Пешки - Питер Барнес

Однако через несколько недель Харви и Дэниелсу предъявили обвинение в попытке вызвать неподчинение, нелояльность и отказ от выполнения служебных обязанностей. Дэниеле был осуждён и приговорён к десяти годам тюремного заключения. Харви был осуждён за меньшее преступление — нелояльные заявления с намерением способствовать распространению нелояльности — и получил шесть лет тюрьмы.

В апелляции Дэниеле и Харви утверждали, что они не повинны ни в каких преступлениях. Они не совершали противозаконных действий, не толкали других на такие действия, и нет никаких данных о том, что в результате их высказываний подобные действия были совершены. Они высказывали мнение, которое разделяют многие другие солдаты, о том, что война во Вьетнаме несправедлива. Они также выражали желание, как и многие другие солдаты, не участвовать в этой войне. Единственной «явной и реальной угрозой», вызванной их словами, была угроза, что морские пехотинцы законно потребуют созвать «мает».

Почти через три года после приговора суда военный апелляционный суд вынес решение по их делу. Он отменил приговор по техническим соображениям, но отклонил их доводы о свободе слова. «Совокупная деятельность обвиняемых является не мелкой опасностью, а явной и реальной угрозой подорвать лояльность и дисциплину солдат-негров в роте», — заключил суд.

В чём же тогда состоит право на свободу слова в вооружённых силах? Очевидно, это право является достаточно неопределённым, если Верховному суду ещё приходится его разъяснять. Но совокупное влияние недавних решений военных судов приводит по крайней мере к одному ясному выводу: если солдату не нравится определённая война, то у него практически нет законных путей, чтобы, не подвергаясь опасности, высказать своё мнение. Письма и частные разговоры исключаются (Леви). Листовки исключаются (Эмик и Столт). Участие в демонстрациях вне гарнизона исключается (Хау).

Дружеские беседы и «маеты» тоже исключаются (Дэниеле и Харви).

Все, что требуется военному суду, чтобы осудить солдата, использующего одну из этих форм выражения взглядов, — это вынести определение, что слова солдата нелояльны сами по себе (Эмик и Столт), что они имеют «тенденцию» породить нелояльность, не обязательно порождая её ( Леви), или порождают нечто большее, чем «мелкую опасность» нелояльности (Дэниеле и Харви). Поскольку не совсем ясно, что такое нелояльность (военный судья на процессе Леви определил её как «отсутствие преданности или неверность властям, которые требуют уважения, повиновения и преданности, ведущее к неповиновению, отказу от выполнения приказов или мятежу»), военному суду нет надобности быть особенно педантичным при вынесении определения. Почти всё, что представляется нелояльным или опасным, ipso facto[60] является нелояльным или опасным.

Короче говоря, право при нынешнем его состоянии не гарантирует свободы слова. Наоборот, оно гарантирует военному командованию почти неограниченные возможности подавлять эту свободу слова.

Разумеется, в вооружённых силах запрещаются не все критические выступления. Это было бы не только невозможно, но вызвало бы ещё больший упадок морального духа, чем слова любого инакомыслящего солдата. Военное командование сдерживает ещё один фактор: отношение общественности. Иметь на своей стороне закон — это ещё не все; надо иметь возможность его применить. И военное командование не очень охотно идёт на служебное преследование свободы слова, потому что военные суды подрывают его репутацию. Поэтому за последнее время отмечаются тенденции воздерживаться от возбуждения судебных дел, связанных с первой поправкой к конституции, и предпочтение отдаётся иным формам наказания: например, переводу по службе или увольнению.

Насколько чувствительным к общественному мнению становится военное командование, видно из его «Руководства по отношению к инакомыслию». Главная цель этого меморандума 1969 года заключается не в том, чтобы содействовать осуществлению гражданских свобод, а в том, чтобы предостеречь командиров от чрезмерного увлечения наказаниями за инакомыслие. «За последние несколько недель в печати были опубликованы сообщения о росте инакомыслия среди военнослужащих, — начинается меморандум. —Важно понять, что вопрос о „солдатском инакомыслии“ связан с конституционным правом свободы слова и что реакция военного командования на такое инакомыслие, вполне естественно, продолжает привлекать большое внимание общественности. Поэтому любое действие на любом уровне может отразиться — либо благоприятно, либо отрицательно— на репутации и авторитете вооружённых сил в глазах американского народа».

Меморандум стал предметом обсуждения на заседании комиссии по делам вооружённых сил палаты представителей, где встретил, мягко говоря, холодный приём.

Конгрессмен Чарльз Беннет заявил министру сухопутных войск Резору: «Документ об инакомыслии огорчает меня больше всех других военных документов, какие мне приходилось читать… Просто противно думать, что такой документ может исходить от командования сухопутных войск». Конгрессмен Джон Хант заявил: «Я никогда не читал ничего более отвратительного, чем этот документ».

Резор попытался объяснить цель меморандума: «Я считаю очень важным, чтобы командование заняло позицию, которая представляется народу совершенно разумной, а не произвольной, и это всё, что мы стараемся сделать».

Однако рассуждения о «разумности» не смогли умиротворить председателя комиссии Риверса, считавшего меморандум неправильным. Обращаясь к начальнику штаба сухопутных войск генералу Уэстморленду, который тоже присутствовал на заседании, он с раздражением сказал: «Генерал Уэстморленд, бьюсь об заклад, что вы с этим не согласны. Если в ваших жилах осталась хоть капля южнокаролинской крови, вы с этим не согласитесь».

Под нажимом Риверса и его коллег министерство обороны в сентябре 1969 года издало ряд новых директив. Хотя «Руководство об отношении к инакомыслию» не было официально отменено, новые директивы были проникнуты совершенно иным духом. Исчезло первоначальное утверждение меморандума о том, что «несогласие с политикой правительства является правом каждого гражданина». Исчезло требование о том, что у командира «должны быть веские основания, подкреплённые доказательствами, чтобы запретить распространение газеты». Отсутствовало также обязательство «налагать лишь такие минимальные ограничения (свободы выражения взглядов), которые необходимы для выполнения боевых задач».

Между тем борьба между гражданами-солдатами, их адвокатами, с одной стороны, и военным командованием— с другой, продолжается.

Глава VIII

СИСТЕМА ВОЕННЫХ СУДОВ

По моему мнению, военная система уголовного судопроизводства вполне соответствует нормам, принятым Американской ассоциацией адвокатов.

1

Гражданское право в Америке имеет две цели: наказание преступников и защиту конституционных свобод граждан. Военное право выполняет только одну главную функцию: моральное подавление военнослужащего.

Военные суды являются стражем власти командира и органом внедрения дисциплины. Система проста: командир обвиняет, военный суд наказывает. В 1969 году военные суды вооружённых сил рассмотрели 109 000 дел; в 94 процентах случаев были вынесены обвинительные приговоры.

Военные суды не имеют прав защиты, которыми обладают гражданские суды. Они могут только наказать или оправдать, но не могут предоставить других форм помощи. Солдат не вправе просить у военного судьи предписания о рассмотрении законности ареста: он не может получить от военного суда распоряжения о пресечении незаконных действий начальников. Он никогда не выходит из военного суда с чистым выигрышем; в лучшем случае он может избежать серьёзного проигрыша, но даже это случается не очень часто.

В основе американского военного права лежит английский военно-судебный кодекс, который, в свою очередь, восходит к римскому военно-судебному кодексу. Это был суровый, самовластный дисциплинарный кодекс, имевший целью держать в повиновении наёмников короля или императора, а не обеспечивать права граждан-солдат в демократическом обществе.

Когда в 1775 году Континентальному конгрессу понадобился военный кодекс, он поспешно принял английский военно-судебный кодекс, включая его положения о клеймении, порке и других жестоких наказаниях. После окончания войны за независимость кодекс остался в силе для регулярной армии. Первый военный министр, Генри Нокс, считал, что некоторые из этих положений грубо противоречат биллю о правах, и советовал Вашингтону «пересмотреть (их) и привести в соответствие с конституцией».

Но это так и не было сделано. В XIX и начале XX века в кодекс были внесены незначительные изменения: отменены средневековые наказания. Но когда конгресс в 1950 году утвердил нынешний Единый военно-судебный кодекс, он сохранил с небольшими изменениями основную структуру военных судов, установленную старым военно-судебным кодексом.