Спасибо за покупку - Лев Соломонович Новогрудский

наверное, она покачнулась. Иначе зачем бы к ней подскочил испуганный Славка и зачем бы Валерия стала опрокидывать флакончик дорогого французского лака на полировку журнального столика?

Потом она лежала на тахте с двумя диванными подушками под головой, и зубы выбивали звонкую дробь по краю стакана, из которого Славка поил ее водой, а она глупо радовалась, что стакан небьющийся, что не расколется от неуемной этой дроби. Потом Валерия долго сидела рядом с ней, нежно гладя ее по лбу и волосам своей узкой прохладной рукой, и было это приятно и вызывало почему-то слезы, тихие ручьи слез. А Славка суетился и нервно мотался по комнате, предлагая различные лечебные средства, в том числе почему-то горчичники.

Все это фиксировалось в Юлькином мозгу разрозненными, но очень яркими картинками, которые сменялись, как слайды в проекторе, перемежаясь ослепительным светом и темнотой. Ей стало казаться, что она живет в сновидении, но не в своем, а в чьем-то чужом, только в чьем именно, она никак не могла сообразить, и это ее мучило. Потом она, наверное, все-таки уснула, но тут же или очень скоро проснулась. И тут Юльку прорвало. Вся вчерашняя история стала выплескиваться из нее, облекаясь в самые горькие на свете слова и фразы.

Когда все как будто более или менее успокоились, Валерия принялась ласково тормошить Юльку. Просветленные слезами ее прекрасные зеленые глаза источали тепло и уют.

— Не расстраивайся ты, Юшенька, дорогой, милый мой, не надо! Нашла на кого транжирить душу! — Валерия указала на Славку, который был сейчас непривычно по-серьезному задумчив и не играл, по своему обыкновению, во всемирный авторитет. — Вон Слава и раньше говорил, не место тебе в магазине, не надо было туда идти. Пусть себе грызутся, как пауки в банке, из-за своей прибыли-убыли. Такие, как ты, не нужны там — добрые, ранимые. Ну и пусть. Пусть!.. Слав, верно я говорю? Чего молчишь? — Не получив от Славки ответа, Валерия продолжала: — Сказать — не сказать… Да не мучай ты себя всякой ерундой. Не ходи туда больше, и все! Ни за что не ходи! Что они тебе сделают? Да ничего! Ни-че-го ровным счетом!.. Подтверди! — потребовала она от Славки. — Или ты язык проглотил?

Окрик подействовал, и Славка сразу выпал из задумчивости. Он запустил все десять пальцев в свою шевелюру и нещадно там ими заскреб, словно пытался таким способом отрыть единственно верное и мудрое решение, которое поставило бы все на свои места.

— Не чешись! — обозлилась Валерия. — Ну? Говори!

Он заговорил тоном несчастным и извиняющимся.

— Валюша, видишь ли, ты… в общем… Валюш, ты не права!

— То есть как? — искренне и до предела изумилась Валерия. — Я не права? Я?!

Юлька, между прочим, изумилась не меньше. Насколько она могла судить, это был первый случай, чтобы верный Валерии паж, преданный раб, вдруг взбунтовался. Виданное ли дело!

— Слушай, гладиатор… — начала грозно Валерия, но голос ее прервался, зазвучал жалобно и потерянно: — Слав, ты что? Ты серьезно?

Но Славка теперь не выглядел несчастным и, кажется, ни перед кем больше не собирался извиняться.

— Не может Юлик все бросить, не имеет права! Ты пораскинь мозгами, Валюша! Мы с тобой только через много лет станем что-то делать, что-то там нужное или не нужное — не знаю, а она уже. Уже! И ведь действительно полезное!

— С каких пор ты стал сторонником теории малых дел? — попыталась съязвить Валерия. Проявившаяся вдруг Славкина неуправляемость ее оскорбляла.

— Малых? Дела остаются малыми, когда они творятся горсткой людей. Крошечной горсткой! Но если каждый из нас свое маленькое по масштабам дело старается выполнить добросовестно, с полной ответственностью перед собой, перед другими… Понимаешь?.. Если каждый вкладывает частицу себя самого в свое дело, если не изменяет себе, себя не предает, не завязает в трясине благополучного или ленивого равнодушия… Ты понимаешь, что происходит?.. А происходит вот что: малые дела превращаются в большие и зовутся уже не делами, а свер-ше-ни-я-ми!

Последнюю фразу он произнес с поднятым вверх указательным пальцем, затем вскочил и убежал на кухню. Было слышно, как Славка открутил там кран и пил прямо из-под него, с шумом втягивая струю воды. Вернувшись, он снова заговорил:

— Не только благодаря Юлику, конечно, но и благодаря ей тоже, в магазине все стало меняться… Менялся сам подход к работе — вот что, по-моему, важно!.. И ведь, кажется, ничего сногсшибательного они там не сделали — ни наша старуха, ни ее разлюбезный директор, ни Майя, их секретарь комсомола… Ну, улучшили внешний вид магазина, ну, удобств стало побольше, ну, покупателей за людей начали почитать. Все это прекрасно и нужно, кто ж спорит? Только ведь это одна сторона вопроса, поверхность, так сказать, явлений. А вы вглядитесь пристальней! И увидите вы, что проблемы, именуемые производственными, имеют тут глубокую нравственную подоплеку…

— Ну, излагает, — поразилась Валерия. — Чистый Цицерон!

Однако насмешки в ее репликах Юлька не уловила, скорее, удивление и растерянность. Еще Юлька подумала, что Славке давно следовало перестать быть шутилой, Валерия сумела бы это оценить. Сам Славка замечание Валерии пропустил мимо ушей и продолжал с напористой убежденностью:

— То новое, что появилось у Юлика в магазине, было новым, точнее, иным с точки зрения морали, выражало другую психологию. Психологию коммуниста-директора и комсомолок Майи и нашей старухи…

— Слава, Слава! — взмолилась Юлька. Ей сделалось неловко от Славкиных высокопарностей.

— Не перебивай! Мы знаем: новое вступает в борьбу со старым и сила борьбы зависит от степени полярности этих двух начал, их непримиримости. Не вина директора, а тем более Юлика или кого-то другого, что не ведали они об истинном смысле борьбы. Они думали, перед ними лишь безразличие, лень, отсутствие инициативы, бескультурье или обыкновенное хамство…

— Ничего мы такого не думали, Слава! — простонала Юлька. — Мы просто хотели…

— Я знаю, чего вы хотели! — отбрил Славка. С философского своего конька он слезать не собирался. — Я анализирую этическую сторону происшедшего. Не интересно — не слушай. Лучше уйди!

Славка разбушевался, и Юлька посчитала за лучшее примолкнуть.

— А что оказалось? Оказалось, что против них выступает не одно безразличие и лень, но само его ничтожество частнособственнический инстинкт. А это уже не какие-то там отдельные отклонения, это ми-ро-воз-зре-ни-е! Вот так! Чуждое нам совершенно мировоззрение! И мы видим, само оно не исчезает и не сдается, а защищается не на жизнь, а на смерть!.. Так как же можно сдаваться?! Бежать с поля боя? Дезертировать?!

— Ты все-таки полегче, — попросила Валерия.

— Не буду полегче! — бушевал Славка. — И Юлику не советую! — Он воззрился на Юльку,