Спасибо за покупку - Лев Соломонович Новогрудский

Юлька утвердительно кивнула.

— Вот и хорошо! — Он озорно усмехнулся. — А в магазин-то не хотела, собиралась сбежать. Или я не прав?

— Да, — сказала Юлька, — правы.

— И ведь ничего — и интересно, и работаешь.

— Нет, — сказала Юлька.

— То есть? — Его озорную улыбку сдуло, как ветром. — Ушла? Уволилась?

— Нет.

— Постой, постой. И не работаешь, и не уволилась — как так?

— Выгнали, — коротко ответила Юлька. — Можно идти?

— Подожди.

Он прошел за свой стол, сел, бессмысленно повертел в руках какие-то бумажки, пробормотал как бы про себя:

— Выгнали, говоришь…

— Выгнали, — угрюмо подтвердила Юлька. И снова спросила: — Я пойду?

Роман Иванович промолчал.

Только сейчас до нее дошло, что попала она в положение неимоверно глупое, если не сказать — дурацкое. Оратор, трибун, глашатай новых порядков в магазине. А его из этого самого магазина вытурили. Ничего себе оратор, ничего себе трибун! Согласилась выступать на активе — ну не шляпа? Что она скажет? «Ребята, приходите работать в торговлю, откуда меня с позором прогнали!» Как она могла вообще пожаловать сюда? Неужели забыла, кто она такая теперь есть? Не забыла, конечно. Разве такое забудешь?! Или она пришла и согласилась выступать, потому что не верит в случившееся, а вернее, не хочет верить? Именно так: упрямо и тупо не хочет верить, вопреки фактам, наперекор рассудку.

У дверей Юлька нерешительно потопталась и обернулась к Роману Ивановичу:

— Не думайте, пожалуйста, что я жаловаться приходила.

— Как же я могу так думать? — Он пожал плечами. — Ты ведь не жаловалась, хоть это и не грех, между прочим.

Юлька мелко потрясла головой, соглашаясь.

Секретарь взглянул на часы.

— Жаль, разговора у нас сегодня с тобой не получится, в горком опаздываю. Но ты вот что: не вздумай на актив не прийти. Ясно, Юля Рогова?.. А там и о встрече условимся.

Будто теплая воздушная волна вынесла Юльку из кабинета. Неужели он тоже не хочет верить? А? Не хочет верить, вопреки фактам и наперекор рассудку?..

На столе у Лиды в селекторе щелкнуло.

— Лидуша… — Усилитель селектора подчеркивал интонации, так что в голосе секретаря особенно явственно ощущались тревога и злость. — С директором торга меня соедини…

— А горком? — спросила Лида.

— Ничего, опоздаю на пять минут. Обойдется.

Селектор помолчал, словно задумавшись, и произнес с чувством:

— Черт знает что!..

Всего этого Юлька не слышала. Она уже была за стенами райкома. Тут она быстро поостыла, рассудив, что секретарь, когда узнает всю правду о ней, верить в святую непогрешимость Юли Роговой не захочет, такое ему не положено по должности. А приглашение на актив — так ведь это его ни к чему не обязывает. Увидит, скажет: «О-о, Юля Рогова! Пришла? Посиди, послушай. Это тебе полезно». А о том, что поговорить с ней хотел, просто забудет. Юлька прерывисто вздохнула. «Ладно, и на том спасибо. И на том спасибо, дорогой Роман Иванович!»

Впервые в жизни ей было некуда себя деть.

Мимо шли люди, они спешили и иногда задевали ее, толкали локтем, плечом или сумкой.

Пора было куда-то пойти. Толкаться между имеющими свои дела людьми стало невыносимо. Но куда? В кино? В ее теперешнем положении мысль эта показалась кощунственной. Развлекаться она не имела права. Может, домой? Тоже не вариант — сидеть одной в четырех стенах и выть на люстру, как волк на луну. Опять в Химки? Глупо!..

Юлька села в троллейбус и проехала несколько остановок к центру. Вышла, постояла, спустилась в прорубь подземного перехода, очутилась на противоположной стороне улицы, снова взобралась в троллейбус и проехала такое же количество остановок в обратном направлении.

Может, к папе в больницу? Его вот-вот выпишут, надо бы узнать, когда точно, чтобы принести вещи. Дома он пробудет день-два, а потом в санаторий. Но с такой перекошенной физиономией, как у нее сейчас, приходить к папе не годится. Он сразу поймет, что что-то случилось, и разволнуется.

А если к Валерии? Только ведь лучшая подруга начнет расспросы, и придется все рассказать без утайки, поскольку подруга действительно лучшая. То есть придется снова пережить все пережитое — смертельную обиду, позор, бегство Олега. Нет, невозможно! Уж к Валерии-то ехать никак нельзя, ни в коем случае!..

Юлька поехала к Валерии.

Дверь ей открыл Славка Колесов.

— Юлик, старуха! — обрадованно воскликнул Славка. — Сколько лет, сколько зим, сколько осеней, сколько вёсеней!

— Вёсеней особенно много, — сказала Юлька, уклоняясь от сложенных в трубочку для дружеского поцелуя Славкиных губ.

— Не будь пуристкой, — предупредил Славка и забубнил: — Русский литературный язык гибок. Он гибок и…

— …и не надо бояться его ломать, — продолжила Юлька. — Он гибок, поэтому гнется и не ломается.

Юлька мысленно себя похвалила. Все-таки она умеет владеть собой и вести светскую беседу, будто ничего не случилось. Умеет, черт возьми, притворяться!

— Умна до шершавости, — несколько непонятно выразился Славка.

— Зато ты глуп до блеска! — Валерия встала, держа правую руку ладонью вперед и растопырив пальцы. Это было похоже на какое-то дикарское приветствие, но таковым не являлось. На правой руке она только что накрасила ногти и опасалась смазать лак. Левую еще предстояло красить. — Юшь, милая! Как ты, что? Звонила тебе раз десять!

— В советской торговле все такие умные? — не унимался Славка, с черной завистью глядя на целующихся подруг. — А если вы такие умные, то почему на работу не являетесь? Почему не посещаете?

Юлька вздрогнула и невольно отстранилась от Валерии. «Откуда он узнал? И что знает, неужели все?» Но Валерия снова притянула Юльку и поцеловала еще раз.

— Этот тип был послан предупредить, чтоб ты не занимала вечер.

Ах, как было бы хорошо прийти сюда с Олегом! Познакомить его с Валерией, с этим невыносимым Славкой, провести чудесный, полный шуток и веселых, занятных разговоров вечер. Какой счастливой, какой удивительно счастливой она могла бы себя чувствовать. Как никогда!

И ведь еще вчера утром это было легко достижимо, было возможно. С тех пор не прошло суток, но за ничтожно малое это время все белое стало черным, а черное сделалось еще черней. За считанные часы перевернулся мир, она сброшена в пустоту, в зловещую бездонную пропасть, где никого нет — ни Олега, ни всех тех, к кому она успела привязаться и, кажется, даже полюбить.

Нервный завод, в котором Юлька находилась с утра и который толкал ее в Химки, в райком, водил туда и сюда по городу, вдруг иссяк. В ней что-то сломалось в один кратчайший миг.

Она, наверное, очень побледнела, и лицо ее, наверное, сморщилось, как печеное яблоко, и даже,