Плохо быть мной - Михаил Найман

Полицейский, которому адресовался мой гнев, дружелюбно на меня взглянул.

— Рискни, скажи ему, что мы его арестовали, потому что он черный, — он показал на моего соседа.

Даже я догадался, что делать это не следует. Не потому, что бестактно. Просто к такому с такими заявлениями лучше было не обращаться.

Мой сокамерник сидел в шлепанцах, на нем была бельевая майка, из которой свисали мускулистые татуированные руки. Я кивнул ему, всем видом передавая свое возмущение. Он пренебрежительно отвернулся. Он производил впечатление парня, который здесь прохлаждается или на отдыхе. Или просто пережидает. С полицейскими общался, как со старыми знакомыми, друг друга называли по имени.

Он регулярно подносил руку к глазам и рассматривал сбитые до крови костяшки, после чего опускал, недовольно качал головой и еле слышно произносил «шит». Причем в этом «шит» были виноваты все — стены, решетки, скамейки, полицейские. Я нервничал, что с минуты на минуту тоже сделаюсь одним из виноватых.

— Что я здесь делаю? — неожиданно громко спросил он меня.

Я ответил, что подозреваю, что находится под арестом. Но негр сказал, что это был риторический вопрос.

— Что я тут делаю? — снова произнес он. — Я уже пятнадцать минут как должен заниматься горячей любовью со своей женщиной. Биологические часы — это хрупкая вещь. Англичане пьют чай в пять часов вечера каждый день. Один раз изменишь привычке — и ничего не стоит сломать весь механизм. Но это еще не самое плохое, что может быть в такой ситуации, — уверил меня парень после паузы.

— Нет? — спросил я из вежливости.

— Плохо, что биологические часы моей женщины еще более чуткие и хрупкие, чем мои. И если в шесть часов рядом с ней не окажется меня, вполне может случиться, что окажется какой-нибудь ниггер с Рузвельт авеню.

— Наверное, поэтому она вызвала полицию, Джим? — иронично вмешался из-за решетки полицейский. — Скорее всего, из-за пресловутой большой любви к своей женщине ты поставил ей синяк и разбил губу?

— Что вы понимаете в отношениях? — посмотрел он на копа с искренним сожалением. — Эти люди называют свои бултыхания в илистом болоте отношениями, — горько обратился он ко мне. — Им незнакомы такие слова, как эмоции и страсть.

Я сказал, что сожалею о том, что с ним случилось, и надеюсь, что все выправится.

— У тебя есть женщина? — перебил меня он.

— Как раз поэтому я здесь, — сказал я.

— То есть ты тоже пал жертвой истинных эмоций и страсти, без которых не может существовать настоящая близость?

Я принялся объяснять, что влез в неоднозначные отношения с девушкой и потом весь день шел прочь, чтобы забыть, что случилось между нами утром. Но я не ожидал, что моя тропа заведет меня в такое место, как это.

— То есть ты хочешь сказать, что предпочел эту гнусную и бездушную дыру жаркому огню страсти? — перебил меня негр с негодованием.

— Скажи-скажи, почему, ты решил, мы тебя арестовали! — весело крикнул мне черный полицейский через решетку.

— Почему? — повернулся ко мне парень.

— Потому что на мне нашли десять грамм марихуаны, — угрюмо ответил я.

— Нет, не по этому! — все так же весело перебил меня коп.

— Десять грамм? — удивился негр. — Что-то с трудом верится. Арестовать человека за десять грамм марихуаны унижает честь нью-йоркского полицейского. Обычно они ее просто у тебя отбирают, чтобы выкурить самим под эстакадой.

— Он пропел нам кусок из «Фак да Полис» NWA! — крикнул через решетку полицейский, непонятно чем очень довольный.

— За это не только копы, но и я со своими гарлемскими тебя бы арестовал, — доверительно признался мне негр.

Мои последние надежды на единение с угнетенным черным братом окончательно рухнули. Ему не понравилось, что я убегал от общества Полины, и не понравилась моя убежденность, что черных арестовывают, потому что те черные. Он сидел вполоборота ко мне с презрительной гримасой. Наконец, повернулся и сквозь зубы проговорил, что больше всего ненавидит, когда мазафакерс топчут ногами подарок, который Господь называет жизнью, и обходятся с ним, как с нежданно обрушившимся на них бременем.

— Черт, моя женщина ждет меня! — вдруг нервно дернулся он и выкрикнул: — Бобби, выпустишь ты меня наконец?

Неожиданно для меня полицейский открыл ему калитку решетки. Негр подошел к столу, забрал вещи, которые выложили для него копы, поставил подпись в раскрытой тетради и не торопясь вышел на улицу.

Я остался сидеть в одиночестве. Спустя какое-то время подошел к решетке и спросил офицера за столом, скоро ли начнут со мной разбираться. Коп ответил, что всему свое время. Но только я вернулся обратно и уселся на скамейку, полицейский крикнул, чтоб я выходил, и подошел к решетке с ключами. Я уселся за стол напротив него и напряженно на него покосился. Не знаю, каким образом им удавалось заставить людей чувствовать себя виноватыми.

— Ну что мы будем с тобой делать? — посмотрел на меня коп из-под прикрытых век.

— Сэр, если вы думаете, что это была моя трава…

— Дело не в траве, — устало отмахнулся полицейский. — Ты в неуравновешенном состоянии. С тобой все нормально? Скажи честно: ты на наркоте?

— Нет. Принимал. Но бросил! Я прилетел в эту страну, сэр, чтобы начать новую жизнь…

— Специально за этим прилетел в эту страну? — машинально повторил за мной коп. — Ты что, только что сюда прилетел? Хочешь сказать, у тебя нет гражданства?

— Нет, но у меня…

— Лени! — крикнул полицейский вглубь участка.

Подошел коп, которого я раньше не видел.

— Мы здесь имеем человека, у которого есть опыт с наркотиками и нет гражданства, — посмотрел снизу вверх на напарника допрашивающий меня коп.

— Мда, — многозначительно произнес второй.

Я подумал, что меня вышлют обратно в Россию. В армию.

— У меня есть зеленая карта, сэр, — попытался я выправит ситуацию.

— Она у тебя с собой?

— Нет, у друга.

— Видишь, Лени, совсем не хочет с нами сотрудничать.

— Сэр, вы же прекрасно видите, я не представляю собой никакой опасности, — начал канючить я. — Зачем вам со мной возиться? Вы же лучше меня знаете, что если вы меня выпустите, я никого не убью и не обокраду.

— Мы не можем тебя отпустить, пока кто-нибудь не явится сюда лично и не засвидетельствует, что у тебя есть право легально находиться в этой стране.

— Сэр, — протянул я полицейскому бумажку с телефонным номером Полины, который она дала мне перед тем, как я уходил: как я думал, навсегда. — Позвоните этой девушке. Она сразу придет, я точно знаю!

Коп скептически вертел в руках бумажку с телефоном.

— Какие-то иностранные буквы, — поморщился он, словно бумажка плохо пахла. — Ты уверен, что это не телефон той девушки в Лондоне, которой ты никак не соберешься позвонить? — Помолчал. — Ладно. — И принялся набирать номер. — Как ее зовут? — он отнял трубку от уха, из которой уже слышались гудки.

— Полина Кивелиди.

— Алло, мисс Полина Кивелиди? — среагировал он на голос на том конце. — Вас беспокоит офицер Уилкок. В нашем участке находится задержанный, который утверждает, что знает вас. Как его зовут?.. Как тебя зовут?

Я назвал свое имя.

— Его зовут Михаил Найман. Он говорит, что вы можете подтвердить его легальное право находиться в этой стране… Нет, боюсь, вам для этого надо явиться сюда лично, мисс Кивелиди… Наш адрес: Лафайет стрит, сорок… — начал он диктовать, но замолчал. — Она хочет говорить с тобой, — протянул мне трубку.

— Миша, это ты? — услышал я взволнованный голос.

— Полина, — сказал я после паузы. — Видишь, что со мной приключилось, арестовали…

— Я скоро буду…

Войдя, она сразу ринулась к служебному столу, даже не посмотрев в мою сторону. Я наблюдал за ней и не мог поверить, что она пришла за мной, — это была нью-йоркская девушка, которые во множестве бродят по улицам и, пройдя мимо, заставляют тебя обернуться вслед, чтобы признать, что Нью-Йорк все-таки отличный город.

— Где я должна подписать? — деловито спросила она.

— Здесь, мисс, — подставил ей полицейский раскрытую книгу.

Полина стояла, облокотившись на служебный стол, и торопилась покончить со всем этим как можно скорее. А я, что называется, поплыл. На меня накатило расслабление, оно же блаженство, какое бывает, когда понимаешь, что все позади.

— Нам надо еще, чтобы вы поставили подпись, что ручаетесь за пребывание этого молодого человека в нашей стране, мисс, — донесся до меня голос полицейского, который смотрел на Полину масляными глазами.

— И еще вы должны забрать вещи молодого человека, — вежливо обратился к ней полицейский, прекрасно поняв, что дело следует иметь только с ней.