Колокола Бесетра - Жорж Сименон

Успокоился ли Могра после этого хоть немного? Он повел ее в застекленный кабинет, где сортировались ответы на мелкие объявления. Это было единственное место, где можно было дать ей работу.

Девушки разбирали мешки с почтой, доставлявшейся несколько раз в день, и раскладывали конверты в соответствии с написанными на них номерами. За работницами в сереньких халатах наблюдала матрона, похожая на старшую медсестру.

– Когда я могу приступить?

– Если хотите, с завтрашнего утра.

Был он разочарован или нет? На следующий день Могра ограничился телефонным звонком матроне, дабы убедиться, что Лина вышла на работу. Он сказал себе, что больше не будет о ней думать. Но потом, после трехдневной борьбы с самим собой, спустился вниз к часу, когда она заканчивала работу.

– Я вас провожу, – проговорил он, видя, что она собирается уходить.

Он прекрасно видел, что все вокруг многозначительно переглядываются. Но Могра мало заботило, что о нем будут думать. Он повел Лину в ресторан в Латинском квартале, где его никто не знал, и снова стал задавать девушке вопросы, словно хотел узнать о ней решительно все.

Чем же она так его привлекла? Даже сейчас, по прошествии восьми лет, он не может найти удовлетворительного объяснения. Вернее, находит их слишком много, и все они противоречат одно другому.

Она тоже задавала ему вопросы – точные, порой бестактные.

– У вас, должно быть, хорошая квартира?

– Пока что нет. Я живу еще в старой, на бульваре Бон-Нувель, а новая, в старинном особняке на улице Фезандери, только ремонтируется.

– Это ведь шикарный квартал?

– Да, считается, что так.

– Вы женаты? Разведены?

– Разведен.

– Живете с любовницей?

– Нет.

– Значит, спите со своими секретаршами?

Он ответил отрицательно. На самом же деле это было и так и не так. С некоторыми из них у него были мимолетные связи. И из своей старой квартиры у заставы Сен-Дени, где он никого не принимал, не выезжал так долго только потому, что боялся порвать последние связи с прошлым.

Не из сентиментальности. И тем более не из-за какихто предрассудков. Просто из окон квартиры открывался вид на жизнь простонародья, на шумную и вульгарную толпу.

Но его положение обязывало к приему гостей, и через два месяца, когда работы были закончены, он переехал.

– Вы сами из бедной семьи?

– Мой отец служащий.

Она неотступно следовала за ходом своих мыслей, словно знала точно, куда они ее приведут.

– Вы меня хотите? Да признавайтесь же! Иначе вы не ждали бы меня у выхода. Куда пойдем?

Она была не такая, как другие. Но сам-то он разве был такой, как другие? Похоже, каждый из них считал себя особенным – но, может, так оно и было?

Могра привез ее к себе домой, и Лина первым делом попросила разрешения принять ванну. Поздно ночью она, лежа голышом в развороченной постели, и он, надев пижаму и усевшись в кресло, продолжили разговор.

– Мне было двенадцать, когда мой дядя начал лезть ко мне со всякими нежностями и заставлял при этом, чтобы и я его ласкала. А когда мне шел четырнадцатый год, он овладел мной и сделал мне очень больно. Я жила у них из милости и отказать не могла... Моя тетка узнала об этом – она любила подглядывать в замочные скважины. Это злая женщина. Я много от нее натерпелась... И от него тоже... Он все время находил способ остаться со мной наедине. Не мог спокойно пройти мимо меня, а иногда, когда мы сидели за столом, посмотрит мне в лицо и начинает трястись... Я уверена, что тетка потихоньку его отравила – ведь он никогда ничем не болел.

– Когда он умер?

– Примерно год назад. И с тех пор тетка не выпускала меня из дому и, уходя за покупками, запирала на замок...

Неделю спустя он получил сообщение от своего лионского корреспондента. Лине пришлось показать свое удостоверение личности начальнику отдела кадров для оформления карточки социального обеспечения. В Лионе она жила на улице Вуарон, в самом центре квартала Гийотьер, такого же многолюдного, как парижская улица Дам или застава Сен-Дени.

Фамилия Лины была Делен, и по указанному адресу действительно проживала некая г-жа Делен, работавшая кассиршей в кинотеатре на авеню Гамбетта.

Но это была не тетка Лины, а ее мать, с которой девочка прожила всю жизнь, вплоть до отъезда из города. Г-жа Делен была вдовой бригадира монтажников, которого десять лет назад раздавило подъемным краном. В Лионе Лина какое-то время работала на картонной фабрике.

Не было ни тетки, ни дяди. Была лишь маленькая девочка, которая с двенадцати лет носилась по улицам с мальчишками.

– Зачем вы выдумали эту историю?

– Чтобы вы мною заинтересовались. Мною никто никогда не интересовался, кроме матери, которая давала мне взбучку всякий раз, когда я поздно возвращалась домой... Я ведь в счет не иду, словно меня вообще нет на свете... А теперь вы выставите меня за дверь, не так ли? Сама виновата... Опять мне будет не на что жить...

Чувствовалось, что девушка действительно несчастна, даже когда она играла роль. После восьми лет совместной жизни она все еще ищет ободрения. Как будто между нею и людьми существует пропасть, которую она не в силах преодолеть и потому замыкается в себе.

Хотел ли он ее защитить? Почувствовал ли свою ответственность за нее? А может, был зачарован странной ролью, которую играл в этой неестественной пьесе? Этого Могра не знает. Лина придет, а он не готов снова принять решение.

Повлиял ли на решение, которое он когда-то принял, тот факт, что она обязана ему решительно всем? Ведь что греха таить, именно это он имел в виду еще раньше, когда ради Марселлы сменил убогую комнатенку на гораздо более приличную, на улице Дам.

Что толку доискиваться? Его не удовлетворяет ни один из ответов. Ни в том, что касается его самого, ни в том, что касается Лины. Она лжет, а потом просит прощения. Непрестанно терзается и не понимает, что тем самым терзает и его.

Ей везде неприютно и вечно кажется, что люди плохо судят о ней. Из самого обычного разговора она может выудить не относящиеся к ней фразы и найти в них нападки на собственную персону.

На первой же неделе она учинила скандал с матроной, ведавшей разборкой почты, и Могра, не имея возможности предложить девушке другую работу, поселил ее на бульваре Бон-Нувель, где она тотчас принялась разыгрывать из себя домашнюю хозяйку.

Она вбила себе в голову, что должна научиться стряпать, пыталась приготовить к его возвращению что-нибудь вкусненькое, и он всякий раз заставал Лину в слезах, поскольку у нее каждый раз что-нибудь пригорало.

– Раз в кои-то веки человек попытался меня понять, а я доставляю ему одни неприятности.

– Да нет же, Лина, послушай...

– Не хватало, чтобы ты говорил со мной как с маленькой девочкой...

Он не мог без нее обойтись, но при этом не знал, что делать. Пытался пробудить в ней интерес к жизни, заставлял ее, к примеру, читать, но одни книги ей быстро прискучивали, другие приводили в отчаяние, так как она находила в них героинь, похожих на себя. Как-то вечером он даже научил ее играть в карты!

– А что ты делал по вечерам до того, как подобрал меня на улице?

– Тебе прекрасно известно, что я не подобрал тебя на улице.

– Разница невелика... Я готова была пойти за первым встречным, только бы не оказаться на панели. Так что же ты делал до меня?

– Ходил куда-нибудь.

– А почему теперь не ходишь?

– Чтобы быть с тобой.

Это правда. Он нуждался в том, чтобы она была рядом с ним.

– А что нам мешает ходить куда-нибудь вместе? Ты меня стыдишься?

Он было пообещал себе обдумать все это как следует, добраться до самой сути, а теперь уже слишком поздно. Этим следовало заниматься, пока он был пленником своей кровати, пока не увидел мир из окна.

Должно быть, драма их восьмилетней совместной жизни заключается в том, что им обоим в одинаковой степени нужно, чтобы ими кто-то занимался. Он надеялся заполучить домашнее животное, которое будет жадно прислушиваться к каждому его слову, а в результате связал свою жизнь с весьма своенравным существом.

Она желает ему счастья, причем вполне искренне. Он почти уверен, что она его любит и даже готова умереть за него.

Умереть, но не жить!

Лина страдает оттого, что является для него тяжким бременем, терзает себя, а значит, и его.

Десять, сто раз он приходил к выводу, что она чудовищно эгоистична. А потом, держа в объятиях рыдающую жену, сердился на себя за такие мысли.

Каждый день в половине девятого он должен быть в редакции хладнокровный, с ясной головой, готовый принимать ответственнейшие решения. А сколько раз он являлся на работу, поспав всего три-четыре часа после изматывающей сцены, когда она угрожала покончить с собой или у него самого возникало такое желание?

Постепенно Могра познакомил ее со своими друзьями. Некоторым она поначалу бросалась на шею, а потом не желала их видеть. С другими без какой бы то ни было причины держалась подозрительно и агрессивно. Из-за ее поведения возникали весьма неприятные ситуации. Ему даже приходилось затевать из-за нее ссоры.