Совок 10 (СИ) - Агарев Вадим

Паны дома не оказалось, а Лизавета, как ей и было строго наказано, сначала долго смотрела в глазок. И только убедившись, что за дверью стою я, с визгом впустила меня в квартиру. Все её попытки броситься мне на шею, я безжалостно пресёк. Исходя из чисто гигиенических соображений.

— Ты убежал? Или тебя отпустили? — шпионским шепотом начала грузить меня вопросами малолетняя прощелыга, пока я разувался в прихожей. — Не бойся, я никому не скажу!

Не обращая внимания на глупые вопросы и радостные возгласы, я сразу же направился в сторону ванной.

— Принеси трусы и полотенце! — выдал я команду бывшей пельменной воровке, — И таз с балкона тоже принеси! — уже в спину крикнул я послушно метнувшейся в комнату девчонке.

Зайдя в ванную, я включил горячую воду. После чего начал раздеваться, с запоздалым отвращением замечая засохшие бурые пятна на рубахе и на джинсах. А когда заглянул в зеркало, то еще больше возжелал скорейшего омовения.

В короткой и всё же спутанной прическе, а также на шее и частично на ушах, я заметил следы засохшей юшки. Чужой и от того еще более омерзительной. Не дожидаясь, пока наберётся ванна, я решительно выдернул пробку и прямо в трусах залез в неё. Встав под лейку горячего душа. Очень хотелось побыстрее смыть с себя поверхностные следы кровавого душегубства.

Таки, правы иногда бывают марксистко-ленинские теоретики. Именно бытие определяет человеческое сознание. В стенах вонючего изолятора такой вот ярко выраженной брезгливости, как сейчас, я не испытывал.

— Вот! — покрасневшая Лиза положила на стиральную машинку большое банное полотенце и мои семейные труселя, — Сейчас еще таз принесу! — пообещала она и, не глядя в мою сторону, выскочила в коридор.

Смыв с себя лагерную пыль, я заткнул пустую ванну и расслабленно улёгся в неё.

Вернувшаяся Елизавета порывалась затолкать валявшиеся на полу вещи в стиральную машинку, но я запретил ей это делать.

— В тазу сначала замочи! — надоумил я её, — И порошка туда побольше насыпь. А мне в ванну шампуня налей, пусть пахнет! — лениво раздавал я указания, чувствуя, как постепенно меня отпускает.

Дождавшись, когда моя воспитанница выйдет, снял с себя оставшееся бельишко и бросил его в таз с замоченным шматьём. Когда нестерпимо горячая вода дошла до подбородка, я почувствовал себя почти счастливым и умиротворённым членом общества.

Минут за десять отмокнув и убедившись, что сквозь густую белую пену моих мущинских причиндалов не видно, я кликнул к себе юную захребетницу.

Осторожно приоткрыв дверь и засунув в щель свой нос, Лиза смущенно уставилась в потолок.

А я, блаженствуя и шевеля пальцами ног под слоем пены, принялся проявлять любопытство. Задавая вопросы по поводу того, что происходило в моё отсутствие.

Всё оказалось не так уж и плохо. Подполковник Дергачев меня не подвёл. С лизаветиных слов я узнал, что вчера к ним с Паной заявился крупный мужик в милицейской форме. Разговаривал этот мужик с Паной на кухне, из которой Лизу предварительно выперли. Но так получилось, что она их разговор всё-таки услышала. Случайно, разумеется. Не весь, но большую его часть. И потому урюпинская племянница знает, что вчера меня посадили в тюрьму. И еще она знает, что Пана Борисовна тоже вчера, сразу после разговора с ментом, ездила в гости к Эльвире. Об этом ей, не таясь, поведала сама Левенштейн. Обещая, что Сергея, то есть, меня, они вместе с Элей скоро вытащат на свободу.

Печально вздохнув по поводу медлительной неповоротливости бюрократической машины, я похвалил себя за самостоятельность и проявленную инициативу. Кровавую, но, безусловно, для себя спасительную.

Вытащив из своей подруги всё, что она знала, я отправил её собирать на стол. А сам принялся беспощадно тиранить свою шкуру мочалкой.

Заявившись на кухню розовым, как молочный поросёнок и чистым до скрипа, я с остервенением принялся радовать Елизавету своим аппетитом. После убогих ивээсных харчей, поданный воспитанницей борщ показался мне венцом кулинарии. Но только до той минуты, пока Лиза не поставила передо мной горшок с чанахами. После этого я малодушно переменил своё мнение. И венцом признал их.

— Вкусно! У Лиды научилась? — с набитым ртом поинтересовался я, — Ты молодец! — с чувством похвалил я девчонку.

— Только борщ! — неохотно призналась она, — А всё остальное я не хуже её готовить умею! Она тоже вчера приходила! — недолго помолчав, призналась Лизавета. — Тебе постелить, спать пойдёшь?

От отдыха и сна я категорически отказался. Надо было ехать в РОВД. И появиться мне там следовало непременно до конца рабочего дня.

Не найдя под рукой салфетки, я благодарно поцеловал Лизу жирными губами в шелковистую макушку и пошел одеваться. Вопреки обыкновению, в Октябрьский РОВД я решил прибыть при полном параде. Обмундированным по форме, то есть. Чтобы всем было понятно, что лейтенант Корнеев по-прежнему состоит на службе. Согласно занимаемой им должности. А случившийся с ним катаклизм и нехорошие разговоры о нём, есть ни что иное, как гнусные инсинуации недоброжелателей. И просто-напросто досадное недоразумение.

Эпоха развитого социализма помимо определённых издержек, всё же обладала и некоторыми преимуществами. Особенно, если ты был одет в милицейскую форму. Чтобы перед тобой остановился любой наземный транспорт, достаточно было махнуть рукой.

До райотдела меня любезно подбросил бело-синий «РАФ» городского комбината бытового обслуживания. Водитель которого даже и не помыслил, что я ему чем-то обязан за попутную доставку к месту службы.

До вечерней оперативки было еще более часа и потому я направился не к Данилину, а к приёмной начальника РОВД. Чтобы, во-первых, представиться по случаю освобождения из изолятора временного содержания. А, во-вторых, дабы сообщить, что у областной прокуратуры все претензии ко мне иссякли. Разумеется, если не принимать во внимание сегодняшние камерные события.

— Минут десять придётся подождать! — сочувственно глядя на меня, предупредила секретарша, — У Василия Петровича совещание. Хотите чая, Серёжа?

Отказываться я не стал и присел поближе к доброй женщине. Всё время, пока я пил чай и хрустел сушками, она бросала на меня любопытствующие взгляды.

Дверь из дергачевского кабинета открылась раньше, чем через десять минут. Из неё начали выходить заместители и начальники профильных отделений. В том числе и Алексей Константинович Данилин.

Все без исключения товарищи, попадая в приёмную, смотрели на меня, будто бы я в режиме реального времени поедал живую собаку. Вместе с шерстью, хвостом и ошейником.

Из нездоровой реакции руководящих сослуживцев я сделал единственный вывод. Что слухи, будь они неладны, действительно зачастую летят впереди нас. И, что информация о моей скандальной размолвке с сокамерниками в ИВС, для коллег из РОВД секретом, увы, не является.

Поставив недопитый стакан на стол секретаря, я пригладил волосы и начал протискиваться к двери в кабинет подполковника. Делать это было легко, так как люди передо мной расступались сами.

— Разрешите, товарищ полковник? Здравия желаю! — прикрыв за собой дверь, бодро обратился я к Дергачеву.

— Это как? Не может быть! — вместо ответа на приветствие, единым выдохом выдал начальник райотдела, — Ты чего здесь делаешь, Корнеев? — выпучив глаза, забеспокоился он.

— Служу я здесь, Василий Петрович! — начиная уставать от нездорового ажиотажа, честно ответил я руководству и положил на стол два листка. — Следователем.

Внимательно прочитав постановления о прекращении в отношении меня уголовного дела и об отмене меры пресечения, подпол поднял глаза. В них читалось недоверчивое удивление.

— Это как понимать? — хлопнул он глазами.

— Буквально! — громко и внятно заверил я подполковника, — Понимать это следует буквально, товарищ полковник! Докладываю, что никаких претензий со стороны прокуратуры ко мне в настоящее время нет! Готов продолжить службу!

— Погоди! Говорят, что ты в изоляторе сегодня кого-то прибил? И вроде бы со смертельным исходом? — с вкрадчивой осторожностью полюбопытствовал Дергачев, — Значит, врут? — с надеждой в глазах спросил он.