Перестройка - Александр Ванярх

Состав медленно пополз вдоль перрона. Проводница, молоденькая белокурая девушка, пропустив Егора, встала на площадку и, выставив желтый флажок, одной рукой придерживаясь за перила и немного наклонившись, посмотрела в хвост уходящего состава. И в это время появившийся невесть откуда мужчина, шмыгнул между ней и Егором и скрылся, внутри вагона.

— Что, лейтенант, никак проститься не можете? — не поворачиваясь, сказала девушка. — Училище закончили?

— Иса-е-ев, — кричали лейтенанты, — не исчезай!

— Да, закончили, к мамке едем.

Проводница закрыла дверь и, пропуская впереди себя Егора, вошла внутрь сверкающего лаком, почти новенького, купейного вагона.

— У вас какое купе?

— По-моему третье, вот посмотрите сами.

— Хорошо, давайте, все равно билеты будут храниться у меня до конца следования.

— Вас Егором зовут?

— А вы откуда знаете?

— Так ваши же друзья потом даже фамилию прокричали. Значит, Егор Исаев?

— Ну и что же, предположим.

— А меня зовут просто — Зина.

— Вот и познакомились.

— Вы идите, положите свои чемоданы, народу все равно не будет.

— А почему? Вагон бронирован?

— Вы откуда свалились? Кто же за такие бабки сейчас ездит. В таком поезде, да еще в купе?

— И что, порожняком гоняете?

— Да нет, вот сейчас военные, зачастили — выпускники училищ, потом буржуйчики кое-какие.

— А вы не любите этих «буржуйчиков»?

— Так за что их любить-то? Большинство из них ворюги и проходимцы.

— Да не все, может даже, далеко не все.

— Я же и говорю: большинство. Да вы не стойте, несите свои чемоданы, потом приходите: чайку попьем, поболтаем.

Егор медленно пошел по проходу. «Куда же он девался, мужик тот, словно тень шмыгнул, — и все, — подумал, — а проводница, видать, не заметила, думала: я ее подтолкнул.»

Открыл купе, поставил на пол, под столик, чемоданы, повесил пиджак на крючок и вышел. В вагоне, действительно, — никого. Зинка сидела с открытой дверью в служебном купе.

— Ну что, отнесли? Садитесь, сейчас чаю поставлю. И сколько же вам лет?

— Двадцать третий пошел.

— Ого, мужчина, жениться не успели?

— Да нет, у нас по крови так: батяня мой женился в двадцать пять, а дед и того позже.

— Хорошо, когда «и папка, и мамка, и дедка, и репка».

— Вот и не так — одна «и мамка».

— Чего ж так?

— Длинная история и довольно грустная.

— А у вас закурить не найдется, товарищ лейтенант? — чуть игриво и немного дурачась, спросила Зина.

— Извините, но я не курю.

— И не пьете?

— К сожалению, нет.

— Почему же «к сожалению»?

— Это я к данному случаю.

— И даже к данному случаю — вот чай поспеет, и хватит с нас. Мой муж...

— Вы замужем?

— Нет уже.

— То есть, как это?

— Анекдот есть такой. Грузин спрашивает у девушки: «Вы замужем?» А та отвечает: «Нет». А грузин говорит: «Еще или уже?» Так вот у меня — «уже».

— Понятно, а, вроде бы, совсем девочка.

— Конечно, девочка, мне-то всего девятнадцать.

— И когда же вы успели?

— Успела, еще семнадцати не было. Муж был старше меня на шесть лет.

— И где он сейчас?

— Сидит в тюрьме, тут, в Саратове.

— Да, вариант. И много дали?

— Шесть лет, два уже отсидел, только развелась я с ним. А он все пишет и пишет.

— И за что сидит, если не секрет?

— Какой там секрет, он терпеть не может буржуйчиков, вот и влип из-за одного подонка.

— Вас не поделили?

— Да нет, мы уже женаты были, просто стояли на остановке трамвая, с обеих сторон рельсы, и один, на «форде», вылетает на них и прямо на нас. Ванька меня оттолкнул, а самого машина зацепила, но не сильно, Иван только упал. Буржуйчик остановился, вышел из машины и, увидев, что мой-то цел и поднимается, бьет его ногой в живот. Вот тут-то все и произошло... Эх, закурить бы!

— И что же произошло?

— Да ничего хорошего — труп.

— Как — труп?

— Молча. Буржуйчик оказался хлипким: перелетел через капот машины, ударился головой о рельсы и был таков.

— Так свидетели-то были, он же первый!

— Ага, «свидетели», «первый». Это вот тут хорошо говорить, а когда все куплено, а мой только вышел «оттуда».

— Откуда — «оттуда»?

— Из тюрьмы, сидел он в колонии.

— Когда же он успел — за столько-то лет?!

— Да, успел и еще как, — дважды.

— Тогда ясно.

— Ну вот, и вы туда же! А я ему поверила. Так он жалостливо за отца своего и за мать рассказывал!

— А как же тогда с разводом?

— Ну, это уже другой разговор, только сейчас я начинаю понимать, что он подстроил все это, за деньги, конечно, и ради меня.

— Ничего не понимаю.

— А чего тут понимать, была у меня подруга, а вернее — хорошая знакомая, ухлестывала за Иваном когда-то. Так вот приходит она ко мне после того, как моего посадили, и говорит: «Я тебе, Зинка, не хотела говорить, но теперь можно, — раз его посадили.» Ну, то да се, а у нее был мальчик, прижила с кем-то, такой черненький, кудрявенький, на Ивана моего похож. Я еще своему говорю: «Не ты ли с Нинкой побаловался?» А может, я сама им эту идею подала? — вдруг встрепенулась проводница, — А чего, вполне может быть!

— Да о чем это вы?

— Так вот эта Нинка мне и говорит: «Дело прошлое, но сыночек мой от Ваньки твоего, вот и письма у меня от него имеются, и сейчас грозится ко мне вернуться», — и сует мне письма. А это, последнее, сверху. Схватила я письмо, бегло прочитала. Там он клялся ей, что вернется к сыну. Ну, я на развод. А когда человек в тюрьме, этот вопрос решается быстро.

— А дальше? Что дальше-то было?

— Так ничего не было, письма он мне стал писать, умолял, что любит, — зря это затеял, только я ему так же не верила, а вот сейчас...

— Любите его?

— Да. Господи, и откуда ты такой взялся? — вдруг рассердилась проводница и зло посмотрела на Егора, — «Любите», «не любите»!

— Так я-то — ничего, просто интересно, судьба ваша, можно сказать.

— Ты посмотри на него, а ну, повернись боком.

— Чего это я буду вертеться?

— Повернитесь-повернитесь, — похож, даже очень.

Вечерело, в вагоне зажегся мягкий голубоватый свет.

— И на кого же я похож?

— На Ивана моего.

— Это уже плод вашей фантазии.

— Да нет, правда: волосы, кудри, нос, губы.

Закипел чай. На очередной станции вошли двое пассажиров: мужчина и женщина. Зинаида определила их и вернулась к Егору.

— Муж с женой, в Москву едут, а у вас в Москве пересадка?

— Да, только я, вначале, кое к кому заехать должен.

— А, невеста? Это — надо.

— Да нет, просто хорошие знакомые, можно сказать, дальние родственники. Мамка просила.

Более трех часов просидел Егор в служебном помещении.

— Ну, бывайте, здоровы, надо мне отбиваться, спокойной ночи.

— Бывайте-бывайте, завтра приходите. Исаев вышел в тусклоосвещенный коридор и направился к своему купе. Взялся за ручку, но дверь не поддавалась. Егор посчитал, что ошибся. Посмотрел на табличку и в этот момент дверь резко открылась, и чья-то сильная рука, схватив его за плечо, резко дернув, втащила в купе.

Глава третья

В разгар лета на дачных участках работы хоть отбавляй. И полоть надо, и поливать надо, а тут еще жара стоит неимоверная. Хорошо хоть, что деревья подросли. У палисадника, в тенечке да на лавочке, а еще когда легкий ветерок поддувает, и духота не так мучает.

Вот и сидит себе когда-то боевой разведчик, энергичный человек, целый полковник, а сейчас ничем не приметный худощавый, с совершенно белой головой, старик напротив своего небольшого дачного домика и думает. О чем же думает старый разведчик? Да кто же его знает? Всякие мысли лезут в голову. В семье, вроде бы, и нормально, а нет-нет, да и подкинет эта «шатия-братия», как часто называет своих внуков Владимир Иванович (а это был именно он) проблемы и проблемки.

А вчера так уж, действительно, странный разговор произошел у него с соседкой своей по даче, Ольгой Никитичной Голубевой. Оказалось, что она родом из Крыма, притом хорошо знает Старый Крым. А когда Кузнецов рассказал, где стоит дом его предков, Ольга Никитична так побледнела, что даже видавший виды разведчик испугался за нее.

— Что с вами. Ольга Никитична, вам плохо?

— Ничего-ничего, Это бывает, сердечко пошаливает.

— Так садитесь рядышком, отдохните, небось, за день намаялись, тут работы — непочатый край. Я вот уже не могу, внуки по субботам налетают, а вы, я вижу, все одна и одна. У вас, вроде бы, сын есть, женился, что ли? Не видно что-то.

— Да как вам сказать: и женился, и «что ли».

— Ну-ну, запретная зона, так сказать, понимаю, понимаю. У меня у самого в свое время этих зон было предостаточно.

— Да нет, не совсем и запретная, люди сейчас так живут: даже рядом квартиры, а друг о дружке ничего не знают.