Королева Жанна. Книги 1-3 - Нид Олов

Поднялся брат Филиппо де Кастро и задорным мальчишеским голосом задал такой вопрос:

— Преподобный отец, если мир не есть Бог, то мир есть мертвая субстанция, но где же тогда находится Бог?

— Бог находится вне ее и привносит в нее свой порядок тогда, когда ему угодно это, — объяснил Басилар Симт.

— Значит, когда прорастает росток, Бог присутствует при этом?

— Росток прорастает с Божьего соизволения.

— И когда перезрелый плод падает наземь и сгнивает, но остаются семена и дают новые побеги, причем не сразу, но по прошествии зимних холодов — это все также предусмотрено Богом?

— Все в мире проникнуто божественной гармонией, — сказал архидиакон и перекрестился.

— Правильно ли я понял вас, что под понятием «всепроникновенность божественной гармонии» подпадает каждая вещь, каждое деяние и все, что ни совершается в мире?

— Вы правильно поняли меня.

— Благодарю вас, отец. Итак, божественная гармония пронизывает мир. Никакое движение невозможно без Бога, мы же видим, что мир движется вечно и повсеместно. Бог есть все. Так сказал мой соотечественник Мигель Сервет, в чем же его заблуждение? Ведь вы преподобный отец, подтвердили это сами…

— А-а-а-а!

Изощренный ученик мурьянов слишком поздно заметил ловушку, устроенную ему наглым юнцом в черной маске. Общий крик вырвался у всех. На лице архидиакона промелькнула растерянность.

Но теоретики слишком долго терпели надругательство над святыней. Их терпение иссякло, и это спасло диспутанта.

— Бей их! — заорал кто-то утробным басом. — Это католики, только они способны на такое кощунство! Бей их, братие!

Слово было сказано. Магистры, бакалавры и писаки, пылая священным гневом, повскакали с мест. Началась суматоха.

— Становится жарко, — шепнул Жану брат Агнус, — чего доброго, нам не выбраться.

Брат Жан перехватил его руку.

— Оставь в покое пистолет!

— Что же, ты откроешь лицо?

— Ни в коем случае, ты с ума сошел. Подожди — Брат Жан поднялся и махнул рукой, желая привлечь внимание арбитра, но его движение было истолковано неверно.

— Они бегут! Держи их!

Церковные крысы, сидевшие во втором ряду, полезли на пюпитры, чтобы своими руками схватить еретиков. Один из них уже вцепился в руку брата Жана. Он получил сразу три тычка и, потеряв равновесие, шлепнулся вниз, увлекая за собой других нападающих. Затрещали сутаны, посыпались бумажки.

В этот миг сверху, как будто прямо с потолка, спрыгнул человек с обнаженной шпагой. Он ловко устоял на спинках кресел второго ряда. На нем был кожаный военный колет: широкий плащ с капюшоном развевался за его спиной, как черный парус. Увидев такого страшного человека, магистры и писаки забились под пюпитры.

— Воители Истины, спасайтесь! — крикнул он голосом, привыкшим командовать.

— Алеандро! Это Алеандро! — закричали сзади студенты.

Лейтенант Бразе обернулся.

— Веррене, подержи мой плащ! — Он отстегнул плащ и кинул его одному из студентов. — Друзья, проложите им путь! Я прикрою отступление! Монашки, братишки, вы еще здесь?! Немедленно прочь! Pronto! Pronto![46] — кричал он по-испански, полагая, что так его скорее поймут.

Монахи выбрались в проход и, окруженные студентами, побежали вверх по лестнице. Лейтенант Бразе левой рукой схватил алебарду регламентатора, которой тот пытался его достать, вырвал ее и поставил между пустых кресел; затем, прыгая по скамьям, он соскочил в проход и замкнул шествие.

В дверях была свалка. В воздухе густо висели отборные ругательства и проклятия. Не обращая внимания на бранный шум, высшие чины, духовные и светские, завязали приличную беседу. Лишь наиболее экспансивные что-то кричали с мест, но их не было слышно. Диспутант сошел с ненужной уже кафедры: спорить было не с кем Арбитр поманил его.

— Надеюсь, отец, вы не слишком огорчены своей неудачей?

— Я член конгрегации Мури, — бесстрастно ответил архидиакон, — мы не знаем слова «неудача». Мы твердо веруем, что все, что ни совершается, — совершается ко благу.

Он мог бы добавить, что у него уже был готов ответ мальчишке, но помешало нетерпение и возмущение присутствующих. Но он не сказал этого, потому что это прозвучало бы похвальбой.

Аббат Калаярт произнес:

— Вы глубоко правы, отец мой. О вас узнает кардинал Реасский, Аврэм Чемий…

Имя князя церкви Виргинской, кардинала Симона Флариуса, не было упомянуто. Он был пешкой, креатурой короля Карла, и его не ставили ни во грош. Он это знал и не предпринимал ничего, чтобы изменить положение. Сидя в монастыре Укап, он предавался веселенькому разврату и был вполне равнодушен к делам веры. Вот этого-то равнодушия и не могли простить ему все истинные католикане, которые поклонялись Аврэму Чемию, сидящему в отдаленной епархии на острове Ре.

При нем церковь Виргинская представляла собою вертоград процветший. Сотнями сжигались еретики, не хуже, чем в Испании. Королю это не нравилось, и когда князь церкви вздумал навязать католиканскую религию Польше и Богемии и без ведома короля выпустил указ о введении там своей инквизиции — Карл в два счета выбросил его из монастыря Укап.

Ему нужна была церковь покорная, но церковь не желала покоряться. Дух кардинала Чемия царил в ней и незримо занимал престол кардинала Мури. Все, кому надо, были уверены, что кардинал Чемий явится во плоти и займет его снова.

Басилар Симт принадлежал к числу истинных католикан; поэтому при упоминании имени Чемия он благодарно поклонился, не теряя, однако, достоинства.

Как ни старались студенты и лейтенант Бразе, монахам досталось несколько тумаков, прежде чем они выбрались из зала. Выскочив последним, лейтенант с минуту отбивал натиск у дверей, давая монахам время добежать до выхода. Какой-то студент крикнул ему:

— Алеандро, на площади целая толпа!

Снизу раздалось два пистолетных выстрела.

— Задержите этих! — крикнул Бразе. В две секунды он подлетел к выходу, разгоряченный и весь сверкающий, точно бог войны.

Монахи и несколько студентов стояли у выхода. В руках у монахов были пистолеты.

— Нас не выпускают, — сказал один из них. — Можете ли вы что-нибудь сделать?

Лейтенант выглянул. Крыльцо окружала толпа человек в сорок, с дубинками и мечами. Трое держали факелы. Пламя подчеркивало синеву сгущающихся сумерек.

— У вас есть еще три заряда, — сказал он. — Впрочем, сюда они не войдут… Но в случае чего стреляйте без пощады.

Затем он разбежался, как метеор, метнулся вперед и буквально прожег себе дорогу. Очутившись за кольцом, он закричал во всю силу своих легких:

— Ко мне, мушкетеры!

Этого призыва не надо было повторять дважды. В ту же минуту из Дома мушкетеров выскочило несколько человек. Лейтенанта узнали издали.

— Господа, разгоним этих чернецов! — крикнул им лейтенант. Засверкали шпаги. Толпа рясников повернулась фронтом к этому новому противнику, и студенты смогли вывести пятерых монахов из здания. Лейтенант зорко следил за ними, работая шпагой, как дьявол. Подбежали еще мушкетеры. Служители Бога дрались остервенело, видя, что добыча ускользает из рук.

— Сдерживайте эту сволочь! — кричал Бразе. — Не пускайте их!

Самое трудное, кажется, было сделано. Все пятеро выбрались из свалки и зашагали к карете — это хорошо, что у них была карета, но она стояла на другом конце площади. Студенты и мушкетеры, оцепив рясников, отбивали их попытки прорваться к монахам. Те удалялись медленно, точно дразнились.

— Бегите же, бегите, черт возьми, в этом нет ничего постыдного! — раздраженно кричал им лейтенант Бразе.

Вдруг один из монахов упал. Прочие сгрудились вокруг него и пытались поднять своего товарища. Бразе кинулся к упавшему, заметив в то же время, что трое рясников прорвались сквозь оцепление и бегут к монахам, засучивая рукава. В руках у них сверкали ножи.

Монахи судорожно разрядили в них свои пистолеты «Никуда не годные стрелки», — успел подумать лейтенант, втыкая шпагу в бок одного из рясников и давая подножку второму. Третьего на месте положил подбежавший от кареты лакей. Он придерживал у шеи свой плащ, скрывая ливрею.

— Лейтенант, — сказал упавший монах, — возьмите меня и донесите до кареты. А вы, — обратился он к остальным, — бегите вперед. Бегите, я вам приказываю.

Монахи повиновались и, подобрав свои рясы, пустились бежать. Видимо, этот, упавший, был у них главный. Бразе подхватил на руки легкое, почти невесомое тело.

Оно было мягким и нежным, как у девушки. Монах тяжело дышал. От этого дыхания свободный край его маски откинулся, обнажив розовые полураскрытые губы. Из-под черной ткани, как змейка, вывернулся золотистый локон. Глаза были зажмурены. Руки, охватившие шею лейтенанта, внезапно напряглись, и он почувствовал упругое прикосновение женской груди…