Совок 10 (СИ) - Агарев Вадим

За путеводителем я шагал, отстав на пару шагов. За мной, так же, чуть поотстав, шествовал капитан. Старшину он оставил охранять место происшествия, а сержанта отправил бегом за медиком для выжившего.

Начальник ИВС дожидался нас стоя посреди кабинета. Наверное, этот гражданский действительно большая шишка. Если здешний царь и бог тоже не кинулся, сгорая от тревоги, в камеру с номером сорок восемь. А остался ждать его в своём кабинете. Скорее всего, именно такую команду начальник с майорскими погонами от него и получил.

— Что там? — нехорошо покосившись на меня, задал он быстрый вопрос своему подчинённому. На гражданского товарища он не взглянул.

— Труп. Проникающее ранение в шею, — коротко ответил опер ИВС, — Второй жив, но очень плох. За фельдшером я уже послал, но думаю, что пострадавшего придётся везти на больничку. Сильно плох! — повторил он ранее высказанный диагноз.

Майор снова уставился на меня. Разглядывал он мою помятую фигуру с неприязненным удивлением и не меньше минуты. Потом обернулся к гражданскому.

— И что теперь со всем этим делать⁈

На того, кому этот вопрос он задал, смотрел майор примерно так же, как и на меня. Без доброты во взгляде.

— Подождите, Виктор Николаевич! — одёрнул его гражданский товарищ, — О том, как реагировать на происшедшее, мы поговорим чуть позже и в более узком кругу. А сейчас я бы хотел всех попросить выйти из кабинета и оставить нас с Корнеевым наедине!

Всё меньше и меньше стесняясь высоких полномочий гражданского, начальник ИВС бросил на него короткий, но откровенно недружелюбный взгляд. И шагнул к выходу. Вслед за своим руководителем кабинет покинул капитан.

Я, не спрашивая разрешения, устало опустился на ближайший стул. Незнакомец отреагировал на это моё своеволие дёрнувшейся щекой. Но промолчал. И обойдя стол, сель на руководящее место. После чего прожигающим змеиным взглядом уставился на меня. Видимо, ожидая от меня какой-то реакции.

Я тоже всмотрелся в его прозрачные номенклатурные глаза. Так же внимательно, но с гораздо большим спокойствием. По давно закрепившейся методе, разговор начинать я не торопился. Пусть этот товарищ первым вылезет из своей норы.

— Вы понимаете, Корнеев, что даже при всех связях вашей тётки, если, конечно, они имеют место быть! — не преминул усомниться он, — Что за убийство того человека и за нанесение увечий второму гражданину, вам придётся ответить по всей строгости советского законодательства?

Он снова смотрел на меня так, будто бы степень строгости советского закона он уже для меня определил. И, что установленная им планка непомерно высока.

— Я понимаю, извините, не знаю, как к вам обращаться, ну да ладно! Короче, вы мелете несусветную чушь, дорогой товарищ! А я да, я очень хорошо понимаю, что ни хрена мне отвечать не придётся. Ни за что! В том числе и за убийство, к которому именно вы, в нарушение всех законов и нормативных актов, создали все предпосылки! И уж, тем более, за причинённые телесные второму ублюдку. Это лично вам, вместе с мудаком и дебилом, который руководит всем этим заведением, придется за всё отвечать! И да, именно по всей строгости советского закона, как вы изволили выразиться! Тут я с вами полностью согласен!

Смотрел я на таинственного товарища с брезгливым пренебрежением, но без злобы. Именно такое выражение лица, по моему мнению, должно было расшатать его психику. Вместе с произнесёнными словами, разумеется.

Судя по вытягивающемуся лицу собеседника, какого-то предполагаемого результата я всё же добился. Товарищ начал пятнеть и взгляд его, из начальственно-недовольного медленно, но верно превращался в растерянный.

— И еще! Смею предположить, что вы не юрист. Во всяком случае, не практикующий, — всё тем же менторским пренебрежительным тоном продолжил я, — В уголовном законодательстве, как я вижу из ваших корявых квалификаций, вы ни черта не разбираетесь. И уж, тем более, о регламентирующих приказах МВД СССР вряд ли имеете какое-то представление. Даже примерное. Поэтому и наворотили делов, обеспечив себе лет восемь строгого режима. Уж извините, но слишком уж тяжкие последствия от ваших противозаконных деяний приключились! Впрочем, за хорошую характеристику, полгода вам, быть может, и скинут! Или не скинут. Тут уж как повезёт.

Номенклатурщик смотрелся недоварившимся раком, выглядывавшим из закипающей кастрюли. Лицо его теперь было полностью красным, а глаза были навыкате.

— Вам не поверят! — на удивление быстро утратив весь свой апломб, прохрипел он, — Все они, — не оборачиваясь, он махнул рукой в сторону двери, — Все они будут на стороне руководства! И показания дадут те, которые нужны нам!

— Нет, не дадут! — безжалостно разочаровал я гражданского товарища, — Зачем им в этом деле быть паровозами⁈ Они, в отличие от вас всё очень хорошо понимают! А поэтому всё дерьмо будут валить на вас! И, чтобы не тратить впустую время, предлагаю позвать сюда майора. Прямо вот сейчас! И пусть он мои слова немедленно опровергнет. Или, что гораздо вероятнее, их подтвердит.

Я снова умолк, ожидая реакции от своего взопревшего оппонента.

— Что ты хочешь? — потянув вниз узел галстука, освободил он шею.

— Да успокойтесь вы! Ничего невозможного я не хочу! — утешил я контрагента по торгу и откинулся на спинку стула, поняв, что лед тронулся. — Через полчаса я должен отсюда выйти на улицу. Это раз! А завтра ваш Асташкин пусть привезёт мне в Октябрьский РОВД два постановления. Вернее, две копии. С сегодняшней датой и проставленным в них дообеденным временем. Он знает, какие постановления я хочу. Просто передайте ему это! И давайте, зовите уже майора, без его указания меня отсюда не нагонят!

Похоже, что из-за стресса уполномоченный товарищ не успевал за всеми мыслями, которые я ему транслировал. Надо было его хоть как-то взбодрить.

— Или вы хотите, чтобы я походатайствовал за вас с тем, чтобы именно лично вас назначили самым главным виноватым в этой истории? Зовите майора! — хлопнул я ладонью по столу.

Либо я слишком громко приложился по столу, либо начальник ИВС стоял за дверью и подслушивал. Что удивительным для меня никак не было. Потому как он-то уж точно понимал тяжесть сотворённого в его епархии. И собственная судьба волновала его сейчас намного больше любых проблем любых вышестоящих начальников. Всех вместе взятых и вовеки веков.

Он вошел в свой кабинет и, увидев, что его руководящее место занято, с кислой миной уселся напротив меня.

Сбиваясь и путаясь, гражданский товарищ начал излагать содержание нашего разговора. Опуская лишь мои неуважительные оценки в свой адрес.

За все время этого повествования, майор сидел и угрюмо рассматривал свои кулаки, лежащие перед ним на столе. Глаза он поднял после того, как неопознанный мной персонаж дошел до моего настоятельного требования относительно немедленного освобождения.

— Это невозможно! — замотал он лысеющей со лба головой, — Официально заявляю, это категорически невозможно!

— Я даю вам такое распоряжение! — изо всех сил пытаясь выглядеть убедительным, молвил гражданский персонаж, — Могу это сделать в письменной форме! Дайте бумагу!

— Всё равно не годится! — упрямо помотал головой начальник ИВС, — Вы и так уже меня под монастырь подвели! Мне, ко всему прочему, еще и нового состава преступления не хватало! — решительно отказался он подчиниться. — Если уж на то пошло, то у меня своё начальство и я выполню только его приказ. Письменный!

Пусть с запозданием, но, было похоже, что майор начал умнеть.

— Но никто мне такого приказа не даст. Потому что Корнеев здесь сидит за старшим следователем областной прокуратуры Асташкиным. И только он может изменить ему меру пресечения!

— Выйдете оба! — бодро возбудился товарищ, — Подождите пять минут в коридоре! — он схватил с телефонного аппарата трубку.

Пришлось нам с майором переместиться в коридор. Пользуясь случаем, в его сопровождении я прошел в туалет и там умылся, смыв с лица засохшую кровь своего покойного обидчика. После чего мы снова вернулись к двери кабинета. Там мы безмолвно простояли еще пару минут, пока нас не пригласили войти.