармана ключ. Щёлкнул замком, набрал довольно-таки длинный код. Тенгиз, наблюдая за хозяином, ерзал на стуле – у него застоялась кровь Что касается Михаила, то он сидел спокойно, ожидая. Чем же всё закончится.

– Возьмите это, – сказал Кулаков, протягивая Ружецкому зелёную твёрдую папку. – Только не кладите в «дипломат». Лучше суньте под ремень – заодно и защита будет…

– Что это такое? – спросил Ружецкий, чувствуя, как немеют губы.

– Все документы по делу о купюрах, которые у меня имеются. Святослав сегодня в том числе и за ними пожалует, только уже не найдёт, – с мстительной радостью сообщил Кулаков. – Там есть очень интересные фотографии – дайте-ка на секундочку… – Он полистал бумаги в папке. – Вот, смотрите – Иващуга, Баринов и я, в ресторане «Олень». Это в Зеленогорске, на Новый год снимались. А это – прошлым летом в Прибалтике. Стеличек, Иващуга и Воронов…

– А Воронов кто такой? – сразу же вскинулся Михаил.

– Наш покровитель в верхах, о котором я говорил. Но про него чуть попозже. Тут же находится и составленный мною список тех отделений Сбербанка, где меняли купюры для, так сказать, мафии… Вы удовлетворены? – Кулаков наслаждался произведённым эффектом.

– Борис Ананьевич!.. – Ружецкий всё ещё не мог поверить в такую удачу.

– А вот здесь – предварительный перечень магазинов, которые хотят продать за «грязные деньги». И фамилии тех, кто будет назначен в фиктивные хозяева. Там посмотрите – много интересного. Прямо отсюда, никуда не заходя, езжайте сразу на Литейный, положите папку в самый надёжный сейф. В такой, чтобы доступ к нему имели немногие. К сожалению, я не могу назвать вам имя «крота», который внедрён в «Большой Дом». Поверьте – не знаю! Но уверен, что он существует. Потому и прошу – берегитесь сами, храните папку…

– Ну а Воронов-то? – напомнил Тенгиз, расстроенный тем, что не придётся пойти в солярий. – Он сейчас в городе?

– Должен быть, если в Москву не сорвался. В этом году уже за границей уже успел побывать, в Японии. Джип «Ниссан» привёз, два видеомагнитофона, посудомоечную машину. Вообще-то их клан в Москве, и он уже достаточно обширный. Все берут начало от члена Политбюро давних времён. Теперь, конечно, наш демократ от такого родства активно открещивается. В чужом городе это легче сделать. Москвичи ведь куда больше про него знают. Пришла пора срочно пересаживаться в другой вагон, чтобы не потерять место у корыта. Двоюродный брат нашего депутата – дипломат, военный атташе. Давно уже из-за бугра не вылезает. Таскают, таскают в дом импортное барахло – и всё им мало, гадам! Когда только подавятся?

– Понятно! – Михаил привстал за столом – ему хотелось поскорее доставить материалы в Главк. – Одного не могу взять в толк – какая выгода Воронову от Стеличека и Иващуги? Или они его шантажируют? Вы в курсе?

Михаил закинул ногу на ногу и закурил, пощипывая рукав своего джемпера из тёмно-синего мохера.

– А его не надо шантажировать. Митя Воронову всегда поможет. И тугриков подкинет – на избирательную компанию, на газету, на прочие всякие нужды. А тому чего ещё надо? Москвич должен дружить со здешними «авторитетами». Разумеется, и «братва» в убытке не остаётся. Надо будет хай в прессе поднять, вас, к примеру, дерьмом обляпать – он всё устроит.

– У Воронова своих башлей нету? – недобро ощерился Тенгиз.

– Почему же? Есть. Но, знаете, этого добра много не бывает. Кроме того, что я перечислил, многие статьи расходов требует. Помещение под приёмную, например, получше снять. Да и нужным людям нужно подарки делать, в том числе и тем, которые сидят в Москве. Между прочим, далеко не все ходят на митинги задаром. Когда требуется массовость, надо тоже приплатить. Чтобы стать популярным, любимцем народа, стоит раскошелиться. Своих средств на всё и не хватит, особенно когда сам хочешь оторваться по полной…

– Спасибо вам, – ещё раз поблагодарил Ружецкий и сунул папку себе под ремень. – А вы с Вороновым когда познакомились?

– В прошлом году, когда он вёл кампанию. Я тогда общался с валютчиками – ведь «вышкой» это уже не пахло. – Святослав Иващуга мне и представил Воронова. Сказал, чтобы я валютчикам своим клич бросил – пусть скинутся ради хорошего человека. Объяснил, что и ему, и мне в городских верхах нужен покровитель. У него соперник был, коммунист; вполне реально мог победить. Так Ворон по указке Иващуги его припечатал принародно. Мол, за границу ездил, государственные деньги тратил, детей в МГИМО устроил. А теперь будто бы соперник этот хочет дочку в Оксфорд отправить, в университет. Того в самый ответственный момент инсульт трахнул, и вопрос снялся. Теперь уже почти год коммунист ходит с перекошенным лицом, опираясь на две палки. А Воронов сделал всё то, что приписал ему во время предвыборных дебатов. Да вы скоро с Вороном познакомитесь – когда он закаркает. Начнёт Баринова вызволять, если только того раньше не оприходуют. Вам нужно первыми нанести удар по Воронову. Вы должны дать ему понять, что все материалы уже на Литейном. Арестовать вы его, к сожалению, не сможете. А вот шороху наделать – вполне. Никакой мандат его не спасёт от друзей-бандитов – если они решат, что такой депутат им больше не нужен. Пусть им хоть раз икнётся…

Кулаков стоял у окна, жадно смотрел в ту сторону, где было кладбище. Электричка опять прошла по рельсам – теперь уже в город. Голос хозяина начал срываться, затухать; глаза будто бы подёрнулись плёнкой. Он жадно вглядывался в голубое, с розовыми отсветами, небо, на переливающиеся в воздухе крохотные льдинки.

– Какая зима красивая! И морозная… Я зимой родился – через неделю юбилей. Скажите Ворону, что насчёт готовящихся провокаций всё знаете и меры примете. Не знаю, не могу предположить, как он на это прореагирует. Да и не от него зависит ваша судьба. И даже не от Стеличека, в конечном счёте. Решать всё будут Иващуга и Жислин. Запомните ещё одну, последнюю фамилию. Одно могу сказать – за того, кто его прикончит, нужно будет весь век свечки ставить. Я бы рассказал про этого зверя, да времени уже нет. Пусть другие скажут – он личность известная. А в остальном – как судьба. У Бога насчёт нас, грешных, свои планы…

– Не волнуйтесь. – Ружецкий встал из-за стола, шагнул к Кулакову и обнял его. – Кем бы вы ни были, Борис Ананьевич, свои грехи вы искупили. Не знаю даже, как и чем вас отблагодарить. В камеру садиться вы не хотите, а насильно я вас задерживать не стану. Вы не знаете, где Иващуга находится сейчас? Может, взять его на основании ваших материалов? Неужели позволить ему на свободе гулять и готовиться к новым преступлениям? Зачем вы так покорно на заклание-то идёте?