Тайна детской скрипки - Татьяна Ренсинк

Оба ещё некоторое время ласкали друг друга поцелуями и руками, пока выбежавший из дома сын не помчался к ним, весело зовя:

— Мама!

Вздрогнув, словно прогремел гром, они переглянулись от приятного шока услышать долгожданный голосок любимого ребёнка.

— Он заговорил?! — не успел выказать восторг Пётр.

Он вскочил, поймав сына на руки и стал с ним кружиться по поляне. Радости не было предела, как и им, так и поднявшейся рядом Ионе. Мальчик продолжал повторять «мама». Слышать его нежный голосок — было великим счастьем, неописуемым и самым торжественным.

Проведя с сыном всё утро и день, Петра с Ионой отвлекло только сообщение о получении срочного письма от Разумовского. Родители Ионы тут же забрали внука погулять вместе, и Пётр распечатал послание…

— Ну что там? — видела Иона, как он бегает по строкам глазами, и любимый улыбнулся:

— Ждёт нас нынче вечером.

— Слава Богу, — обрадовалась она. — Всё только к лучшему!

— Ты думаешь? — не верил Пётр пока в то, но Иона спросила:

— Ты отправил отчёт по делу княгини Хилковой?

— Да…. я написал выдуманный отчёт для суда, — вздохнул он. — Будем надеяться, что её не ждёт жестокая кара.

Они скоро собрались в путь, и уже через час приехали к дому, где проживал русский посол. Дворецкий проводил по роскошному коридору в кабинет. Сообщив Разумовскому об их приезде, он пропустил пройти и откланялся…

— Прошу, — сразу указал на диваны у окна посол, а сам сел в кресло.

Просторный кабинет, окружённый окнами со всех сторон был весьма светлым и скромным. Уют и тепло царствовали здесь, вселяя надежду на добрую беседу. Сев перед Разумовским на диван, Пётр и Иона пока молчали…

— Вы написали в запросе на встречу, что дело касается некоей княгини.

— Хилковой, — кивнул Пётр. — Прошу посодействовать в её защите.

— О, это не трудно будет сделать. Я читал Ваши пояснения о случившемся с нею. Жаль, что такое произошло. Подставлять аристократов эти наглецы, ой, как умеют! Мне ли не знать, — соглашался Разумовский.

— Разумеется, — улыбнулся Пётр. — Жаль, Вы не знали о существовании сего письма от Матвея Сергеевича, — достал он конверт из кармана и протянул его.

Прочитав письмо, тот сразу ужаснулся:

— Я бы не продал ту детскую скрипку, зная о её тайне! Боже, что могут совершить простые порывы!

— Всё, к счастью, в прошлом, — улыбался натянуто Пётр, что заметил его собеседник и сразу обратился к скромно сидевшей Ионе:

— Ваш выбор ужасен, моя милая… Ваш супруг столь ревнив.

— Надеюсь, Вы не будете ревнивы со своей невестой, а потом и женой, — одарила она теплом улыбки.

— О, я позволю ей иметь любовника. Это норма нашего света, нашего времени, — махнул безразлично рукой тот.

— Время меняется, — не согласилась Иона.

— Да, Вы знаете, я соглашусь, — кивнул Разумовский. — Большие разводы начались… Ушаковых, Апраксиных, например… Прям с ума начинают сходить. Девицы начинают убегать с кавалерами дабы тайно жениться!

— Любовь начинает властвовать, — перебила его речь Иона.

— Ах, позвольте, любовью можно везде заняться, — снова махнул Разумовский рукой. — Девица — будущая жена должна что? Блистать, пленять и нравиться. И, если понравится чужая жена или иная девица, что ж теперь?

— Ценность духовного единения супругов, интерес друг к другу выступают теперь всё же вперёд, — добавил Пётр. — Незаменимость супруга, супруги — добавляет каплю в чаше их любви, плотно связанной с преданностью.

— Вы обращаетесь с женой, как с собственностью? Так никакую избранницу не удержите, — удивился Разумовский. — Да и потом… У кого нет адюльтера, фаворитов?

— Не Ваше дело, — усмехнулся Пётр, вызвав в Ионе рядом еле скрываемую появившуюся тревогу.

— Заметно, — улыбнулся Разумовский кисло и кивнул Ионе. — Вот не завидую Вам… А Вам, — вернулся он к Петру. — Вам завидую… Ваша супруга прекрасна! А обо мне Вы, вижу, имеете непристойное мнение, — принял Разумовский гордый вид. — Однако, я всё же положительный герой в сей пьесе.

— К счастью, как оказалось, — кивнул Пётр, прищурившись, чтобы дать собеседнику вновь двойственное чувство, что и получилось.

Тот только вздохнул:

— Ступайте с Богом… Я окажу защиту княгине Хилковой, но с Вами, граф, не хотел бы вновь пересекаться. Вы являетесь не таким, как все.

— Потому нас сложнее использовать, — поднялся Пётр с любимой вместе, довольный окончанием беседы и под руку с нею ушёл…

Глава 48

Мела метель, капель звенела

И осень с летом пролетела,

Наша любовь не охладела,

Какая б злая воля ни задела.

Прикосновение губ и рук

Любовь рисует друг на друге,

А страхов всех огонь тревожный

Она сметает вмиг: оно ничтожно.

Не сбежишь от любви, не уйдёшь,

И в разлуке она не пройдёт,

Всё простит, снова примет в свой круг

Через слёзы и радость. Она — вечный друг.

И в будни через сотни встречных,

Их голосов, лиц, слов беспечных

Никто нам так не будет дорог,

Даже если вдруг нас и поссорят.

Настанет утро озарения,

Навстречу побежим спасению,

Туда, где снова друг для друга

Жизнь рисовать любовью будем.

Не сбежишь от любви, не уйдёшь,

И в разлуке она не пройдёт,

Всё простит, снова примет в свой круг

Через слёзы и радость. Она — вечный друг.

Пётр допел и отложил гитару. Сидя на стуле тем утром перед любимой в их спальне, он сразу, как проснулись, спел для неё свою новую песню. Восхищённый взгляд Ионы застыл на нём, а молчание обоих затянулось. Они смотрели друг на друга, ласкаясь невидимой нитью их крепкой любви. Такого чудесного дня, казалось, не было ещё никогда…

— Это я сочинил тебе, — кивнул наконец-то Пётр и сел рядом с любимой на краю постели.

— Когда же ты успел? — улыбалась она с восторгом, и он повалил её на кровать, начав покрывать поцелуями:

— Между делом… Желая вновь и вновь показать тебе…. что ты одна у меня, как дорога, как нужна.

— Петенька…. милый мой, — наслаждалась она и дарила ответные поцелуи. — Как же я, встретив тебя, счастье обрела?

— А я?! — сделал удивлённый вид милый, и оба засмеялись, крепко обнявшись и вновь целуясь.

Постучавший к ним в дверь тесть заставил прислушаться:

— Голубки наши, Вы просунулись?! Здесь вдруг приглашение на бал сегодняшний пришло… Королевский… Во дворце!

Взглянув друг на друга, оба сменились в лице. Тревога поселилась в глазах, и Пётр поднялся, скорее принявшись одеваться:

— Здесь что-то не чисто.

— Я боюсь, — встревожилась Иона. — Так всё внезапно.

Она надела пеньюар и села в кресло у столика:

— Тебя отнимут у меня?

Пётр сел рядом, но промолчал, что заставляло душу сжиматься в душащей тревоге:

— Тебя хотят отнять, — кивала Иона.

— Я не