Разведка: лица и личности - Вадим Алексеевич Кирпиченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Президенту Садату Арабский социалистический союз был уже не нужен: он опирался на другие силы и сделал все, чтобы вначале ослабить его, а потом и вообще ликвидировать. Поэтому задача перед Б. Н. Пономаревым стояла сложная. Надо было о чем-то договариваться, вырабатывать календарь встреч, совместных мероприятий, а перед ним каждый раз представали все новые и новые лица, которые пассивно реагировали на его предложения и не хотели брать на себя каких-либо обязательств на будущее.
Я присутствовал на нескольких таких встречах Пономарева с членами ЦК АСС, и впечатление от них складывалось безрадостное. Я вновь ловил себя на мысли о «ненужности происходящего» — так я называл про себя сходные ситуации, которые мне случалось наблюдать и раньше. Но в Москву, тем не менее, шли телеграммы о том, что сделаны «новые полезные шаги в плане сближения наших позиций».
Запомнился и последний выезд за границу Екатерины Алексеевны Фурцевой в качестве министра культуры СССР, но уже не члена ЦК КПСС и даже не депутата Верховного Совета СССР. Несомненно, когда-то она была яркой личностью, человеком большой и кипучей энергии, натурой предприимчивой и отнюдь не ординарной. Приехала Фурцева в Каир в январе 1974 года на празднование 15-летнего юбилея созданной с нашей помощью египетской балетной школы. Этот визит должен был несколько оживить советско-египетские культурные связи. В состав делегации входили звезды советского балета, но сама Екатерина Алексеевна была уже не та… Она производила впечатление человека глубоко уязвленного, мучительно переживающего близкий закат карьеры, измученного нравственно и физически, с вконец расстроенной нервной системой. Члены ее делегации относились к ней тепло, сердечно и заботились о ней, как могли. Но она уже была плохоуправляема, и мы очень опасались каких-либо скандальных ситуаций.
Посоветовавшись, решили приставить к Фурцевой в качестве переводчицы мою жену со строгим наказом: при переводе смягчать некоторые выражения, а если надо, то и опускать их совсем. Но Фурцева каким-то чутьем угадывала пропуски и тут же давала решительные команды: «Валерия, переводи полностью!»
На прием — просмотр номеров в исполнении египетской балетной труппы — в актовый зал Каирского университета (после пожара, уничтожившего здание оперного театра, это был самый большой зал в городе) собралось много публики, но среди главных лиц были лишь заместители министров. После того как Юсуф ас-Сибаи, тогдашний министр культуры Египта, представил ей пятого заместителя, Екатерина Алексеевна четко отреагировала: «Что ж тут одни заместители? А разве министры у вас не любят балета?» Реакция на демарш была незамедлительной. Ко второму действию подтянулись человек пять министров. Фурцева и здесь не смолчала, а громогласно прокомментировала изменившуюся ситуацию, пожимая руки новоприбывшим: «Ну вот, теперь другое дело. Молодцы, что пришли!»
Спиртное ее измученной душе было совершенно противопоказано, и все старались уберечь Фурцеву от этого зелья на приемах. Забот и хлопот с этим визитом было столько, что, когда досрочно (по нашей просьбе) задраили дверь в первый класс самолета, провожающие перекрестились и облегченно вздохнули… А несколько месяцев спустя Екатерина Алексеевна свела счеты с жизнью, и от этого известия стало грустно…
В отличие от европейских столиц, в Каире по части культурных развлечений дело обстояло не лучшим образом. В кинотеатрах шумно, дым коромыслом, бесконечное шуршание бумагой от разворачиваемой снеди, постоянно шныряют по рядам продавцы прохладительных напитков с электрическими фонариками. Грязновато даже в самых дорогих кинотеатрах, а из одного второразрядного, куда я попал ради какой-то старой хорошей комедии, пришлось сбежать через пять минут после начала сеанса, так как там нечем было дышать, ничего не было слышно из-за разговоров в зрительном зале, а главное, ничего не видно, потому что клубы табачного дыма плотно закрывали экран.
В многочисленных казино показывали однообразную неинтересную программу, да и цены там были неподходящие для совграждан. Иногда мы ходили в театры, где ставились пьесы современных египетских авторов, но там были те же проблемы, что и в кинотеатрах. Правда, в самом центре Каира, на площади Оперы, находился оперный театр. Построенный к открытию Суэцкого канала в 1869 году, он долгие годы украшал центр египетской столицы.
Полуграмотные, а часто и совсем неграмотные каирские гиды рассказывали туристам, что первым спектаклем, поставленным в театре, была опера «Аида», написанная Джузеппе Верди специально к этому случаю и как бы на местную тему. В действительности, как известно, Верди не успел выполнить заказ к указанному сроку и закончил «Аиду» только в следующем, 1870 году. Но в Каирском оперном театре она действительно шла в исполнении итальянской труппы. Надо сказать, что своей оперы в Египте никогда не было, и лишь время от времени, и довольно редко, появлялись гастролирующие труппы, далеко не самые лучшие.
Спектакли в Каирском оперном театре мы посещали, пока он не сгорел во время нашего отпуска в 1971 году. Пожар в оперном театре был предрешен. С момента постройки он ни разу не ремонтировался, все его подсобные и служебные помещения были захламлены, всюду стояли старые декорации, свисали гирлянды электрических проводов, и египетская пресса довольно часто била тревогу и предрекала пожар.
Существенная деталь. На другой стороне улицы, в непосредственной близости от театра, располагалось центральное отделение пожарной команды столицы. Однако пожар вспыхнул с такой яростной силой, что соседство пожарных никак не могло помочь, тем более что все уже давно свыклись с мыслью, что театр должен сгореть.
Вернувшись из отпуска, в беседе с заместителем начальника Службы общей разведки генерал-майором Мухаммедом Рифаатом я выразил ему свое соболезнование по поводу кончины театра. В ответ послышалась шутка: «Вот видишь, ты уехал — и театр сгорел. Некому было его спасти». «Ну что ж, — ответил я, — в этом деле есть и положительный момент. По крайней мере, у меня есть полное алиби, что не я его поджег».
Летом, в душные и жаркие каирские вечера, когда дышать было нечем от смога, мы с друзьями выбирались на берег Нила, где располагались многочисленные ресторанчики под открытым небом, и пили холодное пиво с какой-нибудь незамысловатой острой закуской. Пиво как жаро- и жаждоутоляющее средство действовало благотворно, а по мере приближения полуночи с Нила начинало тянуть свежим ветерком… Дышать становилось легче.
Было еще одно интересное место на берегу Нила — ресторан «Голуби». Держал его
