Кровавая гостиница - Поль Магален (Махалин)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все в руках Божьих, — торжественно произнес аббат.
В следующую минуту пристав доложил:
– Доктор Драпье.
Это был лучший врач в городе. Он жил близко и потому очень скоро явился. Бернекур в нескольких словах объяснил ему, в чем дело. Доктор подошел к больному и, внимательно осмотрев его, сказал:
– Мальчик, похоже, вообще очень впечатлительный, а пережитый им удар был слишком силен. Может быть, однако, его еще удастся спасти…
– Доктор, — прервал его Филипп, — сделайте все, что можете, и если три четверти моего жалования…
– Я постараюсь, молодой человек, но его сейчас же необходимо перевезти в сиротский дом.
– Я бы очень хотел, — заметил господин Бернекур, — чтобы никто в городе не видел этого.
– Почему бы не прибегнуть к тому средству, которое я использовал, когда вез мальчика сюда? Мой кабриолет здесь, у ворот. Не раз видели, как я отвозил бедных детей моего прихода в госпиталь святого Мориса, так что никто не обратит на меня особого внимания.
Предложение было тотчас принято и приведено в исполнение. Менее чем через четверть часа ребенку отвели отдельную комнату и в первый раз дали лекарство, которое должно было побороть его болезнь.
Аббат между тем вернулся к прокурору, чтобы проститься с ним перед отъездом, и пообещал ему молчать обо всем, что случилось. Сторожей и сестер милосердия в госпитале также обо всем предупредили. О больном мальчике никто не должен был знать. Если Провидению будет угодно вернуть ему разум и здоровье, тогда — другое дело. В случае необходимости его отвезут в Виттель, и там ему снова придется вернуться на сцену, где разыгралась драма с его участием, но Филипп не оставит его одного.
Под тем предлогом, что больной мальчик — сын его старого товарища по оружию, поручик Готье проник в госпиталь и с согласия господина Бернекура переехал туда совсем, устроив себе походную кровать рядом с той, на которой лежал больной. Нужно было видеть, с какой нежностью офицер обращался с ребенком и с каким рвением помогал сестрам ухаживать за ним. Слушая бессвязную речь мальчика, прерываемую стонами, Филиппу удалось составить себе более или менее ясное представление о том, что именно так потрясло ребенка.
Той роковой ночью бедняга попал в какое-то селение, названия которого он не знал. Имя человека, с которым он путешествовал, ему также было не известно. Молнии и гроза сильно напугали его. Дождь лил не переставая и промочил одежду мальчика до нитки. Спутник нес его на руках до тех пор, пока они не набрели на какой-то дом. Они постучали в дверь, и она отворилась. Они вошли в комнату: там было несколько мужчин и женщин. Возле печи мальчик заснул, а когда проснулся, то лежал одетый на кровати, задернутой занавесками. Вдруг чья-то рука отдернула их, и перед ним возникла фигура, вся в белом. Этот призрак схватил его, мальчик хотел закричать, но ему зажали рот…
«Молчи! Ради бога, молчи! Они убьют тебя! — шептал призрак, превратившийся в женский силуэт. — Молчи же! Если они услышат тебя, то убьют, как того, в соседней комнате, и того, кто привел тебя сюда!»
Прижав ребенка к груди, женщина перелезла через подоконник и стала спускаться вниз. Достигнув земли, она, видимо, остановилась в нерешительности, но потом проговорила: «Да-да, на кладбище! Бежим! Боже, помоги мне! Довольно жертв!» И она побежала, но в эту минуту из комнаты, которую они только что покинули, донесся страшный стон…
Когда силы юного организма восторжествовали над смертельным недугом и больному мальчику стало легче, Филипп вспомнил про отцовский дом. Мы уже рассказали об испытаниях, которые ему пришлось пережить. Сильнее всего на него подействовало исчезновение эмигранта. «Никто не разубедит меня, — твердил про себя поручик, — что сын нашего хозяина был одним из двух убитых в ту ночь, когда священник взял к себе ребенка».
Прокурор обещал Филиппу Готье сообщать ему обо всем, что касалось здоровья мальчика. Наконец, доктор Драпье для скорейшего выздоровления посоветовал перевезти ребенка куда-нибудь в деревню, на свежий воздух. Офицер тотчас предложил взять мальчика к себе.
В депеше, доставленной бригадиром Жолибуа за несколько минут до покушения на Денизу и Флоранс, Филиппу писали о том, что его предложение принято. Филипп отправился навстречу карете, рассчитывая встретить ее на середине пути от Эпиналя. В тот самый час, когда он объезжал Виттель, другой экипаж въехал в селение по дороге из Невшато и с шумом остановился перед входом в гостиницу «Кок-ан-Пат».
XXX
Иностранец
Экипаж, видимо, проделал долгий путь: позади кареты высилась целая пирамида чемоданов. Все семейство Арну высыпало навстречу приезжим, за исключением Флоранс, которая после пережитого накануне еще не вставала с постели. Агнесса Шассар и ее старший сын стояли впереди всех.
Сходя с козел, извозчик успел шепнуть:
– Это иностранец — «милорд». Он едет из Парижа в Пломбьер, чтобы попробовать тамошних вод. С его слугой произошел несчастный случай, что и вынудило его остановиться здесь. Мне плевать, как он говорит, — по-английски или по-голландски, лишь бы хорошо платил! Этот щедр и богат!..
Жозеф почтительно снял шапку, вдова изобразила приветливую улыбку, а Марианна приготовилась подарить состоятельному путешественнику обворожительный взгляд. Себастьян и Франциск бросились к дверце кареты, чтобы откинуть подножку.
Из кареты, тяжело дыша, вылез очень полный мужчина с красным лицом и серебристыми баками. Широкие золотые кольца висели у него в ушах, булавка в фуляре [24]переливалась разноцветными огнями, а от толстой цепи на жилете невозможно было отвести взгляд.
Эта масса драгоценностей, свободный белый полотняный костюм на цветной сорочке придавали ему вид богатого американского торговца, нажившегося на продаже хлопка. Одной рукой он опирался на толстую трость, а другой — обмахивался соломенной шляпой с безобразно широкими полями.
– Кто здесь есть главный в гостиница? — спросил он на ломаном языке.
– Я хозяйка, — ответила Агнесса Шассар, подходя поближе.
– И я, — сказал Жозеф.
– И мы, — добавили хором остальные.
Повелительным жестом иностранец подозвал всех к себе.
– Господа, — начал богач, — я здесь делать очень краткий остановка.
Лица присутствующих вытянулись: неужели всем их надеждам конец? Но приезжий продолжал:
– Я понимать, ценить и разделять ваши сожаления. Черт побьери! Не каждый день случай посылать вам такую гору золота, как мейнгер фон Крек из Амстердама. — Он самодовольно улыбнулся. — Я и есть мейнгер фон Крек. Колониальные товары, размен денег, золотой песок, перья страусов, негры и негритянки из Конго…
Все три сына вдовы низко поклонились.
– Как, ваша милость не захочет даже войти в дом и освежиться? — спросила Марианна.
– Поймите, милая, каждая минута стоить золота. Завтра меня ждут в Пломбьере. Важное дело зависеть от одного из высокопоставленных лиц ваша республика. Пятьсот черных амазонок, что остаться после смерти покойного занзибарского султана, я готов уступать первому консулу. Великолепный случай!
Мейнгер фон Крек вытащил из кармана золотую табакерку, осыпанную бриллиантами, и снова заговорил:
– Но я заехать сюда через два неделя, чтобы взять мой слуга, который оставаться здесь…
– Слуга?..
– Ну да, этот дурак, к которому я очень привязаться, ушибать ногу и уверять меня, что не мочь ехать дальше, так как страшно страдать от тряски экипаж…
Из кареты в эту минуту донесся продолжительный стон. Голландец взял щепотку табаку и флегматично продолжал:
– Бедный Жоэ Благ сильно страдать в этот ящик. Доктор, с которым я советоваться две станции раньше, говорить, что ему надо в постель и что две недели покой и хороший пища вернуть ему здоровье.
– Монсеньор может быть совершенно спокоен на этот счет, — сказала Марианна. — «Кок-ан-Пат» славится своей кухней…
Негоциант игриво ущипнул ее за подбородок и воскликнул:
– Peste! [25]Красавица девка! Не имей я амазонки…
Если бы кто-нибудь из поселян позволил себе подобную шутку, Марианна угостила бы его славным ударом. Но это был миллионер…
Из кареты снова раздался стон.
– Господин Жоэ совсем не уметь терпеть, — заметил мейнгер фон Крек. — Ну же, мои добрые люди, скажите, что вы хотеть за его содержание. Я платить наличными, золотом…
– Если бы гражданин захотел войти… — любезно проговорила старуха Шассар.
– Наш дом скромен, — прибавила Марианна, — но у нас ни в чем нет недостатка…
– Охотно, охотно, но нужно вытащить слуга из карета…