Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942—1945 - Гельмут Липферт

Пока я доставал парашют, вокруг не было видно никого, хотя я все еще мог быть на русской территории. Но затем появился «Фольксваген», из которого, к моей радости, выбрался пехотный лейтенант. Я поведал всю свою историю и нашел в нем не только слушателя, но также и поклонника, который был очень впечатлен моей гладкой посадкой. Его шофер, напротив, был больше заинтересован практическими вещами и осушил мой топливный бак при помощи шланга, имевшегося у него с собой. Потом мы сели в автомобиль. Два часа спустя я снова был в своей группе в Будаэрше. Непосредственно передо мной туда с парашютом под мышкой вернулся лейтенант Дюттман, черный, перемазанный, но, как я видел, счастливый. Дюттман сбил Ил-2, но затем врезался в сноп сброшенных им маленьких бомб.

В декабре мы покинули Будаэрш, чтобы перебазироваться дальше на запад. Мы прибыли в Чор[132], где разместились на квартирах в близлежащем замке. Аэродром был расположен на возвышенности и, к сожалению, регулярно посещался Ил-2. Мы делали все, что могли, но плохая погода часто препятствовала нашим боевым действиям. Мы использовали периоды ожидания, чтобы совершенствовать свои навыки в скате[133]. Взлетая из Чора, я одержал еще две победы и еще раз сбил Ил-2. Я совершил вынужденную посадку «на живот» в непосредственной близости от аэродрома.

Я скоро узнал, что мои товарищи из 1-й танковой дивизии действуют в районе Штульвейссенбурга[134]. Я сбил русского и преподнес его им как настоящий подарок, поскольку он упал перед самым командным пунктом дивизии. На следующий день я воспользовался преимуществом плохой погоды и поехал в дивизию, где встретил теплый прием. Сначала русский летчик утверждал, что был сбит зенитной артиллерией, но, в конце концов, я смог убедить его в том, что это моя работа. Мои товарищи были немало поражены тем, что унтер-офицер, которого они знали, вернулся к ним гауптманом и кавалером Рыцарского креста. Но в Чоре произошел печальный инцидент. Мы потеряли своего хорошего друга и товарища гауптмана Штурма. Это случилось в тот день, когда я сбил Ил-2. Общее число побед эскадрильи Штурма достигло тогда 899, причем в тот день две из них были на счету гауптмана. Как командир эскадрильи, он хотел одержать и 900-ю победу. Так что, приземлившись, он немедленно пересел в другую машину и начал взлетать. Однако его колеса ударились о верхушку грузовика, который в тот момент пересекал взлетную полосу. Самолет рухнул обратно на землю и заскользил по ней, к моменту остановки он уже полностью был в огне. Я помчался, чтобы вытащить гауптмана из разбитой горящей машины, но было уже поздно. Он, вероятно, погиб мгновенно и к этому времени был в раю летчиков-истребителей, ожидая вместе с Фённекольдом моего прибытия, чтобы мы могли сыграть в наш традиционный скат. В серый, холодный день мы похоронили его останки в г. Папа. Вскоре группа вынуждена была снова перебазироваться, чтобы уйти от наступающих русских. Мы достигли Веспрема, около озера Балатон. Поначалу особых событий не происходило, и так случилось, что мы возобновили свое знакомство с жизнью пехоты. Все, включая пилотов, совершали марши, занимались строевой подготовкой и всеми другими «прекрасными» вещами, которые должен был знать пехотинец. Несколько раз мы совершали марши по окружающей сельской местности по снегу и холоду и в ходе их часто разыскивали объекты, которые были предметом нашей любви из-за своего прекрасного вина. Даже избалованные пилоты получали удовольствие от подобных маршей и с радостью принимали в них участие. Именно в это время, когда вражеские самолеты нас особо не тревожили, я одержал «крупную» победу. Вместе с ведомым, унтер-офицером Брандекером, я почти в течение часа барражировал над линией фронта, но так ничего и не увидел. Уже на обратном пути я заметил над озером Балатон приблизительно на 5000 метрах одиночный самолет. Мы поднялись по спирали и опознали в нем Пе-2, русский разведывательный самолет. Самолет неторопливо летел на запад. Но русский, должно быть; был настороже, потому что, едва я занял позицию сзади и собрался открыть огонь, Пе-2 выполнил разворот со снижением и попытался уйти на высокой скорости. При наборе высоты я потерял скорость, и русский первоначально смог увеличить дистанцию между нами. Однако скоро мы уже были позади него. Никакие развороты или маневры теперь не могли ему помочь. Усилия заднего бортстрелка также были напрасны. Несмотря на то что трассеры свистели мимо кабины, я подошел очень близко и, нажав на спуск 30-мм пушки, добился двух попаданий. Было бы достаточно и одного снаряда; второй же заставил самолет взорваться.

Именно в то время мы снова столкнулись с «Мустангами»; к сожалению, наш опыт, который мы получили при этом, был отрицательным. Лейтенант Эвальд и его звено встретились с восьмеркой этих американских истребителей к северу от Балатона. Эвальд имел свои счеты с американцами, поскольку это они над Румынией стреляли в него, когда он опускался с парашютом. Как бы там ни было, он атаковал их, не обращая внимания на свою позицию. Он повредил «Мустанг», который начал терять высоту, оставляя за собой шлейф черного дыма, но через минуту восемь самолетов превратились в двадцать или тридцать. Первая группа американских истребителей использовала свою систему связи, работавшую предельно точно, чтобы вызвать подкрепление, и скоро Эвальд и три его «Мессершмита» имели противника, численно превосходящего их в отношении 10:1. Ведущий второй пары в звене Эвальда, фельдфебель Питцель, сбил «Мустанг», но практически немедленно сам был сбит и едва успел выпрыгнуть с парашютом. Два ведомых попытались уйти, но в итоге оба были сбиты. Тогда вся свора собак набросилась на храброго Эвальда, который защищался, как мог. Непрерывно маневрируя и стреляя, он смог добраться до своего аэродрома. Там он внезапно выровнял самолет и, преследуемый тремя «Мустангами», на малой высоте промчался мимо епископского дворца в Веспреме. Около аэродрома он поднялся прямо под огонь немецких зениток. Его самолет получил несколько попаданий прежде, чем он на высоте 300 метров перевернул свой «Мессершмит» на спину и выпрыгнул с парашютом. В то время как «Мессершмит» упал на землю к западу от аэродрома, лейтенант Эвальд висел на своем парашюте, обстреливаемый солдатами СС. Пули свистели рядом, но судьба уберегла его жизнь, и он приземлился целым и невредимым. Позднее он приехал в подразделение СС и в жестких выражениях выразил этим людям свое «восхищение» их навыками стрельбы. Через несколько дней после Рождества мы перебазировались в Надьигманд[135]. Русские отбросили немецкие войска на север и теперь пытались прорваться через леса Бакони[136]. Аэродром в Надьигманде был очень маленьким, но мы быстро привыкли к тамошним условиям. В ходе своего первого вылета из Надьигманда я сбил два вражеских самолета, ЛаГГ-5 и Як.

Наступило 4 января 1945 г. В этот замечательный день я сбил по два самолета противника в каждом из двух вылетов. Первыми два были Ил-2, а остальные — истребители. Я всегда буду помнить последнюю победу над ЛаГГ-5. Мы уже возвращались обратно в Надьигманд, когда вступили в контакт с 10 Ил-2 и 10 истребителями ЛаГГ-5. Последние действовали настолько умело, что я не мог подобраться к Ил-2. Я был измотан и решил, что на сегодня достаточно. Так что мой ведомый Прокоп и я спикировали в направлении немецкой территории. За мной последовал одиночный ЛаГГ. Я не собирался становиться мишенью для него и развернул свой самолет. Скоро завязалась восхитительная «собачья схватка». Я очень быстро осознал, что русский был равным соперником во всех отношениях. Первоначально он упорно висел за моим ведомым, который должен был сражаться за свою жизнь. Неоднократно инструктируя его, чтобы он не прекращал маневрировать, я отвернул и затем сверху спикировал сзади русской машины. После нескольких попаданий вражеский самолет резко ушел в сторону, оставляя шлейф черного дыма. Теперь он хотел уйти от нас, но поскольку у меня была большая скорость, я еще раз попал в него. После этого вражеский самолет встал на дыбы и стал вертикально подниматься в небо. Через несколько секунд я снова был позади него и положил большой и указательный пальцы на кнопки спуска. Неожиданно я увидел, что правый борт фюзеляжа в районе кабины окрасился в красный цвет. В это же самое время я заметил, что фонарь сдвинут назад и пилот находится в правом углу кабины. Я задержал свои пальцы и подошел поближе и увидел, что русский, вероятно, уже мертв. Нечто красное, струившееся по фюзеляжу, было кровью; она уже достигла поверхности хвостового оперения. Я был потрясен и в тот момент мог отдать все, что угодно, чтобы «отменить» эту победу. События следующего дня продемонстрировали, как я был поглощен мыслями о гибели этого вражеского летчика. Я не мог сбить ни одного самолета противника. Лишь когда русские снова сильно напугали меня, я медленно смог преодолеть этот свой комплекс. Я снова летел с Прокопом и в ходе боя потерял его из виду. Он также не отвечал на мои запросы. Вопреки своей обычной практике и всем правилам истребителей, я остался в районе боя и попробовал снова атаковать численно превосходящего врага. Конечно, атака не получилась. Когда я понял это, то спикировал от Будапешта, где проходил бой, в направлении Надьигманда на скорости приблизительно 600 км/ч. Я полагал, что никто из русских не сможет лететь так же быстро. Оказавшись над своей территорией, я почувствовал себя в еще большей безопасности. Но потом я все же заподозрил нечто и стал время от времени осматриваться вокруг. Бросив в ходе одного такого обзора взгляд назад, я был поражен, увидев приблизительно в 500 метрах позади себя слева красный нос самолета. Ага, подумал я, 5-я эскадрилья также собирается на посадку. Коки винтов самолетов этой эскадрильи были окрашены в красный цвет. Я покачал крыльями, чтобы предотвратить любые инсинуации со стороны людей позади меня, но в тот же самый момент мой самолет получил попадания. Еще до того, как полностью ощутить боль в мизинце левой ноги, я настолько резко опустил нос самолета, что весь хлам в кабине самолета подбросило к ее верхней части. Рычаг дросселя вперед, замедленная бочка и вниз на максимальных оборотах! Я думал, что никто не сможет последовать за мной, и был прав. Я выровнялся на уровне земли и поздравил себя с хорошей реакцией. В этот момент я осмотрел все вокруг, особенно сзади, а затем уделил время осмотру повреждений, которые получил. Но смог рассмотреть лишь две пробоины в левом крыле. Однако после приземления я увидел большое количество пулевых отверстий в левом крыле и хвосте, а также одно с левой стороны капота двигателя. Именно эта пуля разорвала мой левый ботинок и ударила в мизинец. Вероятно, я столкнулся с русским асом. В то время как самолет, который я заметил в 300 метрах позади себя, оставался в той же позиции, другой русский, должно быть, скрывался непосредственно сзади меня и подходил все ближе. Он хотел действовать наверняка и сбить меня. Да, русские, несомненно, многому научились. На следующий день была низкая облачность и вообще плохая погода. На командном пункте все пришли в большое волнение, когда узнали, что над Штульвейссенбургом собираются бомбардировщики «Бостон» для крупномасштабной атаки. Все это было превосходно, но как мы найдем русских в такую погоду? Я вызвался на эту работу и взлетел вместе с Зеппом Прокопом. Тоскливая серость поглотила нас. Нижняя кромка облаков несколько повышалась в направлении линии фронта, так что мы смогли перемахнуть через леса Бакони. По другую сторону погода была намного лучше. Мы летели прямо к Штульвейссенбургу и появились там как раз вовремя, чтобы увидеть одиночный бомбардировщик, летевший в направлении аэродрома. Он на малой высоте пролетел над стоянкой русских истребителей, покачивая своими крыльями, что могло означать только одно: взлетайте, нам требуется истребительное прикрытие.