Темное наследство - Арианна Буммарко

– Ну да. Как дела с долгами? Как Андерс? – спросила я.

– Ты спрашиваешь, как мои дела? Да никак, если не считать, что я день и ночь думаю, как бы наскрести десять миллионов, чтобы получить развод и выбраться в конце концов из этой долговой ямы. – Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но Петра продолжала говорить, словно меня здесь и не было: – Что я сделала, чтобы заслужить такую участь? Это я-то, которая всегда стремилась поступать правильно…

Слова Петры на удивление были созвучны моим собственным мыслям.

– Я так мучилась, продираясь сквозь дебри юриспруденции, хотя мне всю жизнь хотелось изучать литературу.

Но отец говорил мне: «Кем ты станешь в литературе?» – и на этом наши дискуссии заканчивались. Мне никогда не нравилась профессия юриста. Это так тоскливо. Потом я вышла замуж за Андерса, единственного мужчину, который у меня вообще когда-либо был.

Я удивлённо воззрилась на Петру:

– Ты больше никогда ни с кем не спала?

– Как можно! Мы с Андерсом познакомились, ещё когда были детьми. В юности стали парой. А потом поженились. А теперь я сижу здесь. И едва ли у меня будут отношения с кем-то ещё.

– Но… – растерялась я, – в наше время подобная верность несколько необычна…

– Верно, но прожитые годы уже не вернёшь, – печально проговорила Петра.

– Ой, да брось! На самом деле никогда не поздно начать всё сначала. Можем, прогуляться как-нибудь вечерком и посмотрим, что из этого выйдет.

– Но я всё ещё замужем!

– А ещё ты могла бы начать изучать литературу. Тут уж замужество не помеха. Если ты не можешь бросить работу, то есть очень хорошие вечерние курсы, – бодрым тоном продолжала я.

– Веришь или нет, но работа сейчас единственное, что удерживает меня на плаву. Знаешь, у меня появилось очень странное чувство. Каждый день я имею дело с бесхозными деньгами, причём порой в приличных суммах, а сама сижу на мели.

И тут я внезапно сообразила, что даже не знаю точно, чем именно занимается Петра. Я знала только, что подруга работала в Наследственном фонде. Мы редко говорили о работе, поскольку вращались в разных сферах. Ого! Последние её слова прозвучали весьма возбуждающе.

– Бесхозные деньги?

– Это то, с чем я имею дело каждый день. Я рассматриваю дела людей, которые умерли и не оставили после себя наследников. В таких случаях имущество покойного оказывается у нас.

– Но, если у них нет своих детей, они могут завещать кому-то ещё?

– Да, конечно. Но на деле поразительное число людей этого не делает, и тогда их деньги оказываются у нас. Большинство таких стариков оставляют немного, но довольно часто приходится продавать принадлежавшую им недвижимость, обычно это квартиры в центре, два-три миллиона крон. Иногда бывает и больше.

– И в этом заключается твоя работа?

– Да. Возможно, прозвучит не очень весело, но, когда я задумываюсь о всех тех деньгах, что проходят через мои руки, мне кажется, что на самом деле моя работа бессмысленна. Я, конечно, понимаю, что эти деньги пойдут на воспитание молодёжи и массу других полезных вещей и я не должна спрашивать себя, зачем я трачу своё время на всё это. Но ничего не могу с собой поделать.

Мозг лихорадочно заработал. Так-так-так…

– А бывает, что человека не стало, а через какое-то время в какой-нибудь Богом забытой банковской ячейке или в летнем домике находят завещание?

– Да, случается иногда, и тогда наследникам выплачивают то, что причитается им по праву. Обычно сложностей не возникает. То есть я хочу сказать, что завещание есть завещание. Главное, чтобы его признали.

– И в этом случае именно ты одобряешь выплаты? – спросила я.

– Да, – ответила Петра.

Мои мысли неслись со скоростью сверхзвукового самолёта, ладони вспотели, но я старалась сохранять внешнее хладнокровие.

– И о каких суммах идёт речь?

– По-разному, чаще всего не так уж и много, тысяч десять, ну, может, двадцать, но в моей практике было несколько случаев, когда речь шла о пятидесяти и даже о шестидесяти миллионах, – сказала Петра и сделала глоток вина.

– Но если ты работаешь с такими деньгами, то какие же суммы проходят через твоё начальство?

Петра чуть обиженно взглянула на меня:

– Что ты такое говоришь, как можно?

Нет, ну вы слыхали? «Что ты такое говоришь, как можно?» Но Петра была юристом и много лет проработала в Наследственном фонде. Так что на самом деле в её словах не было ничего удивительного.

– Но всё же разве это не странно: иметь так много денег и не думать, что будет с ними потом? Почему люди не волнуются за судьбу своих кровью и потом заработанных сбережений? – спросила я.

– Да, но эти деньги идут на инвестирование проектов для молодёжи, на помощь инвалидам и сиротам. Разве это не здорово? И ты даже не представляешь, сколько в нашей стране одиноких людей. В округах существуют специальные службы, которые занимаются устройством их похорон и прочими процедурами. Бывает, тела лежат в квартирах по нескольку недель, прежде чем их обнаружат. А порой и по нескольку месяцев.

Я вздрогнула:

– Подумать только, не иметь никого, кто бы оплакивал твою кончину… Просто ужасно. И что же происходит потом?

– Служащие заходят в квартиру и ищут какие-нибудь бумаги, любую подсказку, которая помогла