Крики в ночи - Родни Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не уверен, что прошлое имеет к этому отношение.
— Но такая вероятность существует?
— Кто знает, месье?
— Смерть детей Сульта была случайной?
— Не могу сказать точно, но кое-что сообщу. Эти дети были очень нервными и легко возбудимыми. Их изолировали.
— Они не ходили в школу? Никакого частного преподавателя?
Он покачал головой:
— Никакого. Только мадам. — Он заколебался, будто хотел еще сказать что-то, затем решил промолчать. — Их жизнь была, как бы точнее сказать… иллюзия. Они были… ненормальны.
— Так как же они погибли?
— Кто знает, месье? — Он натянуто улыбнулся. — Не следует забывать, что им было всего десять и двенадцать в то время.
— Так же, как и моим детям сейчас.
Раймон, казалось, не услышал реплики.
— Думаю, вам нужно идти, месье. Извините.
— Но, как сказал инспектор Ле Брев, погиб только один ребенок.
Он застыл.
— А по-моему, двое, месье.
— Считайте, как хотите, но Ле Брев изменил свою версию.
Он сжал губы.
— Это не важно. Я ничего не знаю. Я не видел мадам несколько лет после пожара. Она отдалилась от мира.
— Но это ведь случилось тридцать семь лет назад.
По его глазам было видно, что он вспоминает это давно минувшее время.
— Именно так.
— Почему? Почему она удалилась от людей, от мира?
— Пожалуйста, уходите.
Он встал, чтобы проводить меня к двери.
— Почему вы гоните меня?
Он колебался.
— Мадам Сульт стала одержимой Они были единственным, что у нее осталось. Они жили очень дружно. И были очень близки, вы понимаете. Мать и дети.
— В доме в Шеноне?
— Какое-то время да, месье.
— В каком смысле они были ненормальными? — спросил я. — Почему она держала их вдали от всех?
Сейчас он уже разозлился и откровенно пытался избавиться от меня:
— Я врач и не могу отвечать на такие вопросы.
Он вызвал звонком пожилую служанку.
— Они были ненормальными? Идиотами?
Раймон покачал головой:
— Напротив, они были очень умными.
— Хорошо, — сказал я. — Я знаю, где она живет, и могу спросить у нее сам.
Он поймал меня за руку в дверях:
— Не ходите туда, месье.
— Гурдон-сюр-Луп? Разве не там?
— Оставьте ее в покое, прошу вас.
— Оставить мадам Сульт? Почему?
— Человеческая жизнь, а особенно ее конец — это очень печально. Вы человек свободной профессии? — Он вопрошающе поднял брови.
— Архитектор.
— Ага. Архитектор. Должно быть, вы полагаете, что мир состоит из прямых линий. Нет, мой друг.
— Конечно, нет. Что вы пытаетесь мне доказать?
— Месье, должен предупредить вас. Мадам Сульт старая, больная, у нее расстроена психика. Все мы стареем, это неизбежно.
Он опять протянул руку, показав, где выход.
— Я бы хотел…
— Но считаю нужным предупредить. Она старая и больная. Жертва. И тоже не в своем уме.
Не в своем уме. А кто из нас в своем, думал я, и в первую очередь я сам, который все еще торчит здесь, надеясь выяснить то, что оказалось не под силу полиции. После обеда я поехал в комиссариат в Понтобане, в одно из этих вычурных зданий, с кариатидами у входа и круглыми окнами, под сводчатой крышей, похожих на небольшой железнодорожный вокзал. Мне хотелось спросить, есть ли хоть какой-то прогресс в поисках Мартина и Сюзи. Я встретил Ле Брева на лестнице, спешащим к машине. Он кивнул и подошел ко мне, лоснясь от испарины, опережая мои вопросы:
— Нет, месье. Ничего нового.
Взглянув на него, я решил, что лучше не рассказывать ему о моих расследованиях смерти детей Сульта. Он поднял бровь и сказал:
— Поиски еще не завершены… далеко не завершены.
Мимо нас проходили люди.
— Что это означает?
— Это означает, что я еще не закончил дела с вами и вообще с кем бы то ни было. Вы по-прежнему живете в гостинице в Сен-Максиме?
Я кивнул. Он все еще не уверен в том, что я не убивал их, — я видел это по его глазам. Смятая мокрая пижама и что-то, что сказала ему Эмма до того как уехала, подтверждали его подозрения. Он смотрел на меня как на преступника, и мне нечем было разубедить его. Пока нечем.
Я вышел из комиссариата и столкнулся нос к носу с Эстель. Она спешила по узкой улочке к своей машине и, без сомнения, приходила в комиссариат по делам.
Я окликнул ее, и в первый момент мне показалось, что она не рада встрече.
— Эстель?
Она обернулась, одетая в короткий белый жакет и желтые брюки, с сумочкой через плечо. Бронзовый загар оттенял ее светло-пепельные волосы.
— Эстель, послушай…
Она покачала головой:
— Бесполезно, ничем не могу помочь.
Эмма насторожила меня своим звонком накануне, но Эмма была далеко, а Эстель стояла рядом, в солнечном свете, и я хотел поделиться с ней новостями.
— Эстель, я видел старого доктора, который лечил мадам Сульт. Доктора Раймона.
— Что?
Она напряглась. Я пересказал ей то, что он мне поведал об уединении семьи, жившей в том доме в Шеноне.
Она пожала плечами:
— Ну и что? Это все в прошлом.
— Эстель, мне надо убедиться… Я собираюсь увидеться с мадам Сульт. — Что бы ни чувствовала Эмма, мне нужна для этого помощь. — В Гурдон-сюр-Луп.
Я рассказал ей о встрече с Люка.
— Я знала это, — бросила она.
— Знала? — я уставился на нее. — Почему же ты мне не сказала?
Ее голубые глаза улыбнулись.
— Все знают, где живет эта старуха. Она купила поместье в горах, после того как суд принял решение о компенсации, после трудных судебных сражений в шестидесятые годы о конфискации компании Сульта. И теперь живет там одна. Ни с кем не разговаривает.
— Но я должен поговорить с ней. Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, поедем со мной, Эстель.
Помню, как мы стояли вдвоем на оживленной улице, у меня было ощущение, что время остановилось. Ее застывшая фигура и этот странный взгляд.
— Давай зайдем ко мне, — предложила она.
Мне нужно было тогда отступить, я понимал, что разрываюсь между двумя женщинами. Но мне требовалось забыться от горя и отвлечься от отчаянных попыток найти детей.
У меня начала кружиться голова. Она провела рукой по волосам, и я увидел в ее глазах просьбу.
— Джим, пожалуйста, пойдем.
Она взяла меня под руку. Дети могли исчезнуть где угодно, в любое время, но это случилось именно здесь. Я старался бороться со своим горем, и теперь мне предлагали утешение.
— Эстель…
Мы забрались в ее маленький автомобиль и поспешили к ее дому, по мощеным улицам старого квартала. Помню, как Эстель бегом поднималась по лестнице впереди меня.
В квартире она сразу провела меня в полутемную спальню, где со спинки кровати свисала одежда, а на стульях были сложены книги. Она быстро сбросила жакет и обняла меня. Если она заранее думала соблазнить меня, ее спальня не была бы в таком беспорядке.
— Ложись в кровать, — прошептала она.
Она принимала меня как богиня, глаза полузакрыты, мягкий свет от настольной лампы. Я ощущал ее нежность и полноту чувств, но, даже когда мы соединились, меня не оставлял страх от того, что это делаю я. Я испытывал одновременно вину и желание.
После этого мы сидели рядышком на кровати и пили воду „Перрье“.
— Тебе лучше? — спросила она очень спокойно.
Ее слова не вернули нас назад, не изменили прошлое, но, как наркотик, они сняли боль.
— Не будь так жесток со мной.
— Эстель…
Она вздохнула, прикрыла грудь, но я отодвинул покрывало.
— Дорогая, помоги мне.
Эстель заплакала горькими слезами:
— Это невозможно, ты должен ехать домой.
И я знал, что „домом“ была Эмма. И все же в эти короткие мгновения желание опять завладело нами, затмевая собой все остальное. После того как страсти улеглись, она отодвинулась от меня. Я поцеловал ее шею, почувствовав соленый привкус.
— Мой дорогой Джим…
Она лежала очень тихо и все еще плакала. Что же мы делаем друг с другом. Мы что, совсем поглупели? Я потерял семью и на руинах нашел Эстель, но что она действительно собой представляла… кем была в моей душе?
Тут проявилась своего рода потребность, которую я не мог контролировать, временная страсть. Я не мог объяснить ей, что запутался в чувствах и все еще люблю Эмму, что измучен и очень устал.
Эстель лежала, сложив руки на груди.
Затем она встала и спросила:
— Хочешь что-нибудь покрепче?
В комнате было душно и жарко.
— Чаю, — ответил я. — У тебя есть чай?
Она рассмеялась:
— Мы занимаемся любовью, а ты хочешь всего-навсего чаю?
— Старая английская привычка.
Эстель провела по волосам.
— Хорошо, оставайся здесь.
Я видел ее загорелое тело, узкие бедра и длинные ноги. Она исчезла в кухне, все еще без одежды.
Вернувшись с двумя чашками лимонного чая, она завернулась в покрывало, а я уже почти оделся. Она подошла и присела рядом на кровать.