Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - Наталья Копсова

– Ведь я сделала очередной аборт всего четыре месяца назад, а так долго мечтала иметь второго малыша. Валентин прямо в лоб вроде как бы никогда не отказывался, но всегда отвечал: «Нам второго не потянуть, ты посмотри сама, что в стране делается». Я же тянула и тянула с последним абортом, а потом пришлось делать искусственные роды на поздних сроках за большие деньги. Боже, какая я дура.

Дверь открыла интересная дама на вид лет двадцати пяти – двадцати семи с миловидным лицом лисички в рыжих, густых локонах. Нельзя сказать, чтобы особенно красивая, но именно интересная и изящно-элегантная. На ней были черные замшевые туфельки с бантиками, черное шелковое платье под стиль пятидесятых годов и длинная нитка настоящего розового жемчуга.

«Сегодня – траурный день для меня», – сразу же подумалось-почувствовалось Алене, и тут же у нее слегка потемнело в глазах от головокружения и испарилась так тщательно заготовленная к встрече уверенность в себе, муже и благополучном исходе всей этой несуразицы.

– Проходите, пожалуйста. Мама заварит вам чаю или кофе сварит – по вашему желанию. А я сейчас позвоню Вале в офис и попрошу приехать сюда.

Глупо и отвратительно себя чувствуя, однако смирно и с аристократически прямой спиной сидела Алена в старинном кресле с чашкой обжигающего чая в руках, церемонно поданного заботливой седовласой мамой молодой и талантливой певицы оперетты. Она слово в слово и слышала, и представляла весь короткий диалог между собственным мужем и своей счастливой соперницей. Эти слова ударами тяжелого стального молота падали на раскаленный, рвущийся на куски мозг Алены, мешаясь в кучу с рассказом пожилой мамы актрисы о недавней премьере «Летучей мыши»:

– Вот где Людмилочка так сверкала, так пела, так играла голосом – весь зал рукоплескал. А мы с Валентином Александровичем с букетами чайных, ее любимых роз сидели во втором ряду партера. У нее совершенно божественный летящий голос, берет все октавы – вот дал-то Бог…

– Валечка! – Меж тем всесторонне талантливая Людочка ласково говорила по телефону с Алениным законным супругом в течение последних пятнадцати лет. – Ты можешь подъехать ко мне прямо сейчас? Нет, это действительно очень важно. Нет, не с Никиточкой; да, он, как всегда в это время, на музыке. Случилось то, что и должно было случиться. Нет, я вовсе не думаю тебя пугать. Хорошо, жду.

Алене происходящее казалось дурацким сном или запредельной фантасмагорией, мозг напрочь отказывался верить в реальность подобной ситуации. По-прежнему пребывая в умственной прострации, абсолютно дезориентированная, плохо представляющая себе, что правильно делать в таких случаях, как надлежит себя вести, чтобы отреагировать с достоинством; она просто надеялась вот-вот проснуться у себя дома в уютной с розовыми шторами спальне, раскрыть в доме все окна и со свежим ветром стряхнуть странное наваждение. Повесив трубку, молодая соперница присоединилась к общему чаепитию со словами: «Валентин будет минут через пятнадцать, и все наконец-то выяснится».

И вправду, вскоре раздался короткий звонок в дверь. По-прежнему невероятно красивый, высокий, синеглазый брюнет, Аленин все еще супруг и отец ее сына-подростка, так и не подозревая о Людмилочкином «сюпризе», быстрым шагом вошел в гостиную и буквально остолбенел:

– Аленчик?! А ты что здесь делаешь?

«Я не сказала ему ни единого слова, даже не взглянула в его сторону, – спустя пять лет рассказывала мне Алена. – Просто прошла мимо, не глядя, быстро оделась и ушла. Меня никто и не останавливал. До вечера бесцельно бродила по родному городу; очень странное было у меня ощущение – будто бы на совсем случайной гильотине, просто под руку попалась я судьбе, только что отрезали голову, но тело меж тем продолжает следовать с утра намеченным маршрутом. Некоторые из добрых прохожих спрашивали, почему я плачу и не нужна ли помощь, но я молча уходила от них. Я сама совсем не чувствовала своих слез, хотя щеки явно были мокрыми. Потом сидела на знаменитой гранитной набережной Невы, молчаливая и неподвижная, как сфинкс, а внутри все болело, все взрывалось и лопалось. Казалось, что сердце не выдержит и разорвется, тогда и я умру. «Никиточка, как всегда в это время, на музыке. Он, как всегда в это время, на музыке. Он, как всегда в эти часы, на музыке». Почему-то эти слова тысячами удавов и гадюк душили и жалили более всего. Я поняла с предельной отчетливостью, что моя прежняя жизнь кончилась, а вместе с ней погибла и прежняя наивная Аленушка. Зато родилась новая, совсем иная Алена».

Той переломной ночью подруга приняла кардинальное, судьбоносное решение. По своей натуре она действительно была суперволевой и активной женщиной. Последние два года в Санкт-Петербурге Аленка иногда подрабатывала, как шутил ее муж Валентин, «на дамские штучки и прочие заколки» свободным переводчиком в одной русско-норвежской частной фирме. Владелец фирмы приударял за красивой, умной, стильной русской дамой и на полном серьезе умолял ее бросить мужа и стать его, как он выражался, единственной драгоценностью и розой одинокого мужского сердца.

Аленин шеф умел красиво говорить и еще лучше ухаживать, а ей романтический интерес богатого норвежца льстил, и она кокетливо смеялась, но обращала в шутку его домогательства. Аксель Ларсен был весьма обеспечен даже по западным меркам: имел красивую каменную виллу в богатом районе Осло, несколько автомобилей престижных марок, дачу в горах, яхту под названием «Принцесса Норвегии» и одного породистого скакуна; внешне он (в смысле Аксель, а не его конь) до невозможности походил на Владимира Ильича Ленина – вождя мирового пролетариата, только был высок и вовсе не лыс. В последнее время бизнес с Россией шел из рук вон плохо, шеф отчаянно ругал маразматические российские законы, планировал вскорости сворачивать деловую активность на русской земле и возвращаться восвояси в свою прохладную Норвегию – страну фьордов, скал и троллей. Климат в принципе был похожий и подходящий; ленинская наружность Акселя Ларсена на уровне подсознания автоматически вызывала искреннее почтение с глубоким уважением, исподволь намекая на скрытый гигантизм мыслей; вилла, яхта, дача и лошадь также совсем не казались лишними; двое его великовозрастных сыновей от двух разных, но одинаково неудачно закончившихся браков жили отдельно и не в Осло.

Туманным прохладным утром, когда над полноводной Невой поплыла розовато-сиреневая дымка, Алена решительно позвонила шефу и осчастливила его неожиданным согласием стать «Принцессой Норвегии».

По имени можно было догадаться, что Аксель на поверку окажется двойным Акселем. В самом начале Алена не то чтобы была как-то необычайно счастлива, но определенным образом удовлетворена как прелестная женщина, привыкшая к поклонению и обожанию.

Неверный муж каялся, умолял не разрушать семью и клялся, что никогда и одной секунды не думал уходить от жены к певице. Гордая подружка моя холодно-любезно объявила ему, что он опоздал, и попросила хорошенько следить за их сыном-подростком в ее отсутствие.

Сына она планировала забрать сразу же, как обоснуется в Норвегии в новом своем положении; во всяком случае таков был устный договор с готовым на все ради любви господином Ларсеном.

Первые три месяца новой жизни в столице Норвегии на симпатичной вилле в престижном местечке у самого синего моря, катания на «Принцессе Норвегии» по красивейшим Осло-фьордам и на коне по имени Сносторм (по-русски «Метель»), содержащемся в специальной частной конюшне для «тугих кошельков», прошли довольно хорошо, если не считать некоторых «пустячков». Аксель оказался страшным дамским любителем и особо увлеченным искателем сладострастных приключений; вечерами напролет он смотрел крутое порновидео, искал по Интернету сайты с новой «клубничкой», посылал электронные письма весьма фривольного и недвусмысленного, если не сказать больше, содержания разным легкодоступным красоткам и частенько хвастал перед женой, что каждую весну отправляется на Филиппины в так называемые «секс-туры» для европейских мужчин. Однако битую жизнью русскую бабу Алену Политову (а ведь известно, что нет в мире ничего крепче алмаза, русской бабы и русской водки, причем с некоторых пор бабы даже перешли на первое место) странные пристрастия нового мужа не слишком-то пугали, хотя и раздражали изрядно. Чрезмерно влюбленной в него, как в своего первого красавца, она не была, имела теперь холодную, рациональную голову на плечах и думала, что в будущем все наладится. К тому же Алена ничуть не сомневалась в своей чисто женской неотразимости, притягательности и сексуальности и, являясь в принципе восточной чаровницей, могла легко превзойти в постельных делах более чем фантастически там изощренного господина Акселя Ларсена. Дальше дела пошли все хуже и хуже. Хорошо зная, что русской жене в принципе некуда податься, норвежский муж принялся безумно ревновать «вторую половину», при этом всячески ее унижая «навечно варварской» национальностью и устраивая страшные скандалы и нервотрепки по поводу и без оного. «Кто-то же должен тебя, дикую темную варварку, воспитывать и жизни учить». – «Но ведь и ты – не Господь Бог. У каждого свои недостатки», – как можно мягче и смиреннее отвечала моя подруга, в душе возмущаясь бестолковостью замечаний куда менее образованного, чем она, Акселя.