Летом сорок второго - Михаил Александрович Калашников

Ранней осенью, пока его не перевели в «Морбенье», Джованни служил в батальоне «Тирано». Они были на правом фланге «Тридентины», на стыке с соседним «Эдоло».

Сначала они не могли понять, что за строения сгрудились на краю высокого холма. Что за необходимость была селиться русским здесь, в этом красивом, но неудобном месте? Холм высокий, и те, что жили здесь, наверняка испытывали трудности с водой – попробуй подыми ее из Дона на такую высь.

Посреди построек зиял темный провал бывшего колодца, огороженный наваленным в кучу хворостом. Громадную проплешину, устланную битым кирпичом и прочим хламом, окружали пристройки, хозяйственные помещения, дома в два и три этажа, где над дверными косяками угадывались очертания восьмиконечных крестов. Рядом был запущенный, но еще родивший сад. Все это говорило о бывшем здесь монастыре.

От венгров, что еще жили здесь пару дней, пока итальянцы располагались и подвозили снаряжение, удалось узнать, что в сердце горы устроены огромные катакомбы с множеством переходов, тупиков и комнат. Их так много, что венгры, сунувшись было туда, поняли: без проводника там делать нечего и спешно покинули подземелье. Да и полезли они в него вынужденно, после того как однажды ночью через эти тайные лазы в их расположение пробралась русская диверсионная группа. Венгры подорвали тайный лаз и сровняли его с землей, но все же выставили пост, на случай если русские вздумают раскопать нору, и на прощание наказали своим сменщикам следить за этим местом.

Потом его роту посылали в помощь 46-й роте. Они оборудовали позиции к югу от городка, где разместилась «Тридентина». Склон был изрыт давними подзатянутыми ранами прошлой войны. Люди здесь уже стреляли друг в друга в те годы, когда большевики боролись за власть. Во время работ ребята случайно вывернули из земли скелет, обряженный в лохмотья, напоминавшие военную форму. На груди его была приколота серебряная награда, полученная, очевидно, за Великую войну. Награду заграбастал взводный, а останки отнесли чуть выше позиций и зарыли в отдельной неглубокой ямке, поставив маленький крест, сколоченный из дощечек от консервного ящика. Будут ли ухаживать за могилой русские, когда снова придут на эту землю?

В Великой войне итальянцы были с русскими в союзе. Плохо, что теперь они на другой стороне. Им не повезло с их революцией… А итальянцам со своей? Вот теперь расплачивайся, Джованни, за грехи отцов. Ты не выбирал своего дуче, ты не вносил его на руках в королевский дворец, это сделали за тебя твои отцы и старшие братья. Так отчего они не сидят с тобой бок о бок теперь в окопе? Ради чего парни твоего возраста каждый день едут в тыл с пневмонией и отмороженными пальцами? Не достойны ли отцы после этого твоих проклятий, Джованни? Как и сам ты, плоть от плоти, повторение своих отцов…

В ранних сумерках проснулась артиллерия и с нею все, что дремало до этого по обеим сторонам реки. Дрогнул воздух, а с ним и сухой рассыпчатый снег, обвалившийся с деревьев. Пехота ждала своего часа, собранная в окопах. По стенкам ячеек и ходов сообщений струился перемешанный со снегом песок, шелестел о стальные каски, набивался в ворс шинелей, стекал за голенища.

Снаряды и мины ложились по пристрелянным и обозначенным разведкой итальянским блиндажам, разбивали остатки жилищ, которые итальянцы не успели разобрать на укрытия. Снопы грязного снега вырастали с обоих боков краснокаменной церкви.

Скоро и на вражеском берегу проснулись пушкари. Итальянцы били наугад, почти все заряды ложились в густой дубовой роще, покрывавшей остров. Много выстрелов легло на донскую гладь. Враг, почуяв скорую операцию, старался перекрыть путь советской пехоте. Однако нарушить общую целостность речной трассы не получилось – снаряды лишь пробивали бреши в монолитном ледяном панцире. Сумерки сменил рассвет, дуэль артиллеристов заметно ослабла, но не стихла совсем. Лишь ближе к полудню стрельба прекратилась. Оба берега затаились в тревожном ожидании.

Черепанов в нетерпении перебирал пальцами цевье своего карабина. По дну траншеи, притирая солдат к стенкам, продирался ротный. Через одного хлопая солдат по спинам, он пытался их подбодрить.

– Не сутулься, косопузый! – достался крепкий шлепок и Черепанову.

Солдат выдавил в ответ жалкую улыбку. Дальше сидели два новых, незнакомых бойца, ротный приостановился.

– Как живете-можете, бабоньки?

– Все ничего, товарищ лейтенант, только жаль, курить нельзя, – быстро ответила одна.

– После боя накуритесь. И почему вас ко мне прислали? – скорее сам у себя спросил ротный.

– Видать, грешок за вами есть, вот комбат и мстит за прошлые обиды.

– Милая моя, кого ты на фронте безгрешным-то видела?

– Да я вот, к примеру.

– Молчала б, хавронья.

Женщина коротко засмеялась и кокетливо отвернула от ротного свое некрасивое стареющее лицо. Черепанов увидел выбившуюся из-под ушанки прядку темно-русых волос, потрескавшиеся губы.

На правом фланге залился командирский свисток, солдаты вынырнули из укрытий. Перед глазами быстро промелькнули деревья. В три прыжка Черепанов выскочил на речной лед. Нетронутая снежная гладь ослепила своей белизной. Ближе к середине чернели корявые майны с уродливыми краями. У иных бойцов от ремней тянулись постромки к деревенским салазкам и легким нартам, сбитым из пары лыж, на которых громоздились ящики с патронами и перевязочным материалом.

Слева от Черепанова кто-то послал в сторону высокого правого берега короткую очередь из ППШ. Как по команде, наступающая цепь огрызнулась выстрелами. Черепанов видел, что бежит прямо на полынью, и на ходу изменил направление. Сзади налетели на него и опрокинули. Не успел Черепанов подняться, как с того берега ударили несколько пулеметов. Дон ответил на эти выстрелы снежными брызгами и ледяной крошкой. Нескольким пришлось упасть, но остальные уже подбирались к крохотному островку, поросшему прозрачным голым кустарником. Еще несколько прыжков, и Черепанов упал на снежно-песчаный берег острова. Скосив взгляд в сторону тыла, он заметил десяток неподвижных тел на льду и ковылявших к своему берегу раненых и санитаров с санками.

Рядом послышался голос ротного:

– Ребята! Рванем! До берега доплюнуть можно, там мы в мертвой зоне. Пулеметами нас не возьмешь, а выбивать не сунутся, итальянцы – народ жидкий!

Быстро переползли остров и сгруппировались на ближнем к врагу бережке. Снова свисток – и в глазах замелькал до ужаса близкий чужой склон. На этот раз