Таежный гамбит - Юрий Достовалов

А тот, взвалив тело Глотова на круп лошади, примостил его поперек седла, взял поводья и пошел в тыл позиций анархистов. Обойдя их с фланга, он вышел к реке, на другой стороне которой красноармейцы готовились к переправе. Суглобов вытащил белый платок, поднял руку высоко вверх и стал размахивать белым полотнищем из стороны в сторону…

… Хлобыстов отдавал последние указания бойцам, когда к нему ввели странного человека. В рабочей тужурке, перехваченной офицерской портупеей, в грязной шапке-ушанке он выглядел до последней степени обессиленным.

— Кто вы такой? — поинтересовался комиссар.

— Это потом, — устало отмахнулся вошедший и без приглашения тяжело опустился на стул.

— Я привез вам его…

— Кого — его? — не понял Хлобыстов.

— Глотова. Мертвого Глотова, — выдавил Суглобов. — И всю его партийную кассу, — с горечью прибавил он: жутко не хотелось расставаться с деньгами, большую часть которых добыл он сам. Но другого не оставалось. — Без руководителя и денег вы с ними справитесь совершенно без потерь…

Хлобыстов разинул в изумлении рот и медленно обвел взглядом своих подчиненных.

Плохо вооруженные и лишившиеся командира мятежники вскоре сдались. В руки красных попало шестьсот пятнадцать человек. В качестве трофеев красным достались пулемет Кольта, сто две винтовеи, триста охотничьих ружей, три шашки, восемь гранат.

В деревнях и станицах, участвовавших в восстании, провели обыски и аресты. Отобрали двести семь самых активных мятежников и предали их суду. На другой день их препроводили в Канск для судебного разбирательства. Сорок восемь из них расстреляли, остальных разослали по тюрьмам. Рядовых участников мятежа насильно мобилизовали в охранные отряды внутренней службы городских гарнизонов. Суглобова, как представляющего особый интерес, под строгой охраной доставили в Барнаульскую ЧК.

20

В Харбине Мизинова встречали с распростертыми объятиями. Маджуга, заметно окрепший после ранения, накрыл роскошный стол и все суетился вокруг него, руководя казаками, раскладывавшими приборы.

— Рад видеть тебя, Арсений, если бы ты знал, как рад! — Мизинов обнял хорунжего, отстранил немного, оглядел с ног до головы, снова обнял. — Как жив-здоров?

— С Божьей помощью, Лександра Петрович, да вашими молитвами, — поблагодарил Маджуга. — Сами-то как?

Мизинов вкратце рассказал о поездке во Владивосток, о гибели Кандаурова.

Маджуга стиснул кулаки и повесил голову. Мизинов слышал, как хорунжий тяжело, с присвистом дышал — сказывались, видимо, последствия ранения. Потом Арсений поднял глаза, и генерал заметил в их уголках крупные слезинки.

— Он ведь был мне… как отец родной… Лександра Петрович… Почему же так?..

— Увы, так, Арсений. К сожалению, мы не имеем возможности даже похоронить его по-настоящему. Война…

— Да какая таперича война! — гневно выбросил Маджуга. — Эти-то, во Владивостоке, поди, все прохлаждаются?

— Прохлаждались бы и дальше, если бы не я, — ответил Мизинов с улыбкой. — Но теперь, кажется, дело подвинулось.

— Неужели?! — радостно вскрикнул хорунжий и перекрестился на образа.

— Именно так, Арсений, — продолжал Мизинов. — Выступаем в поход. На сей раз, как аргонавты за золотым руном.

— А дорогое ль руно-то, Лександра Петрович?

— Дороже некуда — будущее России.

— За таким руном хоть на край света! — отрубил Маджуга.

— В точку, Арсений. Именно на край света.

— Вот батюшки-светы! — довольный Маджуга присел возле стола, взгромоздив на него свои пудовые кулачищи. — Куды только судьба не заносила меня — и в Европе побывал, и Урал освобождали, теперь вот — на край света…

— Теперь прибавишь сюда еще и Якутию, — дополнил Мизинов. — Край жестокий, суровый и нехоженый еще русским воином.

— Так сходим, ваше превосходительство, обязательно сходим! Оставим след, как говорится…

— Про восстание Камова слыхал? — спросил Мизинов, когда восторги хорунжего немного улеглись.

— Как не слыхать? Дошли и сюда отголосочки.

— Так вот, теперь в полный голос запоем вместе с амурским атаманом.

— Дай-то Бог, дай-то Бог, — снова закрестился Маджуга. — Сколько на сборы-то нам? Чтоб станичникам наказать. Нас всех с собой возьмете, Лександра Петрович?

— Всех, Арсений, всех. Мне ведь без вас пропасть. Таких надежных людей у меня отродясь не было.

— И мы завсегда рады вашему превосходительству… — глубоко тронутый оценкой Мизинова, расчувствовался Маджуга.

— Знаю, Арсений, потому и беру всех. На сборы четыре дня. Проследи, чтобы все было упаковано. Я наведаюсь к генералу Дитерихсу, он обещал выделить нам железнодорожный вагон. Так что поедем с ветерком!..

Вечером Мизинов навестил генерала Дитерихса. Михаил Константинович принял его радушно, с полчаса они вспоминали былое. Сближало их то, что оба были убежденными монархистами. Не зря ведь Колчак в январе девятнадцатого назначил генерала Дитерихса руководителем комиссии по расследованию убийства царской семьи. Потом Михаил Константинович командовал Сибирской армией, Восточным фронтом и одновременно был начальником штаба Верховного.

— Александр Петрович, — выслушав рассказ и просьбу Мизинова, ответил Дитерихс. — Вагон я вам, разумеется, выделю. И с железнодорожниками договорюсь. Но скажите мне, вы сами-то верите в эту… — Дитерихс замялся, но тут же поправился: — в это предприятие?

— Мне так хочется верить во что-нибудь, Михаил Константинович, что да, пожалуй, верю, — немного подумав, твердо ответил Мизинов. — А что здесь смущает вас?

— Видите ли, — осторожно начал Дитерихс, — зима на носу. А в Якутии зимы суровые…

— Михаил Константинович, — перебил Мизинов, вы как участник Ледового похода Каппеля…

— Конечно, Александр Петрович, конечно, — согласился Дитерхис. — В мужестве наших людей я не сомневаюсь. Я их видел в тяжелейших условиях… Но вот снабжение, своевременная доставка боеприпасов, продовольствия… Вы уверены, что Меркулов обеспечит вам все это в срок и по необходимости, сразу же?

— Михаил Константинович, я наслышан, что вы нелицеприятно относитесь к Приамурскому правительству …

— Нелицеприятно? — презрительно фыркнул Дитерихс. — Да это мягко сказано, генерал! — Дитерихс поднялся и начал широко шагать из угла в угол. — Скажите, как иначе можно относиться к правительству, — он выделил это слово и даже поднял вверх палец, будто показывая всю важность и ответственность этого института, — которое все средства распылило на заискивания с японцами и сюсюканье перед этим Семеновым?!