Другие времена, другая жизнь - Лейф Перссон

— Думаю, работа тебе понравится. Ты наверняка будешь приятно удивлен. Я знаю, что коллеги из «открытого» сектора много чего про нас говорят, но к этому надо относиться соответственно. — Берг уверенно покивал головой. — Это работа для настоящего полицейского. Такого, как ты, да и я.

Настоящий полицейский, подумал Юханссон. Вот, оказывается, как это называется — настоящий полицейский.

Потом перешли к практическим деталям. Повышение в должности? Конечно. Зарплата? Естественно, выше, поскольку и должность выше, и ты же знаешь, что в «закрытом» секторе люди получают больше, чем обычные полицейские.

Возможность подбирать сотрудников? Конечно. А кто же еще будет этим заниматься? Берешь работу, значит, ты — босс, и этим все сказано.

Оставался еще один деликатный вопрос.

— А как долго ты собираешься оставаться?

— Если хочешь, могу уйти завтра, — слегка улыбнулся Берг.

Если бы мог выбирать, ушел бы сегодня, подумал он, но, разумеется, не выдал своих тайных мыслей.

— Я-то рассчитывал, по крайней мере в первое время, на экскурсовода. — Юханссон тоже улыбнулся.

— Это пожалуйста. Я даже надеялся, что ты об этом попросишь.

После стольких лет что значит неделя или две, подумал Берг.

Юханссон кивнул. Ему показалось, что Берг плохо выглядит.

— Вот так обстоят дела, — вздохнул Берг. — Можешь себе это представить, Ларс?

— Могу, — сказал Юханссон.

Так все и началось.

Вечное заместительство Юханссона закончилось. Теперь он был уже не «Мädchen fur Alles» — так сказать, «прислуга за все», которого правительственная канцелярия и полицейское руководство выдергивало каждый раз, когда кто-либо из начальства садился в лужу или просто выбрасывал полотенце. Теперь у него была солидная должность начальника оперативного отдела в организации, которая на полицейском шведском называлась «закрытый» сектор, причем с точки зрения широты полномочий лучшего места просто не было.

Сам он, впрочем, об этом не думал: занимался подбором ближайших сотрудников, «свободного ресурса», как он его определил. Его лучший друг Бу Ярнебринг взялся ему помочь: сам Юханссон давно не работал в оперативных группах, поэтому был уверен, что за это время выросло немало способной и энергичной молодежи, которую он попросту не знает. С помощью друга он набрал с десяток молодых толковых ребят, и только одно омрачало картину: сам Ярнебринг категорически отказался перейти к нему на службу.

— Мне накладная борода не пойдет, — сказал он. — К тому же я начинаю стареть.

— Дай знать, если передумаешь, — попросил Юханссон.

Все мы не молодеем, подумал он.

— Пока не передумал. Ты мне лучше скажи, что с тобой произошло?

— О чем ты?

— Сколько лет мы знакомы? Мы же познакомились в школе полиции?

— Тридцать лет, — сказал Юханссон.

— Если память мне не изменяет, ты на курсе был самым красным, вернее сказать, единственным красным. Ты же хотел упразднить тайную полицию?

— Раз ты так говоришь, значит, так оно и было, — согласился Юханссон.

Тридцать лет, даже больше тридцати, подумал он.

— Помнится, ты говорил, что такая организация, как полиция безопасности, несовместима с демократическими и справедливыми правовыми органами. Если бы тебя спросили в то время, не собираешься ли ты работать в охранке, могу себе представить результат…

— И что бы я, по-твоему, сделал? — спросил Юханссон, хотя прекрасно знал ответ.

— Дал бы спрашивающему по морде.

— Возможно, — пожал плечами Юханссон.

— И поскольку ты никогда не был особенно силен по части подраться, пришлось бы вмешаться и мне.

— Конечно, — согласился Юханссон. — Я бы только на это и рассчитывал.

— А сейчас ты у них чуть ли не главный! Что же с тобой произошло?

— Сейчас новые времена… — сказал Юханссон.

Будем надеяться, лучше прежних, подумал он.

— Не верю, — заявил Ярнебринг. — Другие времена — это я еще могу согласиться. Но не новые.

22

Само собой, прежде чем решиться на такой резкий поворот в карьере, Юханссон посоветовался с женой. Десять лет назад он, прожив пятнадцать лет после развода холостяком, решил кардинально поменять свою жизнь и, едва миновала неделя страстной любви, сделал предложение. С одиночеством, которое он привык считать своим естественным состоянием, было покончено. Иногда, правда, он тосковал по прежней жизни — после чересчур бурных объяснений или когда ему просто хотелось побыть одному.

Она согласилась, хотя все, что он мог ей предложить, — руку и сердце. Но Ларс Мартин Юханссон умел отличить важное от неважного, поэтому к созданию и укреплению «брачных уз», как он это называл, отнесся в высшей степени серьезно и энергично, хотя иногда это было нелегко. Или так: это не всегда бывало легко, но ведь никто не сказал, что мы, люди, должны жить легко. Когда мы совершаем серьезные поступки, это влечет за собой серьезные последствия — так он считал. Вот и женитьба — как раз такой случай.

— И что ты по этому поводу думаешь, старушка?

— А ты сам что думаешь? — ответила жена вопросом на вопрос с интонацией, которую он терпеть не мог. — Это ведь не я иду в тайную полицию, — добавила она, улыбнувшись и с совсем другой интонацией, которую он очень любил.

— Если бы он пришел с таким предложением двадцать лет назад, я бы вышвырнул его вон, — сказал Юханссон.

Ну и что из того, подумал он, пришел-то он не двадцать лет назад, а позавчера.

— А ты как считаешь: нужна нам тайная полиция? — спросила она с любопытством.

— Конечно нужна, — ответил он, но голос прозвучал неубедительно.

Нужна, подумал он, тайная полиция всем нужна, разве не так?

— Нужна — значит, нужна, — пожала плечами жена. — А раз тайная полиция нужна, а ты превосходный полицейский (и к тому же весьма достойный человек, ведущий весьма достойную жизнь… особенно после того, как мы встретились), то соглашайся.

Чего это она так развеселилась? Никогда не понимал, что у баб на душе. Они не такие, как мы, подумал Юханссон.

— Ты что, меня разыгрываешь?

— Я? Когда я тебя разыгрывала? — спросила она с притворным удивлением. — Кстати, а что Бу говорит по этому поводу?

— Ярнебринг? А почему ты спрашиваешь? Не все ли мне равно, что он говорит?

— Ай-ай-ай, — горестно покачала головой жена, хотя вид у нее был на редкость довольный, — малыш Буссе не играет с лучшим приятелем…

— Он говорит: слишком стар, — объяснил Юханссон.

Опять она его дразнит.

— Хочу тебе кое-что сказать. — Она внимательно на него посмотрела.

Юханссон неопределенно покачал головой и промолчал. Лучше выждать немного.

— Помнишь старый комикс про двух проказников — Кнолля и Тотта?

— Ну, — осторожно выговорил Юханссон.

— Это ты и Бу. Вылитые Кнолль и Тотт. Или их звали Пигге и Гнидде?

— Не помню.

Женщины — совершенно точно не такие, как мы, подумал он. Ему захотелось сменить тему.

— Знаешь что, старушка, — сказал он. — Забудь про это. Что будем делать вечером? Поедим где-нибудь? Сходим в кино? Или, может быть… — Юханссон с улыбкой передернул плечами. Жест не оставлял ни малейших сомнений.

— Сначала пойдем в ресторан: надо же отметить твое повышение, потом в кино — я давно хотела посмотреть один фильм — и только потом… Ты еще и стеснителен, тебе об этом говорили? А потом займемся твоим «может быть». Посмотрим.

— Замечательно. — Юханссон резко поднялся. — Так и сделаем. Мне только надо принять душ.

Она все же очень красивая, подумал он и положил руку на ее тонкую шею. У нее там была ямка, специально созданная для большого пальца его правой руки.

— Иди-иди, — сказала жена, освобождаясь. — Мне тоже надо быстро привести себя в порядок, если мы хотим еще и в кино успеть.

О каком фильме она говорит? — подумал Юханссон, стоя в душе. Может быть, у нее и хороший вкус, но уж очень отличается от моего. В последний раз я попросту заснул посреди фильма. А почему это она должна выбирать фильм, а не я? — вдруг задал он себе вопрос. Это же меня повысили, а не ее.

23

«Зачистка» архивов СЭПО — а это надо было сделать, пока до них не докопался кто-нибудь из интеллектуалов-правдоискателей, — стала одной из самых крупных акций в истории шведской тайной полиции и прекрасной иллюстрацией того обстоятельства, что добросовестная полицейская работа сама по себе является наградой. Неважно, что работа по созданию этих архивов и «зачистка» находились в определенном противоречии.

Ясно, что попросту уничтожить все или хотя бы большую часть актов на «неблагонадежных» граждан было невозможно, — это вряд ли способствовало бы улучшению репутации полиции безопасности. Но определенных лиц следовало вывести из-под контроля грядущих «комиссий правды». Прежде всего речь шла об осведомителях, работающих на СЭПО долгие годы. Несколько тысяч человек, то и дело появляющихся в разных обличьях, с разными именами, кличками и кодами. Их имена встречались, как правило, не в одной, а в нескольких базах данных, и замести следы было практически невозможно.