С улыбкой хищника - Игорь Середенко

Захра подружилась с одной из девочек, они дружно играли на площадке, как дети, без опаски, не задумываясь о тяготах жизни, простодушно, словно две бабочки, порхающие на усеянном цветами поле. Захра настолько увлеклась дружбой, что не желала покидать территорию больницы, она не хотела расставаться с этой простодушной и доброй подругой. Девочка была очень худа, но в ней, казалось взявшихся из ниоткуда, таились те жизненные силы, которые порой поднимают тяжело больных людей, говоря им, что стоит еще побороться за жизнь. Девочка была очень коротко подстрижена, на одной руке, у самого запястья обвивал браслет, состоящий из нанизанных на нитку пластмассовых жемчужин, потерявших былой блеск, облупившихся. Но девочка, всем своим детским сердцем, очень любила этот браслет, ведь он был подарен ей на двенадцатилетие ее отцом, сыскавшим смерть на войне, в которую его втянули друзья. Она была сиротой, так как ее мать умерла полгода назад от болезни. Теперь она находится, вот уже три месяца, в больнице под присмотром волонтерского центра. Любимое занятие у девочки была игра в прятки. У одного дерева стояла Захра, прикрыв глаза руками и считая до десяти. Когда она досчитала, то обернулась и начала искать подругу. Той нигде не оказалось, и тогда Захра принимая поражение, но не огорчаясь от этого, громко произнесла:

— Я сдаюсь, можешь выходить.

И тут она услышала позади себя радостный детский тоненький голосок.

— Я выиграла, ура!

Захра обернулась, но по-прежнему никого не видела. Что это все значит? Откуда шел этот голос? Она его сразу же узнала, он принадлежал ее новой подруге. И тут, к ее крайнему удивлению, дерево, возле которого она считала, зашевелилось. Ствол дерева был в диаметре не более десяти сантиметров. Подруга Захры спряталсь за этим тонким деревом. Ее исхудалое тело, сквозь кожу которого можно было пересчитать все костит, было настолько узкое, что девочка могла за ним спрятаться так, что ее не было видно.

— Но как?! — возмущенно и удивленно спросила Захра.

— Раньше я не могла этого делать, — ответила девочка, — теперь легко, смотри. — И она вновь исчезла за узким стволом молодого дерева.

Кто-то позвал девочку, она откликнулась и, попрощаясь с Захрой, договорилась с ней, что завтра они обязательно встретятся и будут играть. Захра, пожелав спокойной ночи своей новой подруге, покинула территорию больницы и вышла на улицу, где уже дожидался ее отец.

Салех все это время общался с молодым врачом, прибывшим в центр помощи людям по зову сердца. Доктору было не более сорока лет. Образование врача он получил в России, в городе Санкт-Петербург, куда был направлен пятнадцать лет назад для обучения.

Глядя на безустали играющих детей, Салех удивлялся их неиссякаемой энергии, которая приводила их в движение, исполняя неутолимое желание поиграть и выражая все детские легкомысленные фантазии.

Наблюдая за их беззадорной игрой, он задавал себе вопрос: «Может ли взрослый человек так же просто и легко найти друга, подружиться ради дружбы, ради жизни в мире?» У детей нет много потребностей, все они не задумываются о тяготах жизни, они лишь беззаботно наслаждаются той жизнью, которая окружила их и дает им все свое тепло, наделяя возможностью быть счастливыми. Куда делось его счастье, почему он не чувствует мир, окружающий его, без задней мысли об опасности, об осторожности, о тревоге? Наверное этот безлюдный, одинокий остров счастья затерялся навеки в его детстве. Он с сожалением и необъяснимой жгучей тяжестью в сердце спросил об этом доктора, которого считал своим коллегой, ведь он тоже помогал исцелять людей.

— Почему жизнь так ужасна, несправедлива — страдают невинные люди, дети? — спросил Салех, наблюдая за худыми, как скелет, пациентами доктора. — Где Бог, куда он делся? Неужто, он всего этого не видит? Почему отвернулся от них? Может он слеп? Ведь даже вы, доктора, пришли на помощь.

— Вы думаете, что я смогу что-то сделать или кому-то помочь?

— Ну, разумеется, ведь вы здесь. Они все верят вам и надеются. Ведь им нужна такая малость, как пища, которой богата и полна наша планета, — продолжил Салех.

Доктор посмотрел на Салеха вспыхнувшими глазами, словно он увидел Бога, но в тот же момент они потухли, из них ушла надежда и поселилась обреченность. Это привело Салеха в смятение, и он невольно отшатнулся, словно увидел Дьявола.

— Что? Что не так?! — вопрошал Салех.

— Как бы я не хотел, не рвался им помочь … — он безжизненно опустил руки, — они все обречены, может выживут единицы. Их организм перешел за ту точку, крайность существования, из которой обратной дороги нет, у них не будет восстановления организма к здоровому. Одни умрут на днях, другие — через неделю, месяц, не более. Жизнь ограничила их существование до минимума, граничащего с гибелью. Я лишь продлеваю их жалкую жизнь.

— Но зачем же вообще … — произнес Салех, охваченный осознанием того, что все эти пациенты в скором будущем умрут. Спазм голосовых связок и ком, так внезапно подкативший к горлу, не дал ему закончить фразу, зародившуюся в недрах возбужденного сознания.

— А затем … — продолжил доктор, — что ради, даже, одной спасенной жизни, есть такая вероятность, я готов быть свидетелем всех неистовых мучений пациентов, наблюдая, как они медленно умирают. Я делаю, поверьте, все возможное, но спасти их — не в моих силах.

— Кто же может справиться с этим заданием?

— Только Бог, но он, как вы верно заметили, слеп и глух. Я часто слышу их молитвы, как они обращаются к Богу, прося у него освобождение от нестерпимых, мучительных болей. И я до сих пор не могу определить, что страшней — наблюдать за мучениями детей или самому испытать страдания, пока смерть не отпустит тебя, избавя от боли.

Ближе к вечеру, когда пациенты принимали ранний ужин и доктора совершали обход, Салех вместе с дочерью покинули больницу и оказались на улице, напротив дешевой забегаловки, где развалились полупьяные, охваченные упоительным хмелем, солдаты, охранявшие Салеха и его дочь. Солдаты, наблюдавшие в оба мутных глаза за Салехом, и не думали подниматься со стульев свои обмякшие, расслабленные пьяные тела. Они лишь щелкали, клацали языками, пытаясь что-то сообщить друг другу. Некоторые показывали пальцами, в сторону Салеха, желая схватить его, но тут же обессиленная сладостным хмелем рука, безжизненно повисала вниз. Их стеклянные опьяневшие глаза лишь наблюдали, как пленные, которых им поручили охранять, неумолимо проходят мимо, направляясь в сторону гостиницы.

Салех не собирался убегать, он знал, что его и дочь могло ожидать в случае побега. Они были не защищены, у них не было иного выхода, как покорно ждать когда их довезут до конечного пункта, где их ждал, быть может, с нетерпением, некий Курбан, о котором Салех не имел ни малейшего понятия. Сейчас мысли Салеха были заняты ужином для себя и дочери. Солдаты были строги и жестоки, но они заботливо, хоть и скудно, кормили своих пленных.