...Имя сей звезде Чернобыль - Алесь Адамович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, а Горбачев — на своем месте? Сегодня у нас в стране ему не очень уютно в роли лидера перестройки: балки перекрытия старого сгнившего здания, столбы падают, рушатся чуть не на голову, куда и отклоняться? Но что бы ни случилось, как бы ни пошли дела, одно сегодня ясно: этот парадоксальной судьбы лидер дает миру еще один шанс — избавиться от значительных запасов ядерного оружия, самого тяжелого, опасного, которое завтра может стать и орудием (и оружием) хаоса. В стране и во всем мире. На Западе немало пишут, с оправданной тревогой: а кто будет им распоряжаться, советским ядерным арсеналом, если захлестнет страну анархия? Ну, так не медлите, всё надо сделать, вместе с Горбачевым, и заранее разоружить этот возможный хаос. Разоружаясь вместе с ним, не торгуясь, не до того сейчас, поймите!
Доядерное оружие сопровождалось таким мышлением: если у другой стороны есть это, надо, чтобы и я такое же имел, а то и посильнее. Потягаемся! Ядерное оружие должно диктовать совсем иную логику: если оно есть у возможного противника, а у меня тоже есть — оно одинаково опасно для обеих сторон и потому как средство войны бесполезно. Надо от него избавиться. Пока не поздно. А тем более — в нынешней ситуации. Если наши и ваши советники по этим делам начнут расчетливо торговаться, пытаясь выгадать на каком-то другом классе ракет (морские и т. п.), а в результате многомегатонные так и останутся в шахтах, не придется ли завтра пожалеть, если они окажутся совсем в других руках: а ведь их могло и не быть, была возможность их не иметь против себя!
Происходило всё описанное и происходит на фоне, я сказал бы, на гребне из глубины напирающей еще одной волны — нарастающей экологической катастрофы. Когда скорости или силы суммируются со встречной, момент последнего удара (если события к нему влекут) сокращается соответственно. И это надо учитывать: военную угрозу — когда речь идет об экологической, и наоборот. И поторапливаться (не опаздывать!) вдвойне.
Случись большая война (даже неядерная), результат был бы близок к той же, ядерной катастрофе. Первоочередной целью неядерных ударов стали бы ядерные реакторы, АЭС. Многие уже позаботились, чтобы их были сотни: «Если произошел бы выброс лишь 10 процентов радиоактивных веществ из всех европейских АЭС, — пишет Лен Семейко (статья „Ядерное сдерживание безъядерного оружия“ // Новое время. 1990. № 18.), — то, по оценкам некоторых ученых, в течение 10–15 лет катастрофические последствия этого были бы в четыре раза большими, чем при ядерных взрывах общей мощностью 2500 мегатонн».
Если до Чернобыля (вот где военный атом перемигнулся зловеще с «мирным» — как сообщники!) это еще было кому-то невдомек, то сегодня…
Эту часть выступления завершу еще одной (нет, двумя) беседами с капитанами атомных подлодок. С американским и еще одним советским. Джеймс Буш приехал в казахскую степь за тем же, что и я: наблюдать мирное уничтожение, первое (наконец-то!), ракет средней дальности. Высокий, спортивный, хотя уже слегка седой подводник-пацифист мои вопросы: нажал бы он. не нажал — когда пацифистом не был, а по-воровски прятался под водой? — воспринял почти иронически:
— Конечно! И не рассчитывайте на что-либо иное. Нас для этого готовили, а иначе мы не служили бы в армии. Более того, скажу: когда списывали на берег, некоторые мои офицеры высказывали нечто вроде сожаления: эх, не пришлось на деле испытать такую мощь!
И еще раз нажал на главную мысль свою:
— Не рассчитывайте слишком на военных в этом деле. Поступит команда — и всему конец. Потому-то я и приехал сюда, стал пацифистом. У военных надо отнять эти игрушки.
Рассказал об этой встрече еще одному капитану, белорусу, другу детства, тоже отставному:
— Понятно, присяга, долг военного человека. Но ведь вам уже сказано: победить невозможно в ядерном поединке, вы же не на победу работать будете. Тогда на что? Кто больший вклад внесет в коллективное самоубийство? Как ставится задача при том, что это уже сказано, осознают все.
— Задача ставится сознательно узкая: уничтожить такую-то цель. Например, подлодку врага с ракетами и боеголовками. Впрочем, это узнаем — цель — в последний миг.
— И ни о чем больше не думай? Цель — пли!
— Ни о чем больше. Именно.
— Ну, а если цель — целый континент? Сегодня это как раз для одного залпа, одной подлодки.
— Победить в конкретном поединке. И не заглядывать, что дальше. А что еще тут возможно при такой-то ситуации?
Значит, спасение — думать о целом, обо всем и не выделять для себя цель — «врага». У ядерного оружия цель одна — человечество. Всё человечество.
Юрий Карякин когда-то (как раз в то время, о котором речь идет) прокричал остро, пронзительно: «Не опоздать!»
Сейчас, когда столько проблем (помимо ядерных и вместе с ними) навалилось на нас — экологических, социальных и пр., — хочется добавить к этому: «Не растеряться!» Перед камнепадом проблем, кажется, что неразрешимых, не растеряться. Не отчаяться.
3. Апокалипсис — это сколько рентген?Народ наш: белорусы, украинцы, жители западных русских областей тоже пораженных радионуклидами, — уже измеряют историческое время так: «до» 26 апреля 1986 года и «после». До Чернобыля и после Чернобыля. Всё больше осознаем: Чернобыль не позади, он впереди. Нам жить и жить (и умирать) рядом с ним десятилетия, столетия, даже после того, как все блоки чернобыльского «миллионника» будут убраны с глаз. Сейчас Чернобыль в почвах, в воде, в продуктах питания. Потом он проявлять себя будет через гены — в течение столетий. Это настолько серьезно для украинцев, русских, живущих на пораженных землях, а для белорусов — для всех, для целой нации (у нас поражено практически всё, а что еще чистое, завтра может загрязниться), что и такие вот идеи-предположения звучат: отселить несколько десятков тысяч белорусов подальше от родной земли, с тем, чтобы после, через 100, через 200 лет, их здоровый генофонд вернуть назад… Грамотно это или безграмотно по науке — не столь важно. Но само по себе страшно, что о таком мы вынуждены уже думать.
Биологические последствия Чернобыля, но есть и социальные. И они будут нарастать, в Белоруссии, на Украине, да и в России тоже.
Например, в апреле 1990 г. в самых загрязненных районах, на Гомелыцине прошли забастовки на крупных заводах (до этого были в районных центрах) с требованием суда над теми партийными, государственными деятелями и их интересы обслуживавшими «учеными» (поименно), кто повинен в большой лжи в преступном сокрытии правды о катастрофе и ее последствиях. Повинных в ситуации, когда над огромной массой людей и над обширными территориями проводится какой-то бюрократический эксперимент: а что будет, если делать всё не то и не так, как диктует здравый смысл? Например, не локализовать срочно опасные зоны радиации, а производить там продукты питания, наращивая это дело, вывозя их, «грязные», чтобы завозить «чистые». Или: вместо того чтобы людей из этих зон отселять, все средства и ресурсы бросить, направить на сизифов труд: отмывать от радиации дома, заборы, деревья, называя это «дезактивацией». (2,5 миллиарда рублей затратили в Белоруссии в основном на это да еще на строительство «кулыобъектов» и асфальтовых дорог, улиц, там, где жить нельзя, невозможно, и откуда сегодня всё равно вынуждены отселять.)
За этим абсурдом — что? И кто?
Наша великолепная командно-бюрократическая система на основе однопартийности, когда решает некомпетентность и псевдонаучная самоуверенность догмы, а обосновывает эти решения ведомственная, лишенная всякой нравственности наука.
Но только ли некомпетентность всему виной? Неужто в такой глобальной лжи не было корысти? У кого-то и в чем-то.
Что же на самом деле произошло, почему так повели себя власти, многие ученые, атомщики, медицина, экологическая служба? Да, сама тоталитарная система, от которой мы избавляемся, но которая сформировала этих людей и определенные структуры, традиции, все это предопределила. Но конкретнее — как всё происходило?
У нас в стране существовала просто-таки эйфория в отношении атомной энергетики. Самая чистая, самая безопасная и дешевая! Можно реакторы прямо под стеной московского Кремля устанавливать. (Вот бы установили!). Это утверждали проектанты реакторов (академики Александров, Доллежаль и др.), работники атомного министерства, строители АЭС. Они даже тренажеры не делали на АЭС — и на этом «экономили». Передалось это и эксплуатационникам. Никакой разницы между АЭС и тепловой станцией!
А когда ахнуло, первая реакция и стремление всех этих людей и ведомств — преуменьшить масштабы беды, а тем самым и собственную вину. Как им не стремиться преуменьшать угрозу здоровью людей, руководителям Министерства здравоохранения, если они не имели, не подготовили специалистов достаточно. А те ведомства и начальники, которые без дозиметров, измерителей чистоты продуктов питания оставили страну, и это сразу обнаружилось?..