Разведка: лица и личности - Вадим Алексеевич Кирпиченко

Третий и последний раз продолжительное общение с А. Н. Косыгиным имело место также в условиях кризисной ситуации, во время октябрьской войны. Советский премьер прибыл в Каир 16 октября 1973 года, чтобы разобраться в обстановке и доложить руководству СССР о наших дальнейших шагах. Это был уже другой человек. За три года он очень изменился. Сдал. Постарел. Стал плохо слышать. Его доклады Брежневу по несовершенному секретному телефону было мучительно наблюдать. Из-за плохой слышимости, технических неполадок разговор напоминал диалог глухонемых. Поэтому основная информация о переговорах с Садатом шла, конечно, шифротелеграммами.

События октябрьской войны многократно описаны, и нет смысла возвращаться к этой теме. Первоначальный успех Египта из-за нежелания Садата продолжать войну и протянуть руку помощи Сирии сначала привел к топтанию египетской армии на месте, а затем закончился поражением, которое было названо победой.

А. Н. Косыгин ежедневно встречался с египетским руководством во дворце Кубба, где он жил, а потом ехал в посольство докладывать в Москву о результатах переговоров и развитии событий. Откровенных бесед с Садатом не получалось, и после действительно теплых отношений с Насером Алексей Николаевич никак не мог привыкнуть к насквозь фальшивому Садату, чего и не скрывал в разгово-pax с сотрудниками посольства. Иногда он выезжал из Куббы в посольство по два раза в день. В городе автомобильные пробки, из-за затемнения машины двигались медленно. Поездки эти для Косыгина были утомительными. Во всех перемещениях по городу сопровождал Косыгина я. Несмотря на усталость от переговоров, Алексей Николаевич постоянно расспрашивал меня о египетской действительности: не только о политике, но и о быте, нравах, религии, языке и тому подобное.

По возвращении во дворец уже поздно вечером Косыгин имел обыкновение минут 20 гулять по дворцовому парку, и во время этих прогулок беседа продолжалась. Здесь он уже отвлекался от политики, от арабского мира и переключался на более интимные темы. Говорил он и о своем возрасте, о состоянии здоровья, о необходимости не поддаваться наступающим недугам и немощам. При этом он распрямлял плечи, словно показывая, как надо это делать. На второй этаж дворца он тоже пытался быстрой молодцеватой походкой подниматься по лестнице, минуя лифт.

— В следующем году мне будет 70 лет — это уже много.

Я, естественно, говорил какие-то ободряющие слова. Несколько раз он рассказывал, как И. В. Сталин поручил лично ему сопровождать де Голля, когда тот впервые приехал в Советский Союз. И то, что речь шла о де Голле, и то, что это было личное поручение Сталина, Косыгину, по-видимому, было приятно вспоминать. Однажды, уже совсем неожиданно, Алексей Николаевич заговорил о том, что несколько лет назад потерял жену, что она была очень образованной и доброй женщиной, настоящим другом. И от этих откровений, сделанных, по существу, незнакомому человеку, мне стало как-то тоскливо. Я вдруг почувствовал, что он очень одинок, что ему надо выговориться, что невмоготу хранить в себе свои тяжелые мысли. Очевидно, предположение о его моральном одиночестве было верным: к тому времени прошло уже семь лет после смерти жены, а говорил он об этом так, будто эта невосполнимая утрата была совсем недавно, чуть ли не на днях. Жизнь все больше пригибала его, он чувствовал наступление дряхлости, да и отношения с Брежневым были крайне напряженными, если не сказать враждебными. От моих встреч с Алексеем Николаевичем остались у меня ощущение безысходной грусти и теплое чувство к большому человеку.

Был еще в самом конце пребывания Косыгина в Каире один эпизод, который характеризовал Алексея Николаевича как скромнейшего (не в пример некоторым другим визитерам) человека. Поздно вечером накануне отъезда он вдруг спохватился: «Надо ведь что-нибудь привезти в подарок домой!» Все магазины давно уже были закрыты, и я вспомнил о египетской парфюмерии, которую можно было приобрести в ночных аптеках. Косыгин с этой идеей согласился, и были куплены скромные дары на сумму не более 20 египетских фунтов. Алексей Николаевич долго пытался заставить меня взять солидную пачку банкнот, уверяя, что они ему совершенно не нужны, а я его убеждал, что не могу взять у него никаких денег, кроме потраченной суммы.

Во время этого пребывания Косыгина в Египте достичь какого-либо взаимопонимания с Садатом не удалось, перспектива наших отношений с Египтом представлялась весьма неопределенной. Но нашей работой Алексей Николаевич остался доволен, и вскоре до Каира дошли положительные отклики на этот счет.

ДЕЛУ — ВРЕМЯ, ПОТЕХЕ — ЧАС

Жизнь в Каире всегда была беспокойной, напряженной, а временами и лихорадочной.

С сентября 1970-го по май 1974-го (время моей второй египетской командировки) здесь постоянно находились какие-либо делегации. Не забывали Каир и советские руководители: за этот период у нас побывали Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный, Председатель Совета Министров А. Н. Косыгин, министр иностранных дел А. А. Громыко, министр обороны А. А. Гречко, кандидат в члены политбюро ЦК КПСС секретарь ЦК Б. Н. Пономарев, причем каждый не менее двух раз, а некоторые и более.

Такой наплыв высоких гостей объяснялся прежде всего желанием удержать Египет в своих дружеских объятиях, сохранить его во что бы то ни стало в качестве нашего военно-политического союзника на Ближнем Востоке. Естественно, в дни пребывания в Каире важных делегаций в посольстве царила необыкновенная суета. У меня же, помимо регулярных докладов политической информации главам делегаций, постоянное беспокойство вызывало и обеспечение их безопасности. Договариваться с египтянами по этим вопросам было очень трудно, приходилось иметь дело и с соответствующей службой канцелярии президента, и с Министерством внутренних дел, и со Службой общей разведки. Каждая из трех организаций постоянно вносила свои коррективы, маршруты следования делегаций неожиданно менялись, и делегации регулярно попадали в людские пробки, а однажды при посещении металлургического комбината в Хелуане делегацию Подгорного даже изрядно потрепали. Охрана, как это часто бывает, все внимание сосредоточивала на первом лице (в данном случае речь идет о Подгорном), и когда он протискивался через узкий проход между рабочими комбината, сразу за ним толпа смыкалась, остальные члены делегации оказывались под угрозой быть раздавленными. У одного министра сняли с руки часы, у другого важного лица оторвали рукав пиджака, а третий выбрался из толпы весь в синяках.

Регулярно в рамках курса на дружбу с Арабским социалистическим союзом, созданным еще Насером, наведывался в Каир Борис Николаевич Пономарев, заведующий Международным отделом ЦК КПСС. Насер хотел сделать эту организацию одним из оплотов режима и даже начал создавать внутри