Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству - Мэтт Ридли

Едва ли стоит сомневаться, что самцы пытаются монополизировать готовую к оплодотворению самку в надежде стать отцами ее следующего потомства. А делают они это парами или трио только потому, что одной особи не под силу ни контролировать ее движение, ни защитить ее от других самцов. Аналогичным образом, поскольку отцовство — ресурс, разделению не подлежащий, больше трех особей в такой группе быть не может. Вне зависимости от успешности «похищения» самок, чем больше альянс, тем меньше шансы на отцовство каждого входящего в него самца.

Впрочем, команда Коннора обнаружила, что группы самцов крадут самок еще и друг у друга — причем делают это, формируя альянсы «второго порядка» с другими коалициями. Союзники набираются специально к краже. Однажды трио Б приплыло кормиться к берегу, где заметило трио Г с самкой. Первое развернулось, проплыло милю или около того на север и вернулось с парой А. Пять дельфинов атаковали трио Г и отбили у них самку. После чего пара А уплыла, оставив дельфиниху трио Б. Спустя неделю последнее вернуло долг: помогло паре А украсть самку у трио Г. А и Б часто помогают друг другу — так же, как делают Г, Д и Е: союзы примыкают к другим альянсам, в результате чего образуются суперкоалиции145.

Те, кто предпочитает верить, будто дельфины — существа идеальные, целостные и мирные, пожалуйста, не читайте дальше: вы рискуете лишиться своих драгоценных иллюзий!

Именно для этого используют союзников и бабуины — X привлекает У, чтобы украсть самку у Z. За исключением двух особенностей. У дельфинов X, У и Z — не отдельные особи, а команды друзей. И у них не стоит вопрос, кто получит выгоду от кражи самки: один альянс помогает другому бескорыстно. Нередко в нем уже есть собственная самка (которую, кстати, в суматохе нередко теряют). Далекие от того, чтобы помогать ворам из корыстных интересов, дельфины истинно благородны. Коннор с коллегами полагают (хотя пока это еще не доказано), что взаимоотношения между дружественной парой альянсов — реципрокные. Дельфины, таким образом, делают то, чего не делает ни один примат, за исключением человека: они формируют альянсы второго порядка — коалиции коалиций. А в обществе бабуинов и шимпанзе все взаимоотношения между союзами конкурентные, а не кооперативные.

Отсюда вытекает одно из наиболее интригующих следствий изучения дельфинов. До сих пор не найдено четких доказательств закрытости их обществ. Иными словами, в отличие от большинства приматов, дельфинам территориальное деление на стаи, племена или роды, похоже, не свойственно. Шимпанзе могут жить в расплывчатой и изменчивой группе и только временами видеть некоторых своих сородичей. Но они остаются на территории своей группы и относятся к аутсайдерам, как к врагам. Если это самец, он, вероятно, никогда не покинет стаю, в которой родился. Бабуины — прямая противоположность. Взрослые самцы покидают родную стаю и отвоевывают себе место в другой — как правило, занимая одно из высших положений в иерархии. Такая миграция между группами препятствует инбридингу.

Почему же у бабуинов уходят самцы, а у шимпанзе самки? Возможно, причина кроется в агрессивной ксенофобии, выказываемой самцами шимпанзе, которая, в свою очередь, может являться следствием тенденции самцов шимпанзе образовывать коалиции. Одинокому самцу шимпанзе, забредшему на территорию соседней стаи, грозит почти верная смерть. Шимпанзе, обитающие в Восточной Африке, достаточно хорошо изучены: все они практикуют нечто сродни если не войне, то набегам. Группа самцов тихо и незаметно проникает на территорию соседей. Если наталкиваются на нескольких сильных самцов — убираются восвояси. Если на самку — притаскивают на свою территорию. Если на одинокого самца — нападают. Одна стая в Гомбе, которую изучала Джейн Гудолл, таким вот образом истребила всех самцов небольшой соседней стаи и забрала всех самок. Похожих результатов добилась и стая в горах Махали.

В мире животных нет ничего странного ни в территориальности, ни в яростной агрессии соперничающих самцов. Что отличает шимпанзе от других видов животных (хотя и не является уникальной их особенностью — волки тому второй пример) — так это охрана территории группой, а не в одиночку. В самом деле, такой вариант — не что иное, как расширение функций коалиций, которые мы наблюдали между отдельными особями (такими, как Никки и Йерун). Если вы помните, Луи, став альфа-самцом, всегда поддерживал побежденных. Кроме того, лидеры обычно стараются предотвращать драки, тем самым играя важную миротворческую роль. Возможно, это препятствует распаду группы, что имеет огромное значение, ибо более крупные сообщества лучше могут противостоять агрессии соседей. Когда группа самцов отправляется в набег, альфа сперва должен заручиться поддержкой всех партнеров. В Гомбе однажды наблюдали случай, когда альфа Гоблин явно не добился согласия нескольких старших сородичей, и «войско» пришлось распустить.

Выходит, у шимпанзе наиболее серьезная коалиция из всех — союз между всеми взрослыми самцами одной стаи против всех взрослых самцов другой (вражеской). Такая «макрокоалиция» вступает в игру только в двух случаях: либо когда стае угрожает опасность «из-за границы», либо когда этой «загранице» угрожает сама стая. Самцы шимпанзе, как правило, избегают рубежей своих территорий и приближаются к ним только при условии относительно большого размера группы. Самки же держатся подальше от таких опасных зон всегда.

Если афалины действительно не живут в закрытых территориальных обществах, тогда их коалиции коалиций совершенно логичны. Поскольку одна группа самцов едва ли может защитить некий участок моря и своих самок от другой, ксенофобная враждебность не имеет смысла. Даже в кристально чистой воде один дельфин может не заметить другого всего в миле от себя — особенно если тот ведет себя тихо. А вот на суше видимость гораздо лучше. Значит, цель дельфиньих альянсов — не защита группы самок и территории, а достижение временного успеха в охране отдельных самок или краже их у других коалиций146.

Племенная эра

По Ричарду Рэнгэму, смертельная межгрупповая жестокость, вероятно, представляет собой характерную особенность, которую мы разделяем с шимпанзе. Но люди привнесли в нее нечто новое — оружие. Имея копье или камень, человек может нападать на других с большей безнаказанностью. Ему не нужно рисковать собой, если противник не вооружен. У шимпанзе дела обстоят иначе: даже нападая целыми группами, они сталкиваются с серьезной опасностью, часто завершая драку с переломанными костями, прокушенной шкурой или выбитым глазом. В среднем, трем и четырем шимпанзе требуется 20 минут, чтобы убить другого шимпанзе. Человек благодаря оружию убивает соперника одним ударом — и, кстати, с безопасного расстояния.

Считается, что метательное оружие изобрели для охоты. Но если так, в нем есть кое-что странное. Поскольку дистанция, с которой человек мог свалить животное, постепенно увеличивалась, необходимость охотиться большими группами со временем должна была отпасть сама собой. Теоретически. Вооруженный луком и стрелой человек мог убить зверя один, тогда как охотнику, вооруженному только камнями и дубинкой, оставалось лишь надеяться, что союзники загонят животное в засаду.

Истинное значение изобретения метательного оружия двояко: с одной стороны, боевые действия стали более прибыльными, а с другой, менее рискованными. Как следствие, присоединение к крупной коалиции ради лучшей защиты и нападения стало выгодным как никогда. Возможно, не случайно Homo erectus — первый из наших предков, изготавливавший искусные каменные орудия в больших количествах — быстро приобрел более крупное тело и более толстый череп. Ведь его регулярно лупили по голове. Связь между оружием и коалициями была двусторонней. Давным-давно антропологи установили: благодаря появлению оружия доминирование стало зависеть фактически от случая. А значит, отныне лидеру было необходимо действовать не столько принуждением, сколько убеждением. Во время спора представители племени кунг (Южная Африка) имеют обыкновение говорить: «Среди нас нет ни больших, ни маленьких — все мы люди и все можем сражаться. Я иду за стрелами». В своих историях о Нью-Йорке эпохи сухого закона Деймон Ранион называет оружие «уравнителем»147.

Оружие — вот что отличает нас от шимпанзе и афалин. Человечество совмещает черты обществ и шимпанзе, и дельфинов. Как и первые, мы — ксенофобы. Для всех наших дописьменных и современных обществ характерен некий «враг», концепция «мы и они». Особенно сильно это проявляется там, где человеческие племенные сообщества состоят из родов — связанных родственными узами мужчин, их жен и иждивенцев (обыкновенная форма племенного строя, группа братьев с общими интересами). Другими словами, чем больше мужчин остаются в своих родных общинах, пока женщины мигрируют, тем больший антагонизм существует между группами. Матрилинейные и матрилокальные общества гораздо меньше склонны к вражде и войне. Так, подобные группы бабуинов не выказывают сильной межгрупповой агрессии.