Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть? - Мойес Патрисия

Сэр Джеймс помолчал, затем спросил:

— И вы расследуете это как дело об убийстве?

— Да.

— Рад это слышать, — кивнул сэр Джеймс.

— Почему?

— Потому что в таких обстоятельствах вы могли бы поддаться искушению счесть ее смерть самоубийством, но это было бы ужасной ошибкой. — Сэр Джеймс замолчал, подбирая слова. — Я не психиатр, инспектор, но моя обязанность — сообщать плохие новости, очень плохие, и я хорошо научился разбираться в людях. Миссис Доджсон разрыдалась, как только услышала правду. Это хороший знак. Чем быстрее грянет неизбежная буря, тем скорее горизонт прояснится. Потом она взяла себя в руки и задала мне множество очень разумных вопросов. Ей хотелось знать все о состоянии ее мужа, как ухаживать за ним, чтобы сделать приятными его последние месяцы. В общем, ее подход я бы назвал в высшей степени конструктивным. Не могу представить, чтобы она тут же покончила с собой.

— Она этого и не сделала, — уверенно ответил Генри.

— Но… — Сэр Джеймс колебался, стоит ли ему задавать вопрос. — По поводу ее имени. Вы утверждаете, что ее на самом деле звали не миссис Доджсон?

— Верно.

— Тогда… простите, что задаю такой вопрос, но я не могу не думать о своих пациентах… кто позаботится о нем?

— Ваш пациент женат, — ответил Генри, — не могу сказать, будет ли его жена столь же разумна и готова взять на себя ношу заботы о муже, как мисс Пэнкгерст. Через некоторое время я пришлю ее к вам.

— Это ставит меня в очень деликатное положение, — невесело произнес сэр Джеймс. — Скажите, миссис Доджсон… настоящая… знает, что?..

— Не могу вам этого сказать, — проговорил Генри. — Не сейчас. Но я могу утверждать, что она придет к вам и ее фамилия тоже не Доджсон.

Уимпол-стрит Генри покинул в шесть часов. Он позвонил из ближайшей телефонной будки Олвен Пайпер. Девушка сразу же взяла трубку и не слишком обрадовалась звонку.

— Мне нужно быть в театре в половине девятого, — сказала она, — это не очень удобно. Я ожидала, что вы позвоните раньше.

— Я буду у вас в половине седьмого, — ответил Генри, — если бы вы могли уделить мне хотя бы полчаса…

— О, хорошо.

Генри с интересом ожидал возможности увидеть дом Хелен. Он уже знал, что она не была богата. Пара сотен фунтов в банке и доход от небольшой страховки — вот все, что достанется ее сестре из Австралии, за исключением, разумеется, мебели и личных вещей. Генри подумал, что, возможно, как большая часть незамужних женщин, Хелен тратила зарплату на одежду и квартиру.

Квартира находилась на восьмом этаже нового здания, была обставлена добротной современной мебелью — довольно простой с виду, которая свидетельствовала о хорошем, пусть и несколько строгом вкусе покойной. Нельзя было не заметить отсутствия украшений и безделушек, которых обычно полно в домах, где живут одни женщины. Здесь было лишь несколько стеклянных и керамических ваз простых геометрических форм от, по всей видимости, скандинавских дизайнеров, а также репродукции картин Кандинского и Клее — все остальное было строго функционально.

Олвен грубовато приветствовала Генри:

— Думаю, вы хотите осмотреть квартиру. Приступайте. Мне надо переодеться. Если понадоблюсь вам — позовите, я буду у себя.

С этими словами она исчезла за дверью. Он успел заметить невероятный беспорядок, царящий в маленькой спальне Олвен. Одежда, книги, бумаги, пластинки валялись повсюду. Контраст между хаосом ее комнаты и идеальным порядком в остальных помещениях лишний раз подчеркивал, что они с Хелен были не самыми подходящими соседями.

Квартира состояла из маленького холла, большой гостиной с балконом, комнаты Хелен, комнаты Олвен, ванной и кухни. Гостиная не привлекла внимания Генри — она напоминала витрину магазина и несла на себе лишь небольшой отпечаток личности хозяйки. Кроме того, он был убежден, что Хелен не стала бы держать в гостиной ничего личного. Он направился в ее спальню.

Здесь тоже практически не было заметно присутствия женщины. На односпальной кровати лежало сшитое на заказ темно-синее покрывало, на простом туалетном столике из светлого дуба стояли духи и минимум косметики, хотя, как заметил Генри, это была очень дорогая косметика высокого качества. В ящиках аскетичного дизайна комода он увидел аккуратно сложенную чистую одежду и носовые платки. Гардероб был в таком же идеальном порядке. Лишь несколько испачканных платков в корзине для грязного белья свидетельствовали о том, что Хелен была обычным человеком, уязвимым, как все смертные, и страдала от сильной простуды. Генри расстроился. В комнате имелось небольшое бюро, и оно не было закрыто. Генри отодвинул его крышку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Первым, что привлекло его внимание, стало неоконченное письмо, лежавшее наверху стопки чистой бумаги. Оно было написано чернилами, твердым почерком с наклоном. Начиналось оно словом «вторник». Генри взял его в руки и прочел:

Думаю, мне наконец-то удалось это заполучить. Пусть не совсем то, что продают в Париже, но я попросила Терезу привезти мне образец, чтобы я могла их сравнить. Я почти приняла решение насчет синего платья из джерси — того, которое Бет хотела сфотографировать. Думаю, я скажу точно через несколько дней.

На этом письмо заканчивалось. Поскольку оно не обрывалось на середине предложения, Генри решил, что Хелен просто отложила его, желая дописать потом. Вероятно, она опаздывала на встречу с врачом. К письму было что-то прикреплено большой булавкой. Генри перевернул лист, ожидая увидеть лоскут ткани — письмо явно было адресовано портнихе Хелен, — но, к некоторому своему удивлению, обнаружил там листок писчей бумаги. Он собрался было вернуть письмо на место, но понял, что у него нет образца почерка Хелен — в редакции она работала исключительно на машинке, — поэтому он сложил листок и убрал его в карман.

За исключением письма, бюро, к разочарованию Генри, оказалось в таком же идеальном порядке, как и вся жизнь Хелен. Он обнаружил аккуратно подшитые квитанции, банковские выписки и счета. Нашлась и папка под названием «Неотвеченные письма», в которой лежало послание от старой школьной подруги, приглашавшей Хелен провести выходные в Шропшире с ней и ее мужем; сообщение из лондонского магазина, извещавшее о том, что абажура желтого цвета, который она заказала, нет, но есть голубой; а также карточка от энергетической компании с известием, что, если хозяйке будет удобно, их представитель посмотрит неисправную плиту в два часа в следующий понедельник.

Заканчивая изучать бюро, Генри почувствовал, что ему не по себе от безликости всех этих бумаг. Здесь не было ни приглашений, ни открыток от восторженных путешествующих друзей, ни второпях нацарапанных записок, назначающих или отменяющих свидания. Он задумался: было ли это результатом того, что Хелен никогда не получала ничего подобного, или она сразу уничтожала всю личную корреспонденцию?

Решив поговорить об этом с Олвен, Генри в последний раз окинул взглядом комнату, но не увидел ничего нового. В маленьком книжном шкафчике обнаружилось несколько детективов, пара модных биографических книг, известная, но имеющая мало отношения к науке книга об археологических открытиях в Египте, полное собрание А.А. Милна и пара популярных романов — один написанный университетским профессором, а второй профессиональным карманником. Нижняя полка была забита старыми номерами «Стиля». «Не интеллектуалка, — заключил Генри, — чуть-чуть выше среднего».

Из всего, что было в комнате, больше всего о Хелен могла рассказать ее одежда. Генри не слишком разбирался в моде, но даже он мог заключить, что вещи в одежном шкафу свидетельствовали о хорошем чувстве цвета их хозяйки и готовности к экспериментам в сочетании с приверженностью к классическому стилю. Среди одежды Хелен не было ни шляпок с вуалью или искусственными цветами, ни платьев мягких пастельных тонов, ни изделий, отмеченных смелыми дизайнерскими решениями. Генри понял, что согласен с Марджери Френч: Хелен хорошо одевалась — этому ее научила работа в «Стиле», — но была слишком осторожна, чтобы стать главным редактором модного журнала. Помимо воли Генри в его памяти всплыло слово «интуиция», которое он так часто слышал в последнее время. Кажется, он начинал понимать, что оно значит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})