Королева Жанна. Книги 1-3 - Нид Олов

Жанна следила глазами за Гроненальдо и, как только тот кончил читать, жестом предупредила готовый излиться поток поздравлений.

— Я хочу, чтобы все сделалось нынче же. Все в сборе, да и время не позднее. Никому ни слова, пусть это будет сюрприз… — И она с усилием улыбнулась.

Тронный зал ярко осветился. Гостей пригласили туда, и они обалдело, но привычно разбирались по рангам — кому стоять ближе к престолу, кому дальше. Перед троном на подушках лежали королевские клейноды: держава, скипетр и новая, никем не виданная корона тончайшей, изящнейшей работы. По залу ходили недоуменные шушуканья. Искали Эльвиру де Коссе, самого осведомленного человека в Аскалере, но ее нигде не было видно. Гроненальдо, стоя с правой стороны трона, непроницаемо молчал.

Наконец прозвучали трубы, и в зал вошла Жанна, причесанная под корону и в белой горностаевой мантии, наброшенной на ее бальное платье. Широко раскрытыми глазами она смотрела прямо перед собой. Все видели, как она покусывает губы и дергает мантию из рук камергеров.

Для Жанны сто шагов до трона, под перекрестным огнем сотен взглядов, были трудны, как путь на Голгофу. Ей казалось, что все уже знают про ее позор; она чувствовала себя как голая под этими напряженными вопрошающими взглядами. Ее плечи еще болели от прикосновения жадных рук фигляра, который пытался сделать с ней что-то ужасное, немыслимое, которому она чуть не покорилась… ей хотелось кусать руки и громко кричать от стыда. Но она королевской поступью старалась не ускорять шагов, шествовала к трону. Под мантией никому не было видно ее оскверненных плеч и сжатых кулаков с ногтями, впившимися в ладони. А лицо… правда, она кусала губы, но мало ли от чего королева может кусать губы, пусть себе господа и дамы гадают. Вздор, вздор, никто ничего не знает, сейчас надо быть королевой.

Кардинал Мури, как человек воспитанный и светский, предложил ей руку, чтобы помочь ей преклонить колени; но Жанна не обратила внимания на его жест, встала на колено сама, наступила на подол и чуть не упала. Яростно сжав губы, она рванула подол; к счастью, шелк был скользкий.

Выждав, пока она примет нужную позу, кардинал провозгласил:

— Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Иоанна Первая, Божией милостью королева Великой Виргинии и острова Ре, царица Польская, княгиня Богемская, императрица Венгерская, венчается ныне короной принцессы Италийской!

Все взвыли от восторга. Жанна вздрогнула, услышав этот крик. Гроненальдо и кардинал под локти подняли ее. Она зажмурилась, повернув лицо к толпе, — смотреть на людей было свыше ее сил. В руки ей дали скипетр и державу, она приняла их, не открывая глаз, попятилась и села на трон. Кричали долго, и это дало ей время прийти в себя.

«Открой же глаза, будь королевой. Ты сама хотела, чтобы все это произошло сегодня, и правильно, танцевать после этого ты не смогла бы, а покидать гостей тоже было нельзя. Подарок Вильбуа пришелся как нельзя более ко времени, и ты правильно распорядилась им. Ну, открой же глаза, будь королевой».

Она открыла глаза. Перед ней, второй раз за сегодняшний вечер, прошли господа посланники. Они говорили слова, она не слышала их, но улыбалась — она была королевой. Только речь фригийца, генерала Кнута, произнесенная на ужасном французском языке, с налеганием на рычащие и шипящие согласные, несколько развеселила ее. Дипломат он был, по-видимому, никудышний, но это-то и было ценно сейчас — он говорил то, что думал. Жанна подарила ему за это искреннюю улыбку.

Она отвлеклась от постыдного воспоминания и сосредоточилась на настоящем моменте — моменте своего триумфа.

Гроненальдо шепнул ей:

— Малая присяга на верность принцессе Италийской.

Жанна встала и сошла на последнюю ступеньку престола. Теперь она отчетливо видела лица людей, и ей было ясно, что они видят не напуганную девочку в Цветочной галерее — они видят королеву, принцессу Италийскую, в сиянии золота и славы.

Зарокотал барабан. Сердце Жанны вдруг запрыгало, и она поняла почему: в зал, по четыре в ряд, со знаменем, вступила полурота мушкетеров, ведомая лейтенантом Бразе.

Глава XVI

ЛЕЙТЕНАНТ БРАЗЕ

Motto:

Так трусами нас делает раздумье,И так решимости природный цветХиреет под налетом мысли бледным,И начинанья, взнесшиеся мощно,Сворачивая в сторону свой ход,Теряют имя действия.

В зал вступила полурота мушкетеров, ведомая лейтенантом Бразе. Она видела его впервые после того дня. На щеках ее вспыхнул румянец, под коленками сладостно заныло. Каждая клеточка ее тела помнила эти сильные руки и мускулистую грудь, не защищенную войлочными прокладками. Вот мужчина, прикосновение которого не приносит стыда, но приносит радость и желание нового прикосновения.

Ее сердце, душа, ее глаза, ум и вся она — разом вынырнули из тумана смятенных чувств. Наступила сияющая, ослепительная ясность. Но это была не та, желтенькая, детская ясность — а другая, высшая.

Лейтенанту Бразе не надо было искать ее глаз — они с самого начала были устремлены на него. Он мог сомневаться в этом, но шаг за шагом он приближался к трону и все яснее видел, что она смотрит именно на него.

Он преклонил колено перед троном, капитан де Милье произносил необходимые слова, а они неотрывно смотрели друг на друга. Девочка в золотой короне, держащая в нежных руках символы власти, покраснела, и он знал почему: она вспоминала тот вечер на площади Мрайян. Она улыбалась ему какой-то потусторонней улыбкой — эта улыбка предназначалась ему одному Лейтенанту почудилось даже, что она произнесла его имя… Но это был уже бред наяву: королевские губки воистину раскрылись, но сказали совсем другое:

— Благодарю вас, мои храбрые мушкетеры.

Очарование длилось несколько секунд. Теперь надо было встать и выйти. И он встал, машинально повернулся через левое плечо и пошел, чувствуя ее взгляд спиной и затылком. Но обернуться, чтобы ответить на этот взгляд, было нельзя.

Грохоча сапогами, в зал вступили телогреи, в серо-зеленом сукне, в касках с черепами. Иностранцы вытянули шеи, с любопытством рассматривая их. Жанна улыбалась им по-прежнему: лицо лейтенанта Бразе отпечаталось в ее глазах, и во всех лицах она видела только его.

Она была счастлива, и все видели, что она счастлива, и полагали причину счастья в том, в чем и следовало полагать ее в настоящий момент. Все сияли отраженным светом королевского счастья; каждое слово Жанны встречалось дружными возгласами: «Жизнь! Жизнь!», при каждом этом вопле за стенами дворца бухали пушки.

Ей присягали синьоры. С равной благосклонностью смотрела она и на благородного Гроненальдо, и на умирающего со страху герцога Правон и Олсан, и на баронета Гразьенского с бегающими глазами. Эти господа не были названы в числе участников заговора, но все же они рисковали, явившись в Толет на торжество. Впрочем, об этом никто не подозревал, и Жанна менее всех.

Вдруг радужное сияние помрачила черная тень. Это подошел герцог Марвы, последним, странно выглядевший в темном, почти траурном, бархате среди светлых праздничных костюмов. Он встал перед ней на оба колена и, опустив голову, чтобы взгляды их не встречались, прошептал несколько слов — она даже не разобрала каких. Это был униженный, разбитый человек, кающийся грешник. А Жанна была счастлива, следовательно, великодушна. Глядя на его склоненную как в ожидании удара голову (с безукоризненной, как всегда, куафюрой), она не испытала ни стыда, ни злобы, ни даже торжества — она испытывала жалость к этому человеку. И она сказала ему тихо и внятно:

— Герцог, я прощаю вас. Поезжайте и спите без тревог.

— Спасибо, Ваше Величество, — сказал он в пол, поднялся на ноги и, не глядя ей в глаза, незаметно отошел в сторону.

Барышни камер-фрейлины почтительно высвобождали принцессу Италийскую из тисков бального наряда. Она полулежала в мягком кресле, прикрыв глаза и облегченно вздыхая. Когда все тесемки были распущены и пряжки чулочных подвязок расстегнуты, она сказала, не открывая глаз.

— Благодарю вас, девицы, вы свободны.

Девицы присели и выплыли из королевской спальни. Жанна спросила у Эльвиры:

— Никто из них не удивлялся, почему я не даю им раздевать себя до конца?

— Пусть бы только попробовали возразить, — ответила Эльвира тоном старой дуэньи. — Они боятся меня, как черта.

Жанна рассмеялась:

— Тебя, с твоим кротким сердцем, можно бояться?

— Конечно, — сказала Эльвира, — ведь я облечена властью, а это портит людей… К тебе это не относится…

— А, не относится, тем лучше. Помоги-ка мне, облеченная властью, что-то мне никак не выпутаться…

Эльвира помогла Жанне выбраться из вороха одежд. Жанна приняла ванну и, одетая в ночную рубашку, села перед зеркалом. Эльвира, убирая на ночь ее волосы, видела на губах подруги все ту же неосмысленную, сомнамбулическую улыбку.