Бабочка - Анри Шарьер

Рисунок стирают влажной шерстяной тряпкой. Когда он просыхает, вождь вкладывает в мою руку кусочек мела, и наступает моя очередь рассказать о своей жизни с помощью рисунков. Это очень сложно. Я рисую закованного в кандалы мужчину, на которого смотрят двое вооруженных людей. Потом я рисую этого же человека бегущим, а двое остальных гонятся за ним с ружьями наперевес. Тот же рисунок я повторяю три раза, увеличивая с каждым разом расстояние между беглецом и преследователями. На последнем рисунке полицейские останавливаются, а я продолжаю бежать по направлению к их деревне, в которой я изображаю индейцев, собаку и в центре — вождя с протянутыми ко мне руками.

Мой рисунок был, наверно, не слишком плох, потому что после долгого разговора между мужчинами, вождь протянул руки точно так, как я это нарисовал. Они поняли.

В ту же ночь индианка повела меня в свою хижину, в которой жили еще шесть индианок и четверо индейцев. Она повесила великолепный гамак из цветной шерсти. В нем свободно могли поместиться два человека. Мы лежали рядом, и она нежно дотрагивалась до моего тела, ушей, глаз, рта пальцами, которые оказались шершавыми из-за множества рубцов и порезов, нанесенных ей кораллами во время спуска за жемчужными раковинами. Я ласкаю ее лицо, и она дотрагивается до моей ладони, удивляясь ее мягкости и гладкости. В течение часа мы лежим так, а потом идем в хижину вождя. Мне дали испробовать ружья калибра 12 и 16 с шестью коробками свинцовых пуль.

Индианка среднего роста, у нее такие же, как у вождя, стального цвета глаза, чистый профиль, а волосы сплетены в косы, которые спускаются до бедер. У нее очень красивая грудь: упругая, грушевидной формы. Соски темнее загорелой кожи и очень длинные. Я научил ее целоваться, как это принято у цивилизованных людей. Когда я с ней иду, она ни в коем случае не соглашается идти рядом, только позади. С помощью других женщин она приводит в порядок одну из хижин, которая пуста и очень запущена: поправляет крышу, сделанную из листьев кокосовых пальм, и замазывает стену глиной. У индейцев много острых инструментов: ножи, кинжалы, сабли, топоры, мотыги и вилы с железными зубьями. У них имеются котлы из меди и алюминия, воронки, миски, печи, металлические и деревянные бочки, гамаки громадных размеров из чистой шерсти, обшитые бахромой и украшенные разноцветными рисунками. Основные цвета: пурпурный, синий, черный и желтый. Дом скоро будет готов, и девушка приносит веши, которые она получает от остальных индейцев: железный обруч с тремя ножками — для разведения огня, гамак, поперек которого могут свободно улечься четверо взрослых женщин, стаканы, банки из белого железа, котлы и даже упряжь для ослов. Вот уже пятнадцать дней мы ласкаем друг друга, но она наотрез отказывается быть со мной до конца. Я не совсем понимаю ее: она все делает для того, чтобы возбудить меня, а в последний момент отказывается. Безо всякой церемонии мы вошли в маленький дом, в котором оказалось три двери: первая — посреди круга, а остальные — друг против друга. Эти три двери создают в круглом домике как бы равносторонний треугольник. У каждой двери свое предназначение: я должен входить и выходить в южную дверь. Мне запрещается пользоваться ее дверью, а ей — моей. В первую дверь входят друзья, и мы можем ею пользоваться только одновременно с гостями. Она отдалась мне только после того, как мы поселились в домике. Она оказалась пылкой и нежной любовницей. Когда никто этого не видит, я зачесываю ей волосы и заплетаю косы. Она счастлива и сияет от радости, но постоянно боится, что нас застанут за этим занятием. Я понимаю ее: не принято, чтобы мужчина причесывал свою жену, чистил ее руки губкой и целовал ее рот и грудь.

Лали (это ее имя) и я поселились в домике. Она пользуется только посудой из прокаленной глины, которую изготовляют сами индейцы. Воронка служит нам душем, а свои надобности мы отправляем прямо в море. Сбором раковин занимаются молодые женщины. Жемчуг, который обнаруживают в раковинах, делят следующим образом: часть дают вождю племени, часть — гребцу, затем открывалыцице и ныряльщице — ей достается самая большая часть. Девушка, живущая с семьей, отдает свою долю дяде — брату отца. Я так никогда и не смог понять, почему именно дядя первым входит в дом будущих молодоженов, берет руку девушки и кладет ее на пояс мужчине, а правую руку мужчины кладет на талию девушки и ведет ее по кругу, пока палец не упрется в пупок девушки. После этого дядя уходит.

Я присутствую при вскрытии раковин, но на саму ловлю меня ни разу не пригласили. Охотятся за раковинами сравнительно далеко от берега — на расстоянии около пятисот метров. Иногда Лали возвращается со множеством свежих царапин от кораллов. Часто порезы кровоточат.

Тогда она разминает морские водоросли и протирает ими рану. Лали боится, что три ее подруги-однолетки приходят и ложатся на траву вблизи нашей двери для того, чтобы услышать и увидеть, чем мы занимаемся, когда остаемся наедине.

Вчера я видел индейца, посредничающего между индейской деревней и колумбийской, которая находится в двух километрах от пограничной заставы Ля-Вела. У индейца два осла и отличное оружие — автоматическая винтовка «Винчестер». Как и остальные, он носит только набедренную повязку. Он не знает ни слова по-испански. Я сажусь и пишу с помощью словаря: иголки, красная и синяя тушь — вождь часто просит меня сделать ему татуировку. У этого индейца-маленького и жилистого человека — страшный шрам, который пересекает всю грудь. Рана давно зажила, но остались рубцы шириной с палец.

Жемчужины мы кладем в портсигар с отделениями: жемчуг рассортирован по размерам.

Вождь разрешает мне немного проводить индейца. Он дает мне двустволку и шесть патронов. Теперь он уверен, что я вернусь — ведь не смогу же я взять чужую вещь и исчезнуть. Весь день мы едем верхом на ослах по той же дороге, по которой я прибыл, но за три-четыре километра перед пограничной заставой индеец поворачивается спиной к морю, и мы удаляемся от берега.

Примерно в 5 часов мы подъезжаем к берегу ручья, на котором стоят пять индейских хижин. Все выходят посмотреть на нас. Индеец все время говорит, пока не появляется индеец с белой кожей и с красными, как у альбиноса, глазами. На нем брюки цвета хаки. Он обращается ко мне:

— Буенос диас (Добрый день). Ту ерес эль матадор куе се фуго кон Антонио (Ты убийца, который бежал вместе с Антонио?) Антонио эс компадре мио де сангре (Антонио — мой кровный друг).

Чтобы стать кровными друзьями, наносят удар ножом по руке другого. Затем окунают свою руку в кровь товарища, а потом ее слизывают.

— Куе куиерес (Что ты хочешь)?