Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - Наталья Копсова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместе с ней, теперь совершенно ослепительной крутобедрой шатенкой, мы стали ходить лишние жиры сгонять в мое отделение С.А.Т.Са, а до того она упорно, уперто, почти каждый день тренировалась ближе к офису своей работы, там же брала часы аэробики и в дополнение – спортивного степа. В общем, Аленка во всем была фанаткой, как я во всем – лентяйкой.
Тренажерные залы с многочисленным спортивным оборудованием до смешного напоминали инквизиционную камеру пыток, как она экспонируется в Праге в музее с аналогичным названием, но только стерильно-чистую и сильно модернизированную до требуемой приличным обществом кондиции. Кстати, скандинавские, скупые на эмоции и слова, люди усердно занимались на тренажерах с такими нордически-серьезными и сосредоточенными лицами, с до предела сжатыми зубами – просто вылитые убежденные еретики-отступники, упражняющиеся перед сожжением. Правда, и на Аленкиной очаровательной мордашке время от времени возникало такое же исступленное выражение, да у меня, наверное, тоже. А еще удивительный факт: я почему-то предпочитала силовые тренажеры, а Аленка стандартно выбирала кондиционные.
– Ну, как дела у твоего Сашеньки? – спросила я подругу, добровольно мыкаясь на высоком стуле-вертушке, где надо было с произвольно заданным усилием разжимать ногами тяжелые металлические рычаги в кожаных чехлах.
– Пришлось кое с кем из военкомата встретиться, кое кого обаять, кое кому просто дать на лапу, остальным «полизать задницу», но вроде договорилась во всех направлениях. Господи, ну когда же в родной стране кончится это нецивилизованное варварство. Ни за что не успокоюсь, пока не перетащу ребенка к себе сюда, – отвечала она, вися на стальном тросе и подтягиваясь то вверх, то вниз на плавающей ножной опоре.
– И превратится, торжествуя, в цивилизованное варварство! И все тогда станет, как в западных европах, где каждый «фонарь» воображает себя индивидуалистом и даже индивидуальностью, просто так случайно каждый раз получается, что их точка зрения совпадает с точкой зрения остального большинства, за исключением, может быть, какой-нибудь малозначительной детали. Ничего, ничего – массмедиа с масскультурой скоро и в России сумеют всем окончательно заклепать мозги. Соотечественники новых поколений точно так же все подряд станут поглощать-проглатывать, даже не думая, духовное оно или материальное, человек это или гамбургер – да нет никакой принципиальной разницы. Потребил и тут же забыл – вот оно и счастье! – засмеялась я, пересаживаясь с кресла для развития мускулатуры ног на похожее, но для развития мускулатуры рук.
– Да мне не надо рассказывать: чего только стоят их феминистки, добившиеся вовсе не равноправия, а полной одинаковости с мужичками. Просто ужас смотреть, как они за собой не следят и не ухаживают! А каков стиль их одежды?! Женщины называются! Конечно же, здесь совсем не фонтан, а уж для иностранцев – так даже и не фонтанчик, но все равно лучше, чем там, – чуть-чуть пыхтя, отозвалась подруга с троса.
Аленин восемнадцатилетний сын поступил учиться в очень престижное платное высшее учебное заведение на отделение международной юриспруденции; но там не было военной кафедры, а он, как назло, был рожден в июне, так что влетел в списки дополнительного призыва и получил повестку. Мама-красавица сумела его «откосить» и твердо решила в следующем же учебном году перевести ребенка на подобное отделение в Ословский университет. Подружка уже все подробно выяснила о требуемых по процедуре подобного перевода документах и открыла на имя сына счет в местном банке, где за год должна была скопить необходимую по норвежскому законодательству сумму.
– Ты помнишь, я рассказывала тебе о том норвежском идиоте, который два года уговаривал меня с ним встретиться?
Я стремительно кивнула и быстренько поставила ушки на макушку.
– Два, целых два года этот занудный тип звонил мне и ныл, ныл, ныл. Мне все это вконец осточертело, и неделю назад я согласилась. Он пригласил меня на пятницу в «Континенталь», это приятное место, и я люблю там бывать, но насчет точного времени встречи сказал, что перезвонит дополнительно. И что ты думаешь… Нет, правда, что ты думаешь?
– Не позвонил и больше не появился? – заинтригованно предположила я.
– Ты еще слишком хорошо думаешь об этих нордах. В пятницу я получила от него по почте открытку с голубками, целующимися в розах, следующего содержания, ты просто не поверишь:
«Дорогая, я совсем плох писать и звонить. Такого большого количества ремонтных работ требует дом до наступления зимних холодов. Надеюсь, что у тебя все благополучно. Береги себя.
Объятия и вечная любовь от Улава».
С трудом сохраняла Аленка серьезную мину, я же от неудержимого хохота свалилась с высокого, так похожего на гинекологическое кресла. Сразу же подбежал штатный инструктор, но Аленка быстро объяснила ему, что со мной все абсолютно о’кей.
– Не веришь мне… Думаешь, что присочиняю, – смешливо и, одновременно, с ироничной горечью глядя на мою буйную, немножко неуместную в залах с такими серьезными солидными лицами веселость произнесла Алена и тут же пружинно-легко соскочила с троса-виселицы. – Айда в раздевалку, я тебе эту открытку покажу.
И действительно показала, слово в слово.
В сауне и позже, под душем, мы с ней вместе чуть не умерли от смеха, пугая настороженных норвежек удивительными для их ушек журчащими звуками русской речи.
Алена имела интересную, на мой взгляд, судьбу.
Она вышла замуж в девятнадцать за красавца-пятикурсника, по которому сохли все девочки вокруг, как институтские, так и любые первые встречные. Вскоре молодая жена родила Сашеньку, но смогла спокойно продолжить учебу – муж Аленку боготворил, а его родители и с ребенком очень помогали, и материально. Не без поддержки своего влиятельного папы молодой супруг быстро пошел в гору и в карьерном плане, так что подружка моя могла жить в свое удовольствие. Очень скоро их просторная старинная квартира на Невском стала поистине «полной чашей» во всех смыслах, а Алена, по ее собственному определению, превратилась в красивую домашнюю кисочку или в ухоженную декоративную болонку с бархатным бантиком на шее.
Так шла жизнь: все, в общем-то, хорошо и спокойно, достаточно свободного времени, чтобы регулярно следить за собой, денежных затруднений в принципе нет, и если что надо, муж или его папа достанут без особых проблем. Аленкина вторая половина много работал и очень уставал, приходил домой обычно поздно, однако семья в виде красивой, ухоженной, интеллигентной и интеллектуальной жены, любительницы театральных премьер и знатока литературных новинок и развитого, не по годам смышленого и веселого сына – абсолютного отличника в школе с англо-математическим уклоном, его любили, лелеяли и старались создать все условия. Справедливости ради надо отметить, что глава семьи также не ленился побаловать при случае милую женушку и послушного сынка.
Лет через пятнадцать достаточно безмятежного и благополучного существования женская счастливая судьба разлетелась на мелкие осколки после дребезжащего звонка антикварного малахитового телефона. Вежливый приятный женский голосок, представившийся актрисой театра оперетты, четко по пунктам проинформировал подругу, что ее обожаемый супруг хочет, но никак не решается выложить жене правду-матку. Оказывается, уже много-много лет он мечтает развестись с Аленой, потому что давно любит другую, но опасается своим уходом вызвать у жены тяжелый нервный срыв или болезненную истерику.
– Этого просто не может быть, вы ошибаетесь. Вы меня просто с кем-то путаете, – с интуитивным стоном – болью в сердце, с еще более болезненным нытьем под ложечкой, с туманным хаосом путаных мыслей в голове, но еще улыбаясь, веря в вечную незыблемость своего положения и бессмыслицу вынесенного судьбой приговора, гордо отвечала ухоженная респектабельная женщина – любимая жена, мать и хозяйка дома, которой по-хорошему и по-всякому завидовали все подруги.
– Вам, дорогая, никогда не казалось странным, что Валентин Александрович так часто не может попасть из офиса домой из-за ночной разводки мостов? Да только слепой или, извиняюсь, слепая может ничего не замечать столько лет! Хотя, возможно, просто сама не хотите ни замечать, ни думать и на все вам наплевать – живете в свое удовольствие жизнью бабочки-шоколадницы, да и ладно. Ах, если вам до сих пор с трудом верится, то часам к четырем-пяти подъезжайте ко мне в гости, заодно увидитесь с супругом и поговорите по душам впервые за столько-то лет. Да, кстати, Никитушка, мой и Валин сын, ему скоро девять будет, внешне просто вылитый Валентин Александрович. Записывайте адрес.
И молодой женский голос уверенно продиктовал улицу и дом ошалелой Алене, которая записала адрес трясущимися руками.
В полной прострации, но волевым усилием пытаясь собраться и сконцентрироваться, размышляла несчастная Аленка, мучаясь в вагоне метро родного города-героя: