Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя классика - Анна Наумовна Ардашникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот в один прекрасный день я достиг врат Града, которому
Служат планеты и покорились страны света.
Это – Град, который утопал в садах, полных цветов и плодов,
Стены его украшены росписью, земли его покрыты рощами.
Степи в нем разрисованы, подобно узорчатому шелку,
Вода в нем – чистый мед, словно в Каусаре.
Это – Град, в котором, кроме познания, нет другого строения.
Это – сад, в котором, кроме разума, нет другого дерева.
Это – Град, в котором мудрецы носят одежды из шелка,
Но не из того, что соткан руками мужчин или женщин.
Это – Град, которого едва достиг я, как разум мне поведал:
«Здесь проси то, чего искал, – мимо этой обители не проходи!»
Учителем его становится активный участник исмаилитского движения ал-Му'аййад фи-д-Дин аш-Ширази, служивший при фатимидском халифе ал-Мустансире. Оба они упоминаются в касыдах Насира – первый в качестве наставника, второй в качестве «Имама Времени» и восхваляемого лица.
После возвращения из паломничества Насир-и Хусрав начинает активную пропагандистскую деятельность в пользу исмаилитов в родном Балхе, а также Мазандаране, Нишапуре, Систане и Хутталяне. Благодаря его заслугам перед фатимидским халифом дар ал-‘илм – организация, ведавшая деятельностью исмаилитских проповедников (да'и), – назначила Насира на пост худжжата, сахиб-джазира, то есть верховного эмиссара Фатимидов на Востоке. Именно свой высокий титул Худжжат (Доказательство) поэт использует и в качестве литературного псевдонима, тахаллуса.
Успешная миссионерская деятельность Насир-и Хусрава была враждебно воспринята суннитским духовенством и властями Хорасана, и, опасаясь физической расправы, он был вынужден бежать на Памир, где и провел остаток жизни в горном селении Йумган. Бегство на Памир, скорее всего, следует отнести к периоду нахождения у власти могущественного сельджукидского визира Низама ал-Мулка, активно боровшегося с исмаилитами, то есть к 1059–1063 гг. Именно в Йумгане было создано большинство литературных произведений Насира.
Перу Насир-и Хусрава принадлежит ряд философских трактатов, среди которых наиболее изученным является «Собрание двух мудростей» (Джами‘ ал-хикматайн). Знаток мусульманской философии А. Корбэн предложил развернутый перевод названия этого трактата – «Гармония греческой философии и исмаилитской теософии». Действительно, вся книга построена как ряд диспутов между греческим философом и исмаилитом, причем каждый из диспутов завершается полным согласием спорящих.
Другой трактат Насира – «Путевой припас странствующих» (Зад ал-мусафарин), по мысли автора, являлся систематическим сводом, «каноном» исмаилитского учения, составленным как руководство для стремящихся познать истинные законы мироздания. В предисловии Насир-и Хусрав сравнивает человека, движущегося во времени, с путником, который, если наделен разумом, должен знать, откуда пришел, куда идет и какой припас ему нужен в пути. После этого автор рассуждает об искажении знания о мире теми, кто претендует на звание носителя истинной веры: «И [поскольку]… мы нашли большинство людей беспечными в отношении проникновения в эту область, и [поскольку] невежественные люди общины… соблазнились чувственным и вещественным и удалились от духовного и невещественного, и [поскольку] в соответствии с различными своими желаниями, ища главенства, соединили они веру с низменными устремлениями и назвали это фикхом, и [поскольку] они ведающих знание об истинах… прозвали еретиками и людьми дурной веры и карматами – то мы сочли обязательным написать на эту тему сию книгу…» (перевод А.Е. Бертельса).
Насир-и Хусрав, по всей видимости, является автором богословского трактата «Лик веры» (Ваджх-и дин), содержащего толкование ряда положений шариата при помощи метода та'вил. Философские проблемы в нем почти не затрагиваются. Вместе с тем в этом сочинении рассматриваются вопросы, которые помогают лучше понять некоторые стороны поэтического творчества Насира. Например, в главах 3 и 4 автор рассуждает о понятии «знание» (‘илм), которое, по его мнению, есть «познание вещей такими, какими они есть». Далее говорится, что знание заключено в разуме, что всё телесное и духовное подчинено разуму и, следовательно, всё, что не охвачено знанием, нельзя считать существующим. Исключение составляет только Бог, который выше знания. Тот, кто обладает большим знанием, ближе к велениям Бога. О том же самом поэт неоднократно рассуждает и в своих дидактико-философских касыдах.
Насир-и Хусрав считается автором небольших дидактических маснави, известных как «Книга света» (Раушана'и-нама) и «Книга счастья» (Са‘дат-нама). По своему содержанию они близки как ранним образцам суфийской дидактической поэмы, так и предшествующей светской дидактике, например, «Афарин-нама» Абу Шукура Балхи. Обязательными тематическими составляющими дидактических поэм, в том числе и принадлежащих Насир-и Хусраву, были космогонические мотивы, составляющие часть восхваления Бога-творца, которым традиционно открывались произведения нарративных жанров. Описание места человека среди божественных творений содержало характеристику его телесной и духовной природы. Далее, как правило, следовали разделы, содержащие похвалу достоинствам человека и осуждение присущих ему пороков. Именно осуждение пороков (алчности, невежества, себялюбия, вероломства, лицемерия и т. д.) вызывает к жизни советы и наставления житейского характера (например, о вреде азартных игр, об уклонении от общения с невеждами, о пользе молчания и необходимости хранить тайну, о довольстве малым и др.), которыми изобилуют обе поэмы Насира. В дальнейшем перечисленные темы будут развиваться в суфийском дидактическом эпосе, постепенно обрастая иллюстративным материалом в форме притч и коротких анекдотических историй. В поэмах присутствуют также содержательные блоки, перекликающиеся с мотивами некоторых касыд Насир-и Хусрав, как, например, резкое осуждение придворной поэзии в «Раушана'и-нама»:
Разум смеется над восхвалением подлецов,
Никто не станет украшать перлами осла…
Наиболее весомый вклад Насир-и Хусрав внес в развитие касыды, которая под его пером превратилась в один из ведущих дидактических жанров персидской поэзии. Являясь ярым противником любого пустословия, в том числе и в поэзии, Насир-и Хусрав настаивал на том, что изреченное слово должно приносить человеку реальную пользу. С этих позиций он подвергал острой критике занятие придворного поэта:
Смотри, о брат, легкомысленно не считай
Знанием ни [ремесло] секретаря, ни стихотворство.
Ведь эти профессии хорошо оплачиваются
Благодаря тому, что умножается радость адресата.
Конечно, и та и другая – это ведение речей, и все же
Нет у колдовства сходства с пророчеством.
Сокол – птица, как и куропатка, и все же
Нет у
