Смерть и немного любви - Александра Маринина

Больше Артюхина не трогали. Прошло почти три месяца, и вдруг они нарвались на Каменскую из уголовного розыска, которая подслушала в открытом уличном кафе их разговор и поняла, что никакая она не случайная прохожая, а старая подружка подозреваемого Артюхина. Ну вот, Сережу и арестовали на следующий день. А через неделю, в субботу, его выпустили под залог, он заехал к Ларисе, попрощался, сказал, что смывается. Вот, собственно, и все. Больше она ничего не знает.

– Значит, так, красавица, – важно заявил ей Степашка. – В том, что все так случилось, виновата ты сама. Надо по сторонам смотреть, прежде чем язык распускать. Ты виновата в том, что Серегу зацапали. Так что, будь любезна, отдавай мне пятьдесят тысяч баксов. Я не намерен терпеть ущерб за то, что помог твоему хахалю.

– Да где же я возьму такие деньги?! – испугалась Лариса.

– Где хочешь, там и бери. Я же нашел деньги, чтобы вытащить твоего ублюдка из камеры. И ты найдешь. Или ищи его самого, пусть немедленно возвращается, пока его ментовка не хватилась. Ему обвинительное заключение давали подписывать?

– Кажется, давали, – неуверенно ответила она. – Сережа сказал, что дело в суд ушло.

– Вот и славно, – обрадовался Степашка. – Значит, теперь он за судом числится. На суд очередь большая, так что его еще не завтра хватятся. Если он сам вернется по-быстрому, судья и не узнает, что он в бегах был. Тогда и денежки уцелеют. Так что старайся, красавица. Или пятьдесят тысяч, или Артюхин. И не тяни. А я буду тебе каждый день звонить, узнавать, какие новости.

Сегодня, сидя на лавочке в парке и наблюдая за бегающим Пиней, Степашка еще раз прокрутил в голове свой вчерашний разговор с Ларисой. Кажется, он повел себя с ней правильно. Напугал до полусмерти.

Первым на встречу явился толстяк, неся на руках жирную таксу с аристократической кличкой Аудра. Он, тяжело отдуваясь, плюхнулся на скамейку рядом с маленьким плешивым Степашкой.

– Ну, узнал что-нибудь? Излагай в темпе, Жору не ждем, он не придет. Звонил, предупредил, что занят.

Тот в двух словах рассказал о своей встрече с Самыкиной.

– Думаешь, она сможет его найти? – с сомнением прошепелявил толстяк, привычно жуя сигарету.

– Ну, его не найдет – деньги достанет. Я ее как следует пугнул. Пусть теперь сама думает, как и что.

– Как, ты сказал, фамилия той бабы из угрозыска, которая их засекла?

– Каменская.

– Каменская… Где-то я слышал эту фамилию. Ладно, у Жоры спрошу. Как ты с Ларисой договорился?

– Она ищет, а я ей звоню каждый день, узнаю. Да я уверен, что она его найдет. Она же всех его знакомых знает, наверняка и того, кто ему помог сбежать.

– Ох-ох-ох, можно подумать, – презрительно протянул толстяк. – Не из Бутырок, чай, бежал-то, из города, не больно много помощи ему и нужно-то было. Сел в самолет – и привет горячий жене и детям.

– Не скажи, – рассудительно возразил плешивый. – У него же паспорт отняли. А куда он без паспорта? Должен был у кого-то взять, иначе билет на самолет не продадут. Да и в самолет не посадят.

– Ну, поездом уехал или на машине, большое дело.

– Опять же не скажи. На машине – на чьей? На своей? Номера известны, в розыск объявят. На чужой? Значит, кто-то помог, дал машину. На поезде уехал? Может быть. А куда? Жить-то где будет? В гостинице? Без паспорта нельзя. У друзей? У родных? Значит, помогают. Так что куда ни кинь – есть люди, которые знают, куда он девался. И Лариска этих людей найдет. Так что ты Жоре передай, пусть не волнуется. Вернем мы деньги.

Толстяк уже ушел, а Степашка все сидел на лавочке, греясь в неожиданно жарких лучах майского солнца и лениво наблюдая за Пиней, который пристраивался подружиться с симпатичной молодой эрделькой. Хорошая девка у этого дурака Сереги Артюхина, думал он. И почему таким балбесам самые лучшие телки достаются? И лицо, и бедра, и грудь – все у нее высшего класса. А он, кретин безмозглый, на какую-то чувиху полез, уговорить не смог, допрыгался, что она заяву кинула. Лариски ему мало, что ли? Может, попробовать к ней подлезть, пока он в бегах? Помощь предложить, защиту. Такая должна клюнуть. Она из той категории баб, которые обязательно должны к какому-нибудь мужику прилепиться, без них они себя чувствуют как без белья. Надо попробовать, попытка не пытка. Тем более повод есть, звонить обещал.

В понедельник Настя спала долго и сладко. Леша уже давно встал, позавтракал и, разложив на кухне бумаги, углубился в работу, а она все лежала в постели, свернувшись клубочком и тихонько посапывая.

Чистяков разбудил ее часов в одиннадцать.

– Вставай, соня, тебя ждет мировая слава!

Он положил ей на лицо свежий выпуск «Криминального вестника», за которым успел сбегать в ближайший газетный киоск. На второй странице убийствам в загсах была посвящена целая полоса с фотографиями. Настя схватила газету и ревниво пробежала глазами материал, проверяя, все ли в нем так, как ей хотелось, и с облегчением убедилась, что журналист, несмотря на то что был явно недоволен заменой Насти на какую-то Дарью Сундиеву-Каменскую, все-таки своевольничать не стал и написал все толково и правильно. Особенно ярко у него получилась подача информации о том, что за день до обоих преступлений две девушки получили письма с угрозами. Здесь же, в самом низу полосы, редакция повторила объявление о розыске неизвестной женщины и снова напечатала ее фотографию.

Настя не торопясь выпила две чашки кофе, с удовольствием думая о том, что не надо никуда бежать и можно спокойно посидеть дома вместе с Лешей, заняться переводом и вообще почувствовать себя, во-первых, в отпуске, а во-вторых, замужем. И это через восемь дней после свадьбы! Своевременно, ничего не скажешь.

Но все снова получилось не так, как она задумывала. Перевод шел туго, потому что она постоянно отвлекалась на мысли о семье Бартош. Юра Коротков не мог избавиться от привычки делиться с ней всем, что удавалось узнать, поэтому эпопею с Павлом Смитиенко и душераздирающую повесть о Марате Латышеве Настя выслушала еще вчера. И чем дальше – тем больше складывалось впечатление, что оба преступления были совершены из-за свадьбы Бартош и Турбина.

– Ася, по-моему, ты маешься, – проницательно заметил Чистяков, в очередной раз бросая взгляд на жену и снова видя ее устремленные в потолок глаза. – Чего тебе не работается?

– Об убийствах думаю, – рассеянно ответила она. – Не могу сосредоточиться.

– Хочешь, пойдем погуляем, – предложил он. – Все равно не переводишь, а на ходу лучше думается. Мне тоже хочется пройтись, чтобы мысли улеглись.

– Пошли, – обрадовалась она. – Только медленно.

Они долго бродили по улицам, изредка обмениваясь какими-то незначащими репликами, но в основном молчали, думая каждый о своем. Наконец Алексей заявил, что он «свою придумку придумал» и готов возвращаться.

– А я так ни до чего и не додумалась, – грустно призналась Настя. – Организм не обманешь, он знает, что я в отпуске, и отказывается функционировать в рабочем направлении.

Они вернулись домой и занялись обедом. Вернее, занялась им Настя, устыдившись того, что всю предыдущую неделю сваливала домашние дела полностью на мужа. Леша сидел здесь же на кухне, исподтишка поглядывая на ее кулинарные потуги. Зрелище было для него достаточно необычным. Он дал себе слово не встревать в процесс, но это оказалось выше его сил.

– Зачем ты солишь мясо, оно же отдаст весь сок, – не выдержал он.

– А как же? Совсем не солить? – удивилась она.

– Солить, но не сейчас.

– А когда?

– Попозже, когда оно покроется корочкой. Тогда можно будет сохранить его сочным.

– Ну надо же, как интересно, – задумчиво произнесла она. – Сразу видно, что я в школе химию плохо учила.

– Ты не химию плохо учила, а готовить не умеешь, – усмехнулся Леша, снова утыкаясь глазами в книгу.

Но когда он увидел, как она нарезала прямоугольными ломтиками картофель и собралась класть на раскаленную сковороду сливочное масло, его терпение лопнуло.

– Ася, остановись!

– В чем дело? Что я опять не так делаю?

– Если ты хочешь, чтобы картофель был с хрустящей румяной корочкой, надо жарить на растительном масле, по крайней мере сначала. Потом можно добавить маргарин или сливочное масло. И убери руку от солонки.

– Что, картошку тоже нельзя солить?

– Ни в коем случае, а то она сделается похожей на пюре. Солить будешь потом, минут за пять-семь до конца.

– Да ну тебя. – Она огорченно махнула рукой. – Чего ты меня терроризируешь? Я стараюсь, учусь, а ты ругаешься.

– Я не ругаюсь, Асенька, я спасаю собственный обед. А ты, если в самом деле собралась учиться, сначала спроси мудрого Чистякова, как делать, а уж потом начинай делать. И сними, между прочим, крышку со сковородки.

– Почему?

– Потому что. Ты же жаришь картошку, а не паришь. Такую картошку, как ты любишь, готовят без крышки.

– Почему?