Дьявол знает, что ты мертв - Лоренс Блок

– Значит, это женщина?

– Не совсем. И что бы я ни узнал от свидетеля, это наверняка несопоставимо с теми новостями, которыми со мной поделились этим утром в издательстве «Уоддел энд Йонт».

– Да, вы упомянули, что побывали там. Но не рассказали, что удалось выяснить.

И за отведенные мне двадцать минут плюс еще пять или десять я поведал ей то, что сообщила мне Элеонора Йонт, сравнив эти сведения с жизнеописанием мужа по версии самой Лайзы Хольцман. Мне пришлось задать ей немало вопросов, заполнив несколько страниц в блокноте, а между делом она сходила на кухню и вернулась с новой порцией виски. Мне показалось, что на этот раз напиток выглядел темнее, чем прежде, но, возможно, то была просто игра света в бокале. Уже наступало время начинать любоваться закатом.

Я поднялся с дивана и сказал, что мне пора уезжать.

– Знаю, – откликнулась она. – Вы встречаетесь с Элейн в восемь и ужинаете в ресторанчике за углом.

– А вы ничего не упустили.

– Но я же предлагала вам уединиться в спальне, – заметила она, и фраза повисла в воздухе. – Но сначала вы заедете в отель и примете душ. – Она вытянула руку, прикоснулась к моей щеке и провела пальцем вверх по ней. – Вам, вероятно, не помешает и побриться тоже.

– Вероятно.

– А я поставлю кресло поближе к окну и стану наблюдать, как заходит солнце. Жаль, что в одиночестве.

Я промолчал, и она, взяв меня за руку, проводила до двери. Ее бедро терлось о мое, я ощущал исходивший от нее запах виски и слегка хвойный аромат туалетной воды.

Уже на пороге она сказала:

– Позвоните, если установите что-то, о чем мне полезно знать.

– Непременно.

– Или просто поболтать, – добавила она. – Мне грустно и одиноко.

Глава 16

Прежде чем покинуть номер в отеле, я сунул пачку стодолларовых купюр в верхний ящик комода. «Там они будут их искать в первую очередь», – шепнул мне внутренний голос. Ну, и черт с ними, решил я. Пусть лучше найдут сразу, чем перевернут вверх дном всю комнату. Задвинув ящик, я вышел на улицу, чтобы поймать такси и добраться до дома Элейн.

Ужин нам не слишком удался. Она выбрала действительно очень маленький ресторан на углу – французское бистро под названием «Смешной пес», на вывеске которого действительно красовался жестоко постриженный пудель, словно только что выписанный из психиатрической лечебницы. Элейн – вегетарианка – никак не могла найти в меню хотя бы одно блюдо, приготовленное не из того, что еще недавно бегало, летало или плавало. Такое случалось и раньше, но она относилась к этому легко, заказывая просто жареные овощи. Но этим вечером ею все воспринималось иначе, и я не улучшил ей настроения, напомнив, кто выбрал для ужина именно это заведение. Свою лепту внес и официант, показавшийся нам на редкость тупым и плохо понимавшим, что именно просит принести для себя Элейн. Овощи они сильно пережарили, а потом еще и обсчитали, когда дошло до счета.

Хотя обслуживали нас крайне медленно, мы не развлекли себя беседой, потому что оба пребывали в задумчивости. За нашим столиком то и дело повисало тягостное молчание. Между прочим, это не всегда плохо. Порой я посещаю собрания групп АА, которые устраиваются по методике квакеров, и люди говорят о себе, только когда им действительно этого очень хочется. Поэтому отдельные выступления чередуются с затяжными паузами, что никого не смущает. Молчание считается важной и обязательной частью церемонии собрания. Мы с Элейн тоже порой проводили время в молчании, отчего потом наш разговор делался только интереснее.

Но не в этот раз. Сегодня молчание было напряженным, тревожным, раздражающим. Я старался не смотреть на часы, но порой ничего не мог с собой поделать и бросал взгляд на циферблат, а Элейн замечала это, и молчание становилось еще более выразительным.

По пути к себе она сказала:

– Радует только одно – мы ужинали рядом с домом, и нам не пришлось тратиться на такси, чтобы настолько отвратительно поесть.

– Если бы ресторан не был рядом с домом, мы бы вообще в него не пошли, – сказал я чуть нервно.

– Это я так пыталась пошутить.

– Прости, не понял твоего юмора.

Портье в этот вечер был старым ирландцем, который служил здесь чуть ли не со времен окончания Второй мировой войны.

– Добрый вечер, мисс Марделл, – с улыбкой приветствовал ее он, а моего присутствия словно вообще не заметил.

– Добрый вечер, Тим, – отозвалась она. – Славная погодка сегодня, верно?

– Чудесная, ваша правда, – сказал он.

В лифте я не удержался:

– Знаешь, этот сукин сын заставляет меня чувствовать себя человеком-невидимкой. Почему он никогда не здоровается со мной? Или он считает, что ты приводишь меня к себе по секрету от всех?

– Он просто очень стар, – сказала она. – И такой уж у него характер.

– Похоже, в этом мире каждый либо слишком молод, чтобы усвоить хорошие манеры, либо чересчур стар, чтобы меняться в лучшую сторону. Ты не замечала подобного феномена?

– Да, замечала, – ответила она.

На ее автоответчике оставили сообщение. Это был Ти-Джей, продиктовавший для меня номер, по которому я мог с ним связаться. Я сказал Элейн, что должен, по всей видимости, тут же перезвонить ему. Валяй, сказала она.

Я набрал номер, и трубку сняли после второго гудка. Кто-то хрипловатым голосом спросил:

– Чем могу помочь, дорогуша?

Я сказал, что мне нужен Ти-Джей. Он тут же появился на линии и сказал:

– Вот какое дело, брателла. Как раз сейчас самое лучшее время, чтобы ты приехал повидаться с нами.

Я покосился на Элейн. Она сидела в черно-белом кожаном кресле и морщилась, глядя на модели одежды из каталога. Я прикрыл микрофон ладонью:

– Это Ти-Джей.

– Конечно. А разве не ему ты звонил?

– Он сумел найти свидетеля. Мне, пожалуй, стоило бы отправиться туда и допросить ее, прежде чем она снова исчезнет.

– И что же? Ты сейчас уедешь?

– Да, но у нас были другие планы.

– Значит, придется их изменить. Говори прямо, не крути.

– По какому вы адресу? – спросил я Ти-Джея.

– Западная Восемнадцатая улица, дом 488. Это между Девятой и Десятой авеню. На звонке имя не указано, только номер квартиры – 42. Она на последнем этаже.

– Буду у вас через несколько минут.

– Я тебя жду, какаду. Кстати, – понизил голос он, – я ей сказал, что она получит за это некоторую плату. Ничего?

– Нет проблем.

– Я же знаю, что бюджет у нас скромный.

– С этим стало чуть полегче, – успокоил его я. – У нас появился новый клиент.

Я положил трубку и достал из стенного шкафа пальто. Элейн спросила, что за клиентом я обзавелся.

– Это Лайза Хольцман, – ответил я.

– Вот как?

– Глен был более ловок, чем мы предполагали. Он купил их квартиру за наличные и без рассрочки.

– Где он взял столько денег?

– Это один из вопросов, на которые она хочет получить от меня ответы.

– Стало быть, теперь у тебя два клиента?

– Да.

– И свидетель. Дело действительно продвигается.

– Похоже на то. Вот только не знаю, надолго ли придется уехать.

– А куда ты едешь?

– В Челси. Должен за час управиться.

– И потом хочешь вернуться сюда?

– Да, я на это рассчитывал.

– Хм…

– Что-то не так?

Она все еще держала в руке каталог, но потом бросила его на пол и сказала:

– У нас с тобой вечер не заладился с самого начала. Даже не знаю почему. Вероятно, моя вина. Но уже поздно что-то менять сегодня. Тебе придется в спешке допрашивать своего свидетеля, чтобы скорее вернуться, и ты меня будешь ненавидеть за это…

– Никогда в жизни.

– …а я буду злиться, что приходится тебя ждать допоздна, не зная, в каком настроении ты явишься. Ты весь погружен в работу, и есть, вероятно, другие дела, которые тебе не хотелось бы откладывать после встречи со свидетелем. Или я не права?

– Мне действительно надо бы переговорить с Дэнни Боем, – признал я. – Помимо прочего. Но с этим можно повременить.

– Не стоит. Чего ради? Разве нам так уже весело вместе? Позвони мне утром. Идет?

Я ответил: ладно, пусть будет так.

По адресу, который мне дал Ти-Джей, я обнаружил доходный дом из красного кирпича с тремя подъездами прямо на углу Десятой авеню. Когда я добрался до четвертого этажа, сверху донесся голос Ти-Джея:

– Остался последний пролет. Ты его быстро проскочишь, если захочешь.

Они оба дожидались меня у открытой двери самой дальней по коридору квартиры верхнего этажа. Ти-Джей едва ли не сиял от довольства собой.

– Джулия, – сказал он, – разреши тебе представить Мэттью Скаддера, на которого я работаю. Ты уже много о нем слышала от меня. Мэтт – это Джулия.

Она протянула руку со словами:

– Так мило, что вы пришли, Мэттью. Заходите, пожалуйста.

Она провела меня в комнату, отделанную на редкость прихотливо. Пол из широких сосновых досок был отполирован и покрыт ярко-красным лаком. Стены выкрасили в бледно-лимонный цвет, но они были так густо завешаны, что их оригинальный оттенок проглядывал лишь местами. В основном украшениями стен служили произведения искусства, профессионально обрамленные и застекленные. Здесь было все – от рисунков и гравюр порой размером в несколько дюймов до огромного плаката работы Кита Хэринга с автографом автора, а над кушеткой поместили афишу фильма «Париж в огне». Источниками освещения служили сразу несколько торшеров и настольных ламп, основания двух из которых были выполнены в виде статуэток черных пантер с абажурами из стекла в свинцовой оправе. Занавеска из унизанных бусами нитей прикрывала вход в миниатюрную кухню. Бусины из ограненного стекла сверкали, уподобляясь бриллиантам.