Кровавая гостиница - Поль Магален (Махалин)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неудивительно, что у вас болезненный вид!
– Вы были в Виттеле? — тихо спросила Дениза.
– Да, я видела гражданку Флоранс Арну. Она совершенно здорова и кланяется вам. Девушка просила передать, что завтра приедет к вам в Армуаз. — И, перескакивая с одной темы на другую, Жервеза опять заговорила: — Ваш брат вернулся домой. Он вас ждет и спрашивал о вас…
– Хорошо, моя милая, я иду.
Дениза с трудом поднялась с места и медленно побрела к павильону. Жервеза, скакавшая возле нее, как молодая козочка, болтала без умолку:
– Поручику нужна ваша помощь. То, что он привез с собой в карете… — И она взглянула на Денизу, чтобы оценить эффект, произведенный ее словами. — В карету были запряжены две лошади, а возле нее верхом ехал бригадир Жолибуа… Меня, конечно, прогнали, когда я хотела подойти, но я все-таки видела…
И, дернув за платье Денизу, она вполголоса спросила:
– Это для него поручик приказал приготовить постель в вашей комнате?
– Для него?
– Для того хорошенького ребенка, которого привезли в карете.
– Ребенка?
– Да, он такой прелестный: с золотистыми кудряшками, такой крошечный и слабенький… Я видела, как бедняжку пересаживали на большое кресло покойного дедушки Готье, вашего батюшки!
– Ребенка? Вы говорите, что мой брат привез ребенка?
– Значит, вас не предупредили? Какой сюрприз! Ребенку лет десять или одиннадцать, и у него такой болезненный вид…
Девушки подошли к павильону, у входа в который стояла безобразная с виду карета. Бригадир Жолибуа, верхом на коне, раскланивался с Филиппом Готье, вышедшим на крыльцо проводить конвоиров.
– Итак, вы уверены, что не привлекли внимания жителей тех селений, через которые проезжали? — спросил Готье.
– Я думаю, что мы остались незамеченными, тем более что все крестьяне сейчас на полях.
– Никто не мог догадаться, что кучер — переодетый жандарм?
– Полно вам! Он приехал сюда лишь два дня тому назад, его здесь никто не знает!
– Отлично, вы доложите гражданину Бернекуру о результатах нашего путешествия и скажете, что как только я узнаю что-нибудь еще, то сразу же уведомлю его.
– Слушаюсь, господин поручик.
– Вы объедете Виттель так же, как мы сделали по пути сюда.
– Слушаюсь.
– Наконец, если кто-нибудь спросит вас, кого вы провожали, то вы ответите, что в карете сидел несчастный сумасшедший, семейство которого держит в тайне его имя. Так мы решили со следственным судьей. Вы поняли меня?
– Да, господин поручик.
– Трогай! Не забудьте, что вы получите галуны вахмистра, если сохраните это в тайне. Я сам возложу их на вас на следующий же день после того, как мы арестуем преступников.
В эту минуту Дениза и Жервеза вошли в комнату, посреди которой на большом кресле совершенно один сидел бледный неподвижный ребенок, опираясь локтями на ручки кресел. Мальчику было лет десять, у него были правильные черты лица, чудесные белокурые волосы и большие задумчивые глаза.
XXVIII
Дитя
Увидев ребенка, Дениза затрепетала. Она подумала, что ее сын сейчас должен быть именно таким.
«А что, если это не простое сходство? — мелькнуло у нее в голове. — Что, если это мой собственный сын? Что, если каким-нибудь чудом ребенок спасся из лап негодяя, который скрывал его от меня?»
Что-то подсказывало Денизе, что чудо свершилось… Но как, когда и кем? Она уже хотела вскрикнуть: «Мой Жорж! Это мой Жорж! Я его узнаю!» Но, услышав голос Филиппа, женщина удержала слова, готовые вырваться из ее груди.
– Дениза, — сказал поручик, вошедший в эту минуту в комнату, — вот тот гость, о котором я тебя предупреждал. Тот больной, которому хороший уход вернет здоровье и рассудок, тот сирота, которому я прошу тебя заменить семью…
Дениза, подавив волнение, спросила:
– Но кто этот сирота, Филипп? Откуда он и почему он здесь?
– Я сейчас все тебе объясню, сестра.
Обращаясь к Жервезе, с любопытством следившей за их разговором, Филипп сказал:
– Идите сюда и вы, моя милая! Слушайте внимательно и старайтесь запомнить.
Горничная подошла.
– Крайне важно, — продолжал Филипп, — чтобы никто не знал, что этот ребенок, которого я поручаю вам, сын одного из моих старых товарищей по полку.
– Убитого на войне? — спросила Жервеза.
– Именно так, убитого на войне. Возьмите этого маленького человечка, которого я забрал сегодня утром из сиротского дома в Эпинале, и отнесите его наверх, в комнату вашей госпожи. Положите его на постеленную вами кровать и оставайтесь при нем до прихода моей сестры. Если он будет бояться или тревожиться, спуститесь и предупредите нас. Он не утомит вас капризами. Он немой…
– Немой! — вскрикнула служанка.
– Немой! — повторила Дениза.
– Если бы только это! — прибавил Филипп и дотронулся до лба ребенка.
Жервеза, всплеснув руками, вмиг обо всем догадалась и воскликнула:
– Немой, к тому же слабоумный! Бедняжка! О, вы можете положиться на меня, я буду ухаживать за ним.
– Немой и слабоумный! — повторила Дениза. «Нет, это не мой Жорж!» — подумала она про себя.
Ребенок, утомленный дорогой, задремал в кресле. Филипп знаком указал Жервезе на мальчика, и та, взяв его на руки, вышла из комнаты. Поручик встал возле Денизы и, понизив голос, проговорил:
– Я сказал Жервезе то, что она должна говорить другим. Но ты узнаешь правду, моя милая Дениза. Мне очень нужна твоя помощь. Во-первых, это вовсе не сын моего товарища по полку, мало того, власти до сих пор не узнали ни имени, ни места рождения ребенка; во-вторых, мальчик вовсе не немой. С людьми он не говорит, но во сне, в лихорадке, у него вырываются слова, заставляющие думать, что бедный ребенок присутствовал при какой-то страшной катастрофе, жертвой которой едва не стал сам. Его спасла какая-то женщина, и в ту ночь, должно быть, убили двоих мужчин, но где, как и при каких обстоятельствах, он не знает или забыл — так сильно его напугали. Кажется, все это произошло в Виттеле или его окрестностях, потому что мальчика принесли оттуда. Но об этом он расскажет нам позже сам, когда покой и хороший уход возвратят ему силы. Дениза, я рассчитываю на тебя, на твое доброе сердце. Ты хочешь стать матерью этому сироте? Хочешь вернуть разум существу, болезнь которого гарантирует безнаказанность убийцам Гастона?
– Убийцам Гастона? — воскликнула Дениза, вскочив с места при этом неожиданном открытии.
Филипп уверенно продолжал:
– Или я очень ошибаюсь, или Гастона убили именно те люди, от рук которых Провидение спасло ребенка…
– Ты так думаешь?
– Я в этом не сомневаюсь. Все укрепляет меня в моих догадках, вот почему я так горячо прошу тебя обратить внимание на ребенка и оживить в нем воспоминания, благодаря которым мы сможем отомстить за несчастных жертв.
– Я сделаю так, как ты пожелаешь, брат мой, — медленно проговорила Дениза.
Филипп крепко поцеловал сестру и сказал:
– Благодарю тебя. Я поручился за тебя гражданину Бернекуру. А теперь за дело! Бог покровительствует нам, и я надеюсь, что мы достигнем успеха. Прежде всего мы должны хорошенько спрятать ребенка. Ах! Мне нужно сообщить тебе массу вещей, которые ты должна знать ради успеха нашего предприятия. Итак…
– Постой! — внезапно прервала его девушка.
Пистолеты Филиппа лежали в этой же комнате, на столе. Дениза взяла один из них, взвела курок и открыла дверь на улицу. На парк уже опустилась ночь. Луна освещала стволы деревьев, за которыми мы не так давно видели Жозефа Арну. В ту сторону и было обращено внимание Денизы. Убедившись, что там никого нет, она вернулась в комнату.
– Что случилось? — спросил Филипп. — Для чего такие предосторожности?
– В ту ночь, когда мы говорили… по душам, мне показалось, что кто-то ходит под окнами, в парке…
– Бог с тобой! Наверно, вспорхнула какая-нибудь ночная птица.
Дениза, глубоко вздохнув, подошла к окнам и убедилась в том, что они крепко закрыты, после чего вернулась к брату со словами:
– Теперь ты можешь говорить, Филипп, я слушаю тебя.
XXIX
Аббат Броссар и гражданин Бернекур
Сейчас мы расскажем читателю то, что Филипп собирался передать сестре, дополнив его историю подробностями, которых он знать не мог. Перенесемся же в то утро, которое последовало за кровавыми событиями в гостинице «Кок-ан-Пат».
Было около восьми часов утра. Солнце уже успело уничтожить все следы ночной грозы. Легкий кабриолет, запряженный одной лошадью, выехал из Виттеля и направился по дороге в Мерикур, чтобы затем свернуть на дорогу, ведущую в Эпиналь. Лошадь весело бежала по горам и долинам, а в кабриолете сидел полный священник почтенной наружности, перед которым встречавшиеся на пути крестьяне с глубоким почтением снимали шляпы, сопровождая свои поклоны вопросами: