Театр Клары Гасуль - Проспер Мериме

Донья Франсиска. Значит, кто без нашивок на рукавах, не в треуголке и не в каске, тот уж вам не пара?

Донья Ирена. Вовсе нет... Да вот за примером ходить недалеко: каждый день мы встречаемся с очень красивым мужчиной без всякого мундира.

Донья Xимена. Я знаю, о ком ты говоришь, и вполне с тобой согласна.

Донья Франсиска. О ком же?

Донья Ирена. Что за вопрос! Об отце Эухеньо.

Донья Франсиска. Об отце Эухеньо?

Донья Мария. Об отце Эухеньо!

Донья Xимена. Ни у кого нет таких красивых рук, как у него.

Донья Ирена. А в глазах у него столько благородства и вместе с тем столько доброты!

Донья Xимена. Жаль, он не носит усов — у него рот велик.

Донья Ирена. Для мужчины — не слишком, и притом у него чудесные зубы. Как он за ними следит! Ради этого, я думаю, он и курить бросил... Что ты смеешься, Пакита?

Донья Франсиска. Смеюсь над глубиной ваших наблюдений.

Донья Xимена. Особенно я люблю его за то, что он всегда в хорошем расположении духа. Всегда весел, обходителен — полная противоположность своему предшественнику, покойному отцу Доминго Охеде: тот, бывало, из-за каждого пустяка нас донимал. Отец Эухеньо разрешит нам потанцевать, попеть, посмеяться и всякий раз говорит: «Веселитесь, пока молоды». Стоит игуменье на нас рассердиться — а ведь она старуха сварливая, — он непременно за нас заступится. Такой милый!

Донья Ирена. Вы знаете, что он сделал для доньи Лусии де Ольмедо?

Донья Франсиска. Откуда же нам знать?

Донья Ирена. Весь город говорит. Я узнала об этом вчера, когда была у мамы.

Донья Франсиска. Донья Лусия, дочь аудитора дона Педро? Та, что бежала с драгунским офицером?

Донья Ирена. Та самая. Сначала отец метал громы и молнии, ни о чем другом и думать не хотел, как о том, чтобы поместить Лусию к «Кающимся грешницам», и добился от коррехидора приказа об аресте драгунского офицера, лейтенанта... как его?.. Фадрике Ромеро, что-то в этом роде. Говорят, лейтенант смазлив, черноус, с грехом пополам тренькает на гитаре. Гитарой-то он и прельстил сумасбродку Лусию: ведь он младший в семье, у него гроша за душой нет. Живи на жалованье... Знаете, каково это? Ну, да он малый не промах: узнал про богатство отца и давай дочери клясться в вечной любви.

Донья Франсиска. Да отец Эухеньо тут при чем?

Донья Ирена. Он пошел к отцу, тот в ярости. Он, конечно, прочитал ему проповедь, да так красноречиво, так трогательно, как во время поста. «Вы, говорит, видите, что, лишая счастья дочь вашу, сами становитесь несчастным. Хотите наказать ее за скандал, а сами устраиваете еще больший» — и пошел и пошел! Поучал он его, поучал, пока тот не прослезился. А отец Эухеньо заранее спрятал в соседней комнате похитителя с блудной дочерью. Отворил дверь, тут оба они бух старику в ноги, руки ему целуют, потоки слез проливают: «Батюшка такой, батюшка этакий!..» Наконец каменное сердце аудитора стало мягким, как воск. Поднимает дочь, целует ее, протягивает руку Фадрике и говорит: «Любезный сын мой!» Но это еще что!.. Дон Педро скуп, как жид, а отец Эухеньо так его умаслил, что тот дал за дочерью великолепное приданое. Знаете, почему? Он честолюбив, а отец Эухеньо убедил его, что если свадьба будет бедная, весь город его на смех поднимет... Э, Пакита, что с тобой?.. Ты плачешь?

Донья Франсиска. Меня растрогало его благородство.

Донья Xимена. Велика власть красноречия!

Донья Ирена. До чего же мы чувствительны! Ах! Ах! Ах!

Донья Xимена. Пакита плачет, Марикита, того и гляди, тоже. Совсем как в романах. Ну, Ирена, подружки и без нас поплачут. А я тебе такое расскажу, что ты со смеху умрешь. Прощайте, подруженьки! У вас свои секреты, у нас — свои.

Донья Химена и донья Ирена уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Донья Мария, донья Франсиска.

Донья Франсиска (обнимает донью Марию). Дорогая Мария! Друг мой единственный!

Донья Мария (внимательно смотрит на нее). Не думала я, что ты так чувствительна.

Донья Франсиска. Ах, ты еще не знаешь, что со мной!..

Бьют часы; донья Мария вздрагивает.

Какая ты сегодня нервная! Будь твое сердце занято, как мое, часы напоминали бы тебе о счастье... Нас никто не видит? Смотри, Марикита. Ты не выдашь меня? Письмо!.. (Подходит к дереву и достает письмо брата Эухеньо.)

Донья Мария рассеянно следит за ней. Донья Франсиска пробегает письмо и целует его.

Милое дитя! Дай я тебя поцелую! (Целует донью Марию.) Надо же было заболеть тебе именно сегодня! Когда я сама счастлива и довольна, я хочу, чтобы все, кого я люблю, тоже были счастливы и довольны.

Донья Мария. Мне нездоровится.

Донья Франсиска. Да, последнее время мы замечаем в тебе перемену, но ты так быстро выросла, сформировалась!.. Дай срок, когда-нибудь ты будешь счастлива, как я, и все как рукой снимет.

Донья Мария. А ты очень счастлива?

Донья Франсиска. О да! Больше и желать нечего, разве только, чтобы подольше все оставалось как есть... Марикита! Я так переполнена счастьем, что мне необходимо поделиться с тобой, хотя по твоему хмурому личику я вижу, что ты совсем не расположена меня слушать. Ты моя самая близкая подруга, а одна из повинностей дружбы — выслушивать рассказы обо всех радостях и печалях друга. Тебя здесь считают ребенком, потому что ты моложе всех нас, «взрослых», но ты так умна, так рассудительна, так... (Целует ее.) Я тебя люблю и только тебе доверю мою тайну.

Донья Мария (со вздохом). Раз уж тебе так хочется, я выслушаю тебя. (В сторону.) Авось, время быстрей пролетит за ее рассказами!

Донья Франсиска. Ну, слушай! (Меняя тон.) Знаешь, у тебя такой важный вид, что я робею... Не смотри на меня так... Ты не будешь журить меня, деточка? Старших почитать надо!.. Марикита! Я люблю и любима.

Донья Мария сжимает ей руку.

Что это? Теперь ты начинаешь плакать. Ага, сударыня, попались! Как, и вы туда же? Кто бы мог подумать?.. Верно говорит игуменья: «В наше время дети все понимают». По слезам видно, что сердечко твое кем-то ранено. Уж не драгунским ли капитаном или морским офицером?

Донья Мария. Никем, уверяю тебя! Я больна, потому и глаза у меня на мокром месте, а из-за этого я не...

Донья Франсиска грозит ей пальцем.

Нет, клянусь!.. Но, говорят, любовь приносит несчастье... Я боюсь за тебя, Пакита.

Донья Франсиска (улыбаясь). Кто это тебе сказал, малышка?

Донья Мария. Кто? Да все... Мать игуменья... духовник...

Донья Франсиска. Отец Эухеньо? И ты думаешь, он правду говорит?

Донья Мария. Они говорят о том, чего я не знаю... и я верю им.

Донья Франсиска. Дитя!.. Пойми, дорогая, они обманывают тебя: любовь — высшее благо, без любви жизнь — ад... Донья Марикита! Да вы, как видно, притворщица!.. Но сначала я расскажу, а потом тебя поисповедаю.

Донья Мария. Кого же ты любишь?

Донья Франсиска. О Марикита! Ты бы, конечно, выбрала своего сверстника, молодого офицера, кончающего военную школу. Только бы и думала: как хорошо выйти за него замуж, погулять с ним под руку по набережной!.. Да, это, должно быть, большое удовольствие. Но есть иная любовь... столь же сильная... может быть, даже более сильная, чем при замужестве... когда замужество... (понижает голос) невозможно.

Донья Мария. Как так?

Донья Франсиска. Да, Марикита. Ведь можно любить мужчину... женатого. Вообрази, что по тем или иным обстоятельствам... каким — неважно... он был вынужден жениться... и предположим, он никогда свою жену не любил... Она стара, уродлива и зла... Или представь себе, что молодая, неопытная девушка вышла за старика... Или... Но твоя добродетель подсказывает тебе, что это дурно?

Донья Мария (живо). Мне?.. Ах, Пакита, я думаю, что любовь бывает иногда сильнее всех законов — земных и небесных! Говорят, любовь приходит неожиданно... и, когда почувствуешь ее, тут уж некогда бывает размышлять, что хорошо, что дурно.

Донья Франсиска. Ангелочек! И ты это говоришь! Ну что за прелесть! Дай я тебя поцелую. Скажи, кто тебя научил?

Донья Мария. Не помню... Где-то я слышала... Так что же, ты любишь женатого?

Донья Франсиска. Ты знаешь, я не слишком набожна. Я провела два года в Англии и там убедилась, что нельзя принимать на веру все, что святоши твердят нам здесь про еретиков. В Англии я видела священников, у которых и жены есть и дети, и это не мешает им быть прекрасными священниками.

Донья Мария. Ну и что же?

Донья Франсиска. Ну и что же? Ты все еще не догадываешься? Я вижу, с тобой окольные пути не помогут. Ты сама сказала, что любовь сильнее всех законов — божеских и человеческих. Ты поймешь меня и простишь... Так вот, милый друг, я люблю священника, и священник этот — отец Эухеньо.