Один в чужом пространстве - Олег Приходько

— Этого я не знаю. Выйдите.

Я поперхнулся дымом: было слишком очевидно, что Квадрат не шутит и что в моей карьере приближается какой-то нежелательный поворот. И это в награду за все мои мучения?! За то, что, брошенный на произвол судьбы, я сумел выполнить сложнейшее задание с риском для своей относительно молодой жизни?! Не имея связи с агентством, без гроша в кармане, без надежды на успех?! За то, что, помогая этому бездарному адвокатишке, привыкшему загребать жар чужими руками, урвать жирный кусок, погиб человек?!

— Ты что? Не похмелился? С утра? — с огромным усилием сдерживая ярость, раздавил я в пепельнице сигарету.

Квадрат взвился, отшвырнул папку.

— Вон!!! С-сопляк!.. — заорал.

Не вставая с места, я притянул его за лацкан пиджака к себе через стол.

— А ну не орать! — прошипел. — Не то я за себя не отвечаю. Я башку под пули подставлять не нанимался. Еще неизвестно, какую роль ты играл в этом деле. Не ожидал, что вернусь, да?.. Рассчитывал, что ухлопают свидетеля твоих темных делишек?! На дурака рассчитывал, Квадрат?

— Т-ты… в-вы… — тщетно пытался он высвободиться из захвата, — Да как ты смеешь…

— А ты?! Ты как посмел впутать меня в такое, а?! — я отшвырнул его в кресло, навалился на стол. — Решил Столетника на кучу «зелененьких» обменять?! Врешь, сука!

— Каких «зелененьких»?..

— Пойдешь по этапу, Гэ! За все ответишь!..

Он вцепился в подлокотники и, глядя на меня полными недоумения глазами, пытался вставлять в мой обвинительный монолог слова оправдания:

— Да что ты мелешь-то?..

— Мол-чать! — Я не желал слушать его лепет. — За все, Квадрат! Вместе со своими корешами-«спецназовцами»!..

— Да какими…

— Ты дурачком-то не прикидывайся! Понял я, зачем вам эта контора понадобилась. Кр-расиво!.. Только на этот раз ты просчитался, Гэ: за твое ненасытное брюхо человеческой жизнью заплачено, и ее вернуть тебе не по карману!

Недоумение в его глазах сменилось страхом.

— Жи-изнью-у?.. — протянул он упавшим голосом и часто, виновато замигал. — Да о какой жизни…

— Закрой дверь! — заорал я, услыхав, что кто-то пытается войти в кабинет. — О какой — тебе на суде объяснят, понял? Я тебя выгораживал, пахал на тебя за ломаные гроши, но теперь — все, крышка! Вся коллегия твоих защитничков тебе не поможет, уж я постараюсь — будь спок!..

Выложившись до предела, я опустился на свое место. Секунд двадцать мы с ненавистью смотрели друг на друга, переводя дух. Наверно, мне нужно было уйти, но, не желая подмастить ожидавшему именно такого шага Немчинскому, я не делал этого.

— Та-ак… — пришел он наконец в себя. — Не знаю, о чем ты тут молол, Столетник, но чикаться с тобой после этого не желаю. Точка!

— Не пугай!

— А я и не пугаю. Хотя испугать тебя — два пальца обпи-сать. Я тебя, скрягу, жлоба, подонка, за карман возьму и наизнанку выверну. Не я, а ты за все заплатишь: и за моральный ущерб, и за страховку, и все, что похитили, сполна возместишь! Теперь не за наш, а за твой счет мы конфликт с клиенткой улаживать будем. Все!

Мне вдруг показалось, что Квадрат изъясняется эзоповым языком.

— Ой, ой, ой! — подбил я его на дополнительную информацию.

— Доойкался!.. Топай и жди повестку.

— Я свое отслужил, нечего меня повестками стращать.

— Это ты в другом месте объяснишь. И почему задание не выполнил, и где две недели пропадал, и прочее, что заинтересует суд в связи с иском гражданки Литвиненко.

От двери меня отделял один шаг, но что-то помешало мне его сделать.

— Какой гражданки Литвиненко? — насторожился я — Хватит спагетти на уши вешать, Гэ!

— Той самой, с пятого места, которую ты сопровождать обязался. — Он раскрыл папку и постучал ногтем по оригиналу подписанного мной задания. — Или это не твоя подпись?.. А может, ты думаешь, что люди наши услуги от нечего делать оплачивают? Тебе две «тонны» на пропой давали, а, Стольник?

Смутное чувство чего-то нехорошего заставило меня вернуться на место.

— С пятого?! — моя попытка рассмеяться обернулась жалкой гримасой, а уверенность в собственной непогрешимости стала вдруг таять с катастрофической быстротой. — Ты дурнее себя-то не ищи, — все еще ерепенился я, но уже по инерции. — Ты хоть знаешь, кто на этом пятом месте оказался?

— Только не говори, что Богдан Хмельницкий, — торжествовал Квадрат.

— Баба беременная, вот кто! На сносях! Вот с таким пузом!.. Тоже мне, нашел клиента!.. Я у нее что, роды должен был принимать? Или соленые огурцы с ней жрать до самого Киева?.. А если ты место в задании перепутал…

Квадрат закричал так, что в кабинет ворвались перепуганные Швец с Анджелой.

— Кр-ретин — затопал ногами. — Да она такая же беременная, как ты богатый! У нее в бандаже три миллиона наличными было на покупку дома в Броварах Киевской области! А у ее муженька — страховой полис на всю сумму на случай ограбления! Он в рейс уходил, не смог сам поехать, а жену застраховал и нам поручил, тем самым возложив ответственность на агентство!.. Тебе, козлу, возле вагона ее передать собирался, а тебя на месте не оказалось. Небось в кабаке аванс просиживал?! Тебе плевать на клиентов! Плевать на нас!.. У тебя вместо совести…

Он еще что-то кричал, размахивал ручонками, топал, Швец пытался урезонить его, Анджела наливала в стакан воду, а на меня вдруг накатило удушье и страшно захотелось назад, в суверенную Украину… Перед мысленным взором возникали беременная и ее муж, интересовавшийся у проводника, как теперь выяснилось, отнюдь не туалетом, а пассажиром с девятого места; Хозяин, принявший меня за связного или помощника, которого, видимо, не знал в лицо и которым случайно представился ему я в поисках клиента; я увидел Валерию, встреча с которой вообще не предусматривалась в моей судьбе, Хобота, который должен был жить, копать огород и читать мудреные журналы и которого, получалось, я свел в могилу; убитого немца, Кожаного Зайца, который, не исключено, и был тем самым связником; спившегося Корзуна, импресарио, Блондинку… Монолог Квадрата заглушила нарастающая откуда-то из-под земли музыка Второго концерта Рахманинова для «мини-узи» с оркестром, и с потолка посыпались бело-розовые вишневые лепестки…

Через две недели выпал снег. Узорчатые снежинки ложились на тротуар, на шерсть Шерифа и тут же таяли. Мы шли с ним устраиваться на новую работу — в частное сыскное агентство «Стрелец». Знакомые рассказывали, что в основном оно специализируется на охране «дальнобойных» рейсов и что охранникам там платят в час столько, сколько у Немчинского я не зарабатывая и за месяц. Правда это или нет, нам предстояло узнать. Накануне я звонил туда, переговорил с секретаршей (начальника не оказалось на месте), и она мне сказала, что охранники нужны.

Хозяйка квартиры наотрез отказалась держать меня с собакой; мы поругались, и с Первомайской пришлось съехать. Снова мне негде было жить, снова я был безработным. Между мною и сестрой образовалась какая-то трещина после всего, что произошло. Шерифа она боялась пуще атомной бомбы: целыми днями сидела на диване, поджав ноги, и вязала, бросая опасливые взгляды на балконную дверь, под которой облюбовал себе место мой новый друг. Никакие уговоры не действовали. Стоило псу пошевелиться, как квартира наполнялась визгом, если ей нужно было сходить в туалет, она звала меня и требовала держать собаку. Мишка был в восторге… первые пять дней. Потом охладел. О том, чтобы отпускать его гулять с Шерифом, нечего было и думать: пес мог рвануть за какой-нибудь сукой или котом и утянуть пацана под машину. До того, как я на себе испытал его мощные, внезапные рывки, я не задумывался над этим, ведь раньше у меня никогда не было собаки. Дома Шериф играл с Мишкой не очень-то охотно, да и Танька противилась их общению, то и дело вспоминая покойного «домашнего» льва Кинга и его не менее покойных хозяев Берберовых В участившихся ссорах сестра ссылалась на тес-ноту, на отсутствие денег в доме и костей в магазине, на усталость от постоянного приготовления пищи, шерсть на ковре и прочие неудобства, всегда сопровождающие собаковладельцев.

Жизнь становилась невыносимой.

По утрам мы с Шерифом уходили на прогулку и часами, независимо от погоды, бродили по улицам. По вечерам из дома уходила Танька и возвращалась поздно, из чего я сделал вывод о том, что у нее кто-то появился и что мы с Шерифом становимся в этом доме лишними.

…Он скоро светуСтал чужд. Весь день бродил пешком,А спал на пристани; питалсяВ окошко поданным куском.Одежда ветхая на немРвалась и тлела.

Гонимые, полуголодные, мы с каждым днем все больше и больше привязывались друг к другу: я его старательно вычесывал, мыл, отдавал ему часть своей еды, а он безропотно выполнял мои команды, ревностно рычал на уличных собеседников и бросался на приближающихся незнакомцев.