Воскресший, или Полтора года в аду - Юрий Петухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все помутилось у меня перед глазами.
— Заткнись, старый хрыч! — процедил я сквозь зубы. — Если тебе надо, скотина, сам полезай на нее!
Трижды меня прожгло и передернуло — будто миллион киловатт пропустили сквозь мое истерзанное, измученное тело. Но ни на вершок не сдвинулся я с места.
— Подчинись ему-у-у, — выла, валяясь в моих ногах красавица Лола, — полезай на меня, возьми меня, иначе он нас исполосует, измучает вконец, я знаю его, он не отступится-а!
Она целовала своими пухлыми губками мои гниющие ступни, прижималась к ногам грудями, обвивала меня. Но встать не могла.
— Уйди, сука! — я отпихнул ее ногой.
— Сдохни же, раб!!! — прорычал колдун.
И меня подбросило вверх — над соснами и березами, осинами и дубами. Я грохнулся оземь будто мешок с дерьмом, кости затрещали, захрустели, кожа полопалась и гниющее мясо поползло наружу. Меня трясло, било, прожигало и тут же льдом сковывало. Но я терпел, скрежетал зубами, обломками зубов, ломал их, стирал в крошку. Я вырвусь из этого ада! Вырвусь! Пускай они лютуют, пусть! Они захлебнутся своей дикой злобой, сволочи! А я вырвусь!
— Получай! Получай, гадина! Изменщица!!!
Колдун полосовал окровавленный кусок мяса, который еще совсем недавно был красавицей Лолой. Он мог убить ее, он мог измучить и истерзать меня… и все равно он был в бешенстве от собственного бессилия. Я видел, что он бьет труп, мертвое изодранное в клочья тело. Зачем?! Но он все бил, не мог остановиться. А меня корчило безудержно.
Я уже не видел ни леса, ни полянки, ни пня. Меня снова бросило в преисподнюю — в океан безумного пламени, в угли, в гарь, в смрад, где каких-то несчастных раздирали острыми и иззубренными крючьями. И хохотали надо мной два крылатых и хвостатых дьявола. И трясло их вместе со мною… Вот они — мои дьяволы-хранители! Это они везде ведут меня, суют меня везде, гадины! Свиные рыла!
— Отвяжитесь от меня! Сгиньте! — заорал я во всю глотку.
Но их затрясло пуще прежнего. И вдруг понял я, что не хохочут они, не насмехаются надо мною это их так трясет, так бьет вместе со мной, И вот тогда понял я — каждый мой шаг наверх, это пытка и боль для моих дьяволов-хранителей, для всех тех бесов, земляных червей ангелов и прочей нежити, что приставлена ко мне. Да, они входят в силу, когда я поддаюсь своим страстям, когда я мщу и терзаю беззащитных, когда я зверствую и предаю, подличаю и унижаю. Но их начинает трясти в адской лихорадке, если я живу не по их правилам… Да, именно так! Гадины хвостатые! Выродки проклятущие! Чтоб вам сдохнуть! И окатило меня огнем, волной пламени. И подступился один дьявол-хранитель, прошипел в самое ухо:
— Рано радуешься, ублюдок!
Рванулся я от него. Но железные когти впились в горло.
— Иди, откуда пришел!
Тьма.
Боль. Жуть.
И снова полянка под луной. Бесконечная ночь. Колдун на пне. И кусище кровавого мяса у его ног. Луна. Ночная свежесть. Уханье голодного филина. Да где-то вдалеке тоскливый вой то ли волка, то ли собаки. Россия…
— Ну что, раб, сбежал от меня?! — колдун хихикал. — Не перечь воле хозяина. Слышишь?! Никогда не перечь!
Он размахнулся своей плетью, намереваясь ожечь меня, больного, бессильного, издыхающего. Но вдруг замер… рука начала опускаться.
— Проклятье! — взревел он шакалом. — Они приняли ее! Этого не может быть!
Я сначала ни хрена не понял, только обрадовался, что колючая плеть не стеганула меня по спине и голове. Но потом заметил, как кусок мяса, имевший прежде имя Лола, начал шевелиться. Казалось, это не он сам, а кто-то под ним — то ли крот, то ли змея, то ли еще какой лесной житель.
Но нет, это поднималась она сама — страшно изменившаяся, осатаневшая, зверообразная, с когтистыми лапами и тремя кривыми рогами, выбивающимися из-под белокурых, испачканных засохшей кровью прядей. Да, они приняли ее — и она после этой лютой, ужасной смерти превратилась в чудовище, в демона — пухлый ротик исчез, оскаленная пасть открывала ряд длинных, острых клыков, язык раздвоенным жалом извивался меж этими клыками… но глаза ее были пусты и мертвы.
— Сгинь! — заорал колдун.
И принялся нести какую-то тарабарщину на непонятном языке, наверное, свои заклинания.
Да только все впустую. Осатанелое чудовище набросилось на него, сбило с пня — никакой преграды для мертвой не существовало. Острые когти впивались в хилое старческое тело, рвали его на куски.
— Убей ее, раб! Убе-е-ей!!! — визжал старикашка.
Но я даже не пошевелился. Я терпел адские муки. Но держался.
Так и надо тебе!
Так и надо!
Вот еще немного — и она добьет негодяя! Ну, давай! Я ждал этого мига, чтобы насладиться им, забывал, что мне нельзя наслаждаться мщением, пусть и чужим. Но она не добила его. Не обращал внимания на меня, она забросила колдуна за спину и какими-то судорожными шагами-прыжками, побежала в сторону проклятого кладбища.
Я припустился вслед за ними. Мертвенистая луна бежала по нашим следам, не отставала. Страшная ночь! Бесконечная ночь!
Я мечтал только об одном — очутиться до рассвета в своей могиле. Иначе будет плохо, я почти забыл об этом. Проклятье!
Временами мертвая Лола останавливалась и вновь принималась терзать старика. Он визжал недорезанным зайдем, он был в полной ее власти. И мне даже становилось жалко этого дряхлого и похотливого подонка.
Со всего маху, не останавливаясь, она повалила кладбищенскую ограду, побежала со своей скулящей ношей мимо косых крестов и жутких дьявольских пятиконечных звезд. Да, я все понял, она тащила его в ад живым! Как и та, другая мертвечиха!
— Постой! — крикнул я неожиданно для самого себя.
Но было поздно — мертвая сиганула в разверзтую могилу-ямищу, скрылась во тьме, и опять прокатилось эхо из-под земли.
Я подбежал слишком поздно, заглянул в дыру: «земляной ангел» уже пеленал жертву. Он мелко сучил своими суставчато-трубчатыми ножками и лапками и был похож на огромного, разжиревшего червя с паучьими конечностями и сложенными стрекозиными крыльями. Они все были одинаковы, но всегда чем-то отличались друг от друга. Это был не тот «земляной ангел», что пеленал меня.
— Прости эту сволочь поганую, Лола! — заорал я в припадке какой-то жалости.
Снизу раздалось приглушенное рычание. И мертвая впилась клыками в горло жертвы. Они вместе попадут в ад. И еще неизвестно: кому там достанется больше.
Я до рези в глазах вгляделся в могильную тьму. И вдруг меня передернуло — уже не осатанелое существо чудище грызло старикашку — колдуна. Нет! Красавица Лола, обнаженная, грудастая, голубоглазая, без царапинки, вся лощеная и блестящая, впивалась алыми пухлыми губами в старческую дряблую шею. Жутко это было. И непонятно. Кто они? Кто они все?! Может, они и на земле, при жизни были вурдалаками и упырями, чертями, бесами, ведьмами?! Почему их так легко приемлет преисподняя и дает им силу и власть в обмен на лютые пытки и непреходящие мучения?! Загадка! Чудовищная загадка! Сколько же еще наверху такой нечисти, таких гадин, которым место только в аду?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});