Время и комната - Бото Штраус

Георг. Вот как?

Элен. Он говорит, вы еще с университета знакомы…

Георг. Да, так оно и есть.

Элен. С какой стати он тогда преподает в автошколе?

Георг. Потому что эта автошкола ему принадлежит. Диплом защитил по истории, а потом отец передал ему свое дело, а он его принял.

Элен. Ты знаешь, он и вправду терпеть меня не может.

Георг. Да ну! И что же он говорит?

Элен. Он считает, что я тебе не пара.

Георг. И говорит тебе это прямо в глаза?

Элен. И всеми средствами будет пытаться уберечь тебя, своего лучшего друга, от этого ошибочного шага. Ненавижу его.

Георг. Да нет. Это ты напрасно. Пойми, ему тоже очень тяжело, такие непростые отношения между тремя взрослыми людьми, которые…

Элен. Тремя? Разве у него нет собственной жены? Разве у него нет Хельмы?

Георг. Хельма, ну да… Понимаешь, Хельма — это что-то совсем другое. Почему-то его особенно сильно тянет к нам.

Элен. Только не ко мне. К тебе. По-моему, тебе придется сделать выбор. Либо он, либо я.

Георг. По-моему, тут и вопроса нет.

Элен. Вот как? Значит, ты уже решил?

Георг. Вольф мой лучший друг, а тебя я люблю. Не понимаю, какая тут связь?

Элен. Большая. Очень большая связь. Он знать меня не хочет, я не хочу знать его. Это разобьет тебе сердце.

Георг. Ты никогда мне не говорил, как ты на самом деле к Элен относишься!

Вольф. Но ты же наверняка это чувствовал! Ты же сам ей рассказывал, что я о ней весьма невысокого мнения.

Георг. И это в самом деле так?

Вольф. У меня была возможность познакомиться с ней несколько поближе. По-моему, вы прекрасно друг другу подходите.

Георг. Что ты имеешь в виду?

Вольф. Я имею в виду, что вы скоро поженитесь.

Георг. И это все, что ты мне хочешь сказать? Я не женюсь на ней, если из-за этого пойдет прахом наша дружба.

Вольф. То есть ты бы хотел, чтобы я обожал твою жену и одновременно оставался твоим лучшим другом?

Георг. Видишь ли, Вольф, в твоей жизни, с одной стороны, есть Хельма и твой упорядоченный семейный быт. А с другой стороны, здесь, у нас, у меня и у Элен, ты обретаешь необходимый духовный и душевный противовес…

Вольф. Ты хочешь сказать, что я почти как член семьи?

Георг. Конечно! В известном смысле. Отчасти.

Вольф. Элен тоже так думает?

Георг. Ну разумеется! Она настоятельно просила меня передать, что предлагает тебе свою дружбу, такую же верную, как моя.

Вольф. Откуда в тебе это лицемерие? Зачем ты предлагаешь мне, да еще через Георга, свою «дружбу»?

Элен. Я? Да я ничего такого не делала.

Вольф. Какие, по-твоему, чувства я к тебе испытываю? Дружеские, да?

Элен. Я не знаю. Знаю только, что больше всего на свете ты хочешь одного: разлучить нас с Георгом.

Вольф. Разве во время нашей последней встречи я не признался тебе в своих истинных чувствах? И ты пришла снова…

Элен. Я пришла снова, чтобы просить тебя раз и навсегда оставить нас с мужем в покое.

Вольф. Но твой муж вовсе не склонен отрекаться от дружбы со мной. И если ты любишь Георга по-настоящему, ты не станешь этого от него требовать.

Элен. Я не могу быть замужем за Георгом и за его лучшим другом.

Вольф. Ну, до этого не дойдет…

Элен. Конечно, потому что прежде ты успеешь нас разлучить!

Вольф. Да нет же! Совсем напротив. Делая все для того, чтобы сохранить нашу с Георгом дружбу, я только сильнее укреплю ваши узы…

Элен. Что значит — «делая все»?

Вольф. Это значит, например, что я буду желать тебя, поскольку Георг всей душой желает, чтобы я находил тебя вожделенной.

Элен. Но его желание не может стать твоим чувством.

Вольф. А я думаю, все-таки может. В конце концов, в глазах, да и в объятиях супруга ценность его жены, — если предположить на минуточку, что сердце — это как бы кошелек, — так вот, ценность жены повышается ровно настолько, насколько та способна понравиться его лучшему другу. За что он и воздаст другу еще более глубоким благорасположением. Которое, в свою очередь, усугубит вожделение друга к чужой жене…

Элен. Сердце не кошелек. Чего ты от меня хочешь?

Вольф. Ты еще спрашиваешь!

Элен. А если бы мы с Георгом не были знакомы и ты меня встретил — я бы тебе понравилась?

Вольф. Вряд ли.

Элен. У тебя отвратительные, циничные манеры. Ты плохой друг.

Вольф. Ты скоро поймешь: хорошим другом я смогу быть лишь тогда, когда ты позволишь мне повсюду преследовать тебя то нескромным шепотком, а то и редкой, но меткой лаской.

Элен. Я буду вынуждена Георга от тебя предостеречь.

Элен. Кстати, я тут недавно повстречала Вольфа. И нахожу, что он просто обворожительный мужчина.

Георг. Ага! Вот видишь! Значит, все-таки помогло.

Элен. Что помогло?

Георг. Должен тебе признаться: я позволил себе маленькую хитрость. Без твоего ведома, но от твоего имени я предложил ему твою дружбу. И это его, конечно, сразу к тебе расположило.

Элен. Seems to me you like doing things behind my back, now and then[6]…

Георг. Но подожди, подожди! Если в конце концов это для всех нас только к лучшему! Вольф за тебя теперь в огонь и в воду! И даже ты находишь его теперь «просто обворожительным». И между им и мной тоже теперь все в полном порядке…

Элен. Это уж конечно! А между тобой и мной?

Георг. Да нам-то с тобой разве что-нибудь может помешать?! Конечно, если ты чувствуешь иначе… Но неправда ли, если между тобой и им все в порядке и между мной и им тоже все в порядке, то логика чувств сама подсказывает, что между тобою и мной…

Затемнение.

Акт второй

В мастерской Киприана. Длинный рабочий стол. Справа — старая, обшарпанная софа. За ней в глубине сцены фрагменты, больших масок и фигур из папье-маше. На столешнице: глыба янтаря, пчелиный воск, земля, микроскоп, пинцеты, скребки и резцы, лупа, рулетка и другие измерительные приспособления.

Киприан в серой рабочей робе и джинсах держит на ладони крохотную статуэтку, демонстрируя ее Вольфу.

Киприан. Лихо, правда? (Смеется.)

Вольф. Да она совсем как живая! Словно святая!

Киприан (наклоняясь и подбирая с полу еще две фигурки). Совсем крохотные людишки, верно?

Вольф. Создания…

Киприан. «Мерь-мерь-мерь!» — вот что он говорит. Мерь-мерь-мерь! А что мерить — не поймешь. Я взял рулетку и начал измерять все, что под руку попадет. А он меня только пуще подгоняет. И тут я заметил, что замеры у меня все меньше и меньше становятся…

Вольф. А зачем вы прячете ваши фигурки под ковер?

Киприан. Никуда я их не прячу. Сами прячутся.

Вольф. Так и раздавить недолго. Из чего они, кстати? Из какого материала?

Киприан. Эта — просто из земли. Кислая глина вперемешку с пчелиным воском. А это гагат. Полированный уголь. Из него в старину амулеты вырезали.

Вольф. Право слово, чудно. Вам не кажется, что они родичи минойским терракотовым фигуркам? В них та же первозданная жизнерадостность.

Киприан. Вот как? Что ж, может быть. «Делай-делай-делай, Киприан, делай сейчас же! — вот что он мне говорит. — Я дам тебе глазомер и вдохну в них жизнь, ты только делай!». Совсем малюсенькие людишки, понимаете? Сплошь живчики-гномики, они протыкают католикам дырки в презервативах, а хорошеньким девушкам-секретаршам подсыпают перцу под стул. (Смеется.) Раньше я всё громоздил эти штуки из папье-маше. Здоровенные, огромные хреновины. А теперь он мне нашептывает: «Давай сделаем что-нибудь маленькое-премаленькое, может, людям это больше понравится».

Вольф. Кто нашептывает-то?

Киприан. Оберон. (Показывает еще одну фигурку.)

Вольф. Фантастика!

Киприан. Называется «Девушка с раскниксенными коленками». Малышка слишком любила делать книксены, перед кем ни попадя. Теперь вот шкандыбает.

Вольф. Эта динамика, эта поза — кажется, еще чуть-чуть и она поползет прямо по моей ладони.