С.С.С.М. - Мария Чепурина

— Жалеешь! — развязно продолжил Краслен. — Ну и зря! Думаешь, не отдам! Спроси кого угодно, тебе любой скажет, что Курт Фриц Эрих Зиммель всегда возвращает, когда что-то должен! Все равно твой хозяин теперь будет навещать моего каждую неделю…

— Откуда ты это знаешь?

— Да уж знаю, приятель! Я-то знаю все, что мне нужно! Тебя ведь не так давно приставили к Гласскугелю, верно?

— Ну, допустим, так.

— Вот видишь! А я у своего служу пятый год. Так что дал бы ты, парень, мне взаймы крону-другую…

— Можно подумать, хозяин мало платит тебе! — буркнул шофер Гласскугеля.

Краслен наобум назвал цифру. Посвящение незнакомого человека в такую интимную подробность, как размер зарплаты, на его взгляд, не могло не спровоцировать ответную откровенность.

— Ничего себе! И с таким жалованием ты еще просишь в долг! И не стыдно тебе?! Я вот получаю куда меньше!

— Знал бы ты, как мне приходится вкалывать, дружище! Фон дер Пшика постоянно носит то туда, то сюда! Случается, я за рулем целый день! А ты-то, наверное, только и ездишь, что домой, да в имперскую канцелярию… да вот изредка по гостям.

— Ха-ха, если бы! Да я со своим тоже сутками из машины не вылезаю! Мало того, что у него по пять-шесть встреч каждый день, так еще таскается в Клоппенберген по нескольку раз в неделю!

— В Клоппенберген! Ого! Уж там-то чего может быть интересного?

— Черт его знает. Я высаживаю его на центральной площади возле рынка и жду, а уж куда он потом идет — это не мое дело.

— Может, к любовнице? Ха-ха-ха!

— Нет, любовница у него — актриса, фройлейн Маркс с Липовой улицы. Это уж я знаю точно, поскольку горничная этой фройлейн, Шарлотта…

— Так-так! — подначивал Краслен. — Бьюсь об заклад, эта горничная — обладательница отменного бюста, иначе ты бы про нее и не упомянул…

— Ну-ка хватит выспрашивать у меня! — неожиданно спохватился шофер. — Ты, случаем, не коммунистический шпион?

Кирпичников понял, что пора сменить тактику.

— Нет, я не шпион, — ответил он. И угрожающе добавил: — Я зять господина фон дер Пшика! Специально нарядился шофером, чтобы проверить тебя! Работаю я… Впрочем, это неважно, где я в данное время работаю. Сейчас пойду к Гласскугелю и расскажу ему все о твоем поведении! Болтун — находка для шпиона!

Шофер раскрыл рот. Побледнел.

— Ладно, ладно, прощаю пока что! Выношу тебе предупреждение, дурачок! Но если еще раз подобное поведение будет зафиксировано… Как звать-то тебя, языкастый?

— Николай Александрович, граф Заозерский, — смущенно ответил водитель.

Краслен раскрыл атлас Брюнеции. Клоппенберген, говорите? Так… Девяносто километров от столицы, население пятьдесят пять тысяч человек. Небольшой, но заблудиться можно. Поехать туда прямо сейчас? А дальше что? Слоняться по улицам, спрашивая у прохожих, нет ли где-нибудь поблизости похищенных ученых? Постараться втереться в доверие к Гласскугелю? Ну, это легко сказать. Попробовать еще что-то узнать о секретной лаборатории, в которую поместили разработчиков оживина? Но как? Выснить, куда поставляются реактивы, опытные материалы, оборудование? Если бы Краслен даже разбирался в химии и медицине, он все равно не смог бы угадать, какое именно сырье и какие приспособления используются для оживина. А если опереться на то, что используют любые разработчики лекарств? Колбы, пробирки? Нет, это детский лепет. Шприцы? Из той же оперы… Белые мышки для опытов? Стоп! Уж фашисты-то, конечно, будут ставить эксперименты не на грызунах!

Краслен еще раз оглядел карту. Ближайший к Клоппенбергену «воспитательно-оздоровительный» лагерь находился в деревушке Мюнненбах — он так и назывался. Вряд ли люди Гласскугеля стали бы пригонять заключенных для опытов издалека.

— Пойдем приляжем! — раздалось из-за спины.

— Кунигунда, что ты знаешь о воспитательном лагере Мюнненбах? — спросил Краслен, не оборачиваясь.

— Ну… Это частный лагерь.

— Частный?!

— Ну да. А что, ты хочешь получить там должность? Говорят, надзиратели зарабатывают получше официантов. Но когда же ты, наконец, повернешься и оценишь мою новую шляпку?!

На другой день Кирпичникову удалось раздобыть телефонный справочник. «Воспитательно-оздоровительный лагерь Мюнненбах» там имелся. Краслен позвонил.

— Лагерь Мюнненбах, Гертруда, рада слышать, чем могу помочь вам?

— Я… — Кирпичников смутился от форсированной вежливости. — Меня интересуют… заключенные…

— Вы имеете в виду человеческий материал? — услужливо отозвались на том конце. — Лагерь Мюнненбах рад предложить вам лиц низшей расы в кратчайшие сроки и по умеренным ценам! Предпочитаете в аренду или насовсем?

— Э-э… Насовсем.

— Здоровых, больных, доходяг? Доходяги дешевле! Кстати, у нас сейчас проходит акция: при покупке кормящей матери — младенец бесплатно! Кстати, вам как рабочую силу или для опытов?

— Для опытов. Медицинских. Я собираюсь тестировать лекарство. И кстати, ваш лагерь мне посоветовал один коллега. У них предприятие в Клоппенбергене. Это… Ну, как его… Черт возьми, забыл, как называется… Ну, это… Ох… Ну, как его?

— Фармацевтическая фирма «Арендзее»? — любезно подсказала секретарша.

— Точно, точно!

— Это наши постоянные клиенты!

— Разумеется!

— Итак, вы покупаете?..

— Скажите, а… ну, эти самые… «лица низшей расы»… Вы доставляете их по железной дороге или грузовиками?

— В целях экономии средств наших клиентов человеческий материал перегоняется пешком! — торжественно сообщила девушка. — Так сколько голов вам отправить?

В ближайшей аптеке из продуктов фирмы «Арендзее» была только касторка. Впрочем, неизвестно, выпускало ли предприятие, прикрывавшее делишки Гласскугеля и его подчиненных, еще что-нибудь. Краслену было достаточно и касторки. Аккуратные брюнны не забыли снабдить свой продукт инструкцией по применению, почтовым адресом для жалоб и телефоном изготовителя. «Вот и отлично! — подумал Кирпичников. — Кажется, задача решена! Еще пара дней, и красностранские ученые спасены!»

— Да! — сухо ответили на том конце после того, как телефонистка соединила Краслена с загадочной фирмой.

— Фирма «Арендзее»?

— Да. Я слушаю.

— Это… это из Мюнненбаха. Просим прощения, мы потеряли ваш адрес. Куда подогнать очередную партию человеческого материала?

На пару секунд воцарилось растерянное молчание.

— Вы ошиблись. Мы не сотрудничаем ни с каким Мюнненбахом и не нуждаемся в материале, — услышал Краслен. — Сожалею.

Интуиция подсказала пролетарию, что продолжать разговор не стоит. Да, он малость недооценил людей Гласскугеля. Зато убедился в том, что идет по верному следу. Короткое молчание в трубке не оставило сомнений: фирма «Арендзее» — это оболочка, скрывающая деятельность фашистов для получения оживина. Но как через нее пробиться?

Кирпичников прошелся по комнате взад-вперед. Сел. Вздохнул. Встал. Снова прошелся. Плюнул под ноги. Махнул рукой — эх, была не была! Снова снял трубку, повернул ручку на аппарате, сказал номер лагеря.

— Послушайте, Гертруда, а вам там, случаем, не требуются надзиратели?

Фон дер Пшик был рад, что зять наконец решил заняться делом.

22

В лагерь Краслена взяли легко и быстро. Отделу кадров понравилось отсутствие образования у кандидата, то, что он не работал никем, кроме официанта, отрекомендовался поклонником канцлера и ненавистником книг, а также был в хорошей форме и умел стрелять — спасибо урокам военной подготовки в красностранской школе! Вахта длилась пять дней: в течение этого времени младший надзиратель проживал при лагере. После этого его отпускали домой — на два дня.

На первые выходные Краслен вернулся мрачным и неразговорчивым.

Кунигунда вертелась вокруг него, рассказывала, как соскучилась, старалась услужить то так, то эдак… Кирпичников или огрызался, или отмалчивался. Торжественно отобедав с женой и тестем, он ушел в ту комнату, где раньше лежал больным. Заперся и до вечера никого не хотел видеть. Сидел, думал. Крутил ручку радиоприемника, тщетно пытаясь поймать что-то, кроме фашистской пропаганды. Тоскливо глядел в окно на дождь, полицейских, волочивших под руки какого-то несчастного, и торопливых, равнодушных прохожих, отгородившихся от мира раскрытыми зонтами и поднятыми воротниками макинтошей. Бессмысленно листал книги, найденные на полках, — и не находил в них ничего, кроме восхвалений деспотического режима.

Ближе к ночи Кунигунда подобрала ключ к его двери, по-хозяйски заявилась в комнату и на правах собственницы залезла к Краслену в кровать. Прижималась, гладила, шептала:

— Почему ты такой грустный? Ну скажи мне! Ну пожалуйста! Ну чем ты занимался в этом лагере?

В действительности почти всю пятидневку Кирпичников провел на вышке с автоматом: смотрел на копошащихся внизу сине-желтых человечков. Обычно они или стояли на плацу в ожидании переклички, или шагали в производственные блоки, или шагали оттуда, или учились шагать под руководством фельдфебеля, или наблюдали за расправой над теми, кто шагал неправильно, или перетаскивали в сторону крематория товарищей, отшагавших свое.