Мария Каллас - Клод Дюфрен

Мария также навсегда запомнила этот восторженный прием. Многие годы спустя во время одной нашей беседы она вдруг начала вспоминать то представление. «Я подошла к самому краю оркестровой ямы. Публика аплодировала, с балконов доносились крики «браво». В этот момент я не отдавала себе отчет в том, что все это было в мою честь… Это походило на океанскую волну, бьющуюся о стену волнореза… Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что вся эта буря разразилась из-за меня. К чувству, которое я испытывала в тот момент, возможно, примешивалась гордость. Однако прежде всего меня переполняло чувство глубокой удовлетворенности из-за того, что мне удалось преодолеть все препятствия и обойти все многочисленные ловушки, которыми изобиловала эта роль. На протяжении всего спектакля я отождествляла себя с этой ужасной леди Макбет, и мне доставило неописуемое удовольствие превратиться снова в Марию Каллас, то есть в выполнившую свою миссию оперную певицу, оправдавшую надежды публики… Я была так счастлива, что, оказавшись в своей артистической уборной, помню, долго плакала…»

В стройном хоре хвалебных голосов в прессе все же прозвучало несколько фальшивых нот. Так, Рубенс Тедечи, журналист, ведущий рубрику в газете «Унита», писал: «Госпожа Менегини-Каллас чередовала удачные пассажи с менее удачными. Ей не удалось показать величие леди Макбет, без чего она не могла существовать».

К тому же яростные противники певицы направили в зрительный зал своих посланников, чтобы сорвать спектакль. Однако не тут-то было! Бедолаги затерялись среди восторженных поклонников певицы, и им не осталось ничего, как «спрятать свои кинжалы в ножны».

Вот что по поводу того памятного вечера писал журналист Теодоро Селли на страницах «Карьере Ломбардо»: «Возможно, никакая другая опера так не подходит к Каллас, как «Макбет», ради которой Верди в свое время отказался от певицы с мелодичным голосом. Он остановил свой выбор на Барбьери-Нини, великой актрисе, которая была способна издавать «почти дьявольские» звуки, по выражению самого Верди. Единственным результатом выходки двух или трех человек, пришедших на спектакль со свистками и попытавшихся освистать певицу, стало то, что теплый прием зрителей вылился в бурю долгих восторженных оваций».

Так Каллас имела триумфальный успех не только благодаря своему исключительному дарованию, но и из-за своих недостатков, которых, кстати, тоже хватало.

«Джоконда», вторая опера, в которой Мария спела на сцене «Ла Скала», была исполнена в более спокойной обстановке. Невооруженным глазом было видно, что певица очень устала. И прежде всего потому, что между двумя миланскими спектаклями она успела съездить во Флоренцию, Венецию и Рим, где спела в других операх. Как всегда, ее мучили две неутолимые жажды — петь… и зарабатывать деньги. И все же главная причина ее усталости была в ином — после испытанного во время представления «Макбета» необычайного напряжения она находилась на грани нервного срыва. Отсюда и участившиеся недомогания, и вечные проблемы со стороны сердечно-сосудистой системы. К счастью, успех ее последних выступлений в «Ла Скала» в феврале-марте 1953 года утвердил музыкальный мир во мнении, что среди исполнителей никто не мог сравниться с ней. Противники певицы, воспрянувшие было духом после «Джоконды», были вынуждены снова спрятать в карманы свои свистульки.

На этот раз певица уже знала, что покорила «Ла Скала». И это был всего только предвестник той славы, которую она завоюет на миланской сцене. Мария была в то время состоявшейся звездой, но еще не идолом публики. Терпение! У нее все было впереди. И это время было отнюдь не за горами. Впрочем, она приближала его, как могла. Титта также вносил свой вклад в это светлое будущее. Бывший хозяин кирпичного завода превратился в настоящего импресарио.

Не успев до конца испить чашу славы в Милане, Мария поспешила во Флоренцию, где ей предложили выступить в новой для нее роли, которая была ей по плечу — или, точнее, выше ее продемонстрированных пока возможностей: спеть партию Медеи в одноименной опере. На протяжении полувека произведение Керубини не ставилось на сцене прежде всего потому, что трудно было найти актрису, способную воплотить эту героиню из древнегреческой мифологии, героиню, которую предательство любимого толкнуло на чудовищные преступления. Актриса должна была кожей чувствовать дыхание рока, ощущать трагедию, передать голосом пароксизм терзавших героиню страстей, и ее величие, и злодейство, и пафос. Вот где Мария могла проявить в полной мере свой взрывной темперамент, дать волю своему гневу, докопаться до истинных причин трагедии Медеи.

Один из счастливчиков, которому повезло присутствовать на спектакле во Флоренции, и тридцать пять лет спустя все еще не мог справиться с волнением: «В третьем акте Каллас удалось перевоплотиться в свой персонаж до такой степени, что я забыл, что речь шла об опере. Она была настоящей Медеей, женщиной, одержимой внезапным желанием убивать… Присутствовавшие в зале зрители затаили дыхание, захваченные полностью нереальным зрелищем, происходившим перед их глазами… Я помню, как по моему лицу стекал пот и как я задыхался от волнения посреди толпы, скандировавшей имя Каллас».

Пресса в один голос приветствовала выступление певицы. Джузеппе Пуглез писал в «Газетино»: «Мария Каллас выдержала экзамен, который, возможно, не способна выдержать ни одна современная певица. Она продемонстрировала такую широту своего диапазона, как вокального, так и артистического, что в это трудно поверить».

Ему вторил Джулио Купалоньери в газете «Ля Патрия»: «Мария Каллас показала себя великолепной певицей и актрисой благодаря точности вокального исполнения, глубокого проникновения в образ своего персонажа и правильной расстановке акцентов. Ее голос, столь непокорный по определению, похоже, полностью адаптировался к чудесной экспрессивности Керубини».

Можно до бесконечности цитировать статьи, написанные в едином хвалебном тоне. Все они сводились к одному: оперную диву называли феноменом. Впрочем, успех в «Медее» позволит Марии окончательно покорить «Ла Скала», поскольку именно в этом театре она рассчитывала начать сезон 1953/54 года.

Однако не Мария начала этот сезон в «Ла Скала», а ее основная соперница Рената Тебальди. В последний раз. Таковой была договоренность между супругами Менегини и Антонио Гирингелли.

Супруги Менегини появились в директорской ложе театра «Ла Скала» 7 декабря 1953 года. И всякий раз, как только Тебальди выходила на сцену, Каллас начинала аплодировать. Она так громко хлопала в ладоши, что злые языки задавались вопросом, хотела ли она в действительности продемонстрировать свое восхищение Ренатой или же столь бурный энтузиазм был вызван желанием вывести соперницу из равновесия…