Эскадра его высочества - Алексей Барон

– В самом деле? – лукаво спросил Обенаус, поглаживая ее шею.

– Ну… я же не знала точно.

– А теперь можно?

– А теперь нужно. Хочу!

– Так, моя хорошая?

– О-о…

– Еще?

– Ну что ты спрашиваешь… несмышленыш.

В дверь постучали.

– Вот ведь служба, – проскрипел Обенаус.

Бурно дыша, Алена откинулась.

– Иди, я подожду. Только ты это… недолго…

– Айн момент. Только пошлю всех к черту!

Обенаус накинул халат и вышел в смежный со спальней кабинет. Там обескураженно топтался Норуа в огромном старомодном парике.

– Прохор Петрович пожаловать изволил, ваша милость. Очень встревожен, прямо лица на нем нет. Говорит, срочно.

Новобрачный вздохнул.

– Ладно, зови. И подай баронессе завтрак. Кажется, она проголодалась.

Норуа открыл дверь и сделал приглашающий жест.

– Ты уж, ради бога, извини, ваша милость, – сказал Прошка с порога. – Видишь ли, Гийо велел передать соболезнования Алене Павловне.

– Соболезнования? Какие еще соболезнования?

– Да по поводу якобы скорой погибели Свиристела. Похоже прознал, сволочь, что Стоеросов взялся вести эскадру.

Обенаус сел.

– Так, – сказал он. – Стряпчий подслушал?

– Он, подлюга. Говорило! Больше некому.

Обенаус знал, что Стоеросов намеревался выйти из Теклы в море и разведать, где и какие покаянские корабли находятся. А потом хотел вернуться в главное русло и там встретить эскадру Мак-Магона со свежей информацией.

– Норуа, стойте. Сначала карту, завтрак – потом.

Слуга извлек рулон, подошел к столу, заваленному бумагами, и нерешительно взглянул на хозяина. Барон нетерпеливо махнул рукой.

Все документы вместе с чернильницей полетели на пол, а на столе развернулась хорошая, только в прошлом году снятая карта нижнего течения Теклы.

Севернее Мурома река делала несколько широких петель, огибая отроги Рудных гор. Зная, что гребцов на скампавее маловато, Обенаус быстро прикинул, что догнать Свиристела еще можно. Если срезать все петли по суше.

– Норуа! Пистолеты и ботфорты. Вели запрячь Чабреца.

– Барон, в одиночку тебе нельзя, – сказала Прошка. – Не верю, что проконшесс проболтался случайно. Уж очень обрат Гийо любит мышеловки! Вполне может засаду подстроить. Возьми меня, да егерей хоть несколько. Они как раз лошадей седлают.

– Что ж, на этот раз не помешает. Сержант Неедлы!

– Я.

– Иржи, будете сопровождать нас с двумя… нет, с тремя егерями. Полное вооружение.

– Яволь, ваше превосходительство.

В комнату, едва набросив халат, вбежала Алена. Глаза у нее были огромными.

– Альфред! Я все слышала. Ты спасешь его, да?

– Конечно, – спокойно сказал Обенаус. – Неужели сомневалась?

– Ни капли.

– Ты иди, поспи еще немного.

– Ох! Да разве смогу?

– Постарайся. Я оставляю вахмистра Паттени и солдат. Ребята бывалые, с ящерами воевали.

– Зря, – сказала Алена. – Не нужно этого. Если кто сюда сдуру и сунется…

– То что?

Брови молодой баронессы грозно сошлись на переносице.

– То кости долго будут собирать, вот что! И не смейся.

Обенаус все же рассмеялся.

– Знаешь, дорогая, я верю.

– Правильно. Лучше я с тобой поеду.

– Нельзя. Егеря мои, хоть и воевали с ящерами, еще очень молоды. Ты не присмотришь за ними?

Алена фыркнула.

– За егерями?

– Да. И за домом глаз нужен. Как-никак – посольство.

Скампавей «Ежовень» продвигался не слишком ходко. Сказывались нехватка команды да супротивный северный ветер, который муромцы именуют лободуем. Все же до места, где Текла разливалась на главные русла понизовья, было уже рукой подать, когда глазастый Абросим тронул хозяина за плечо.

– Палыч! Скачет за нами кто-то.

– Скачет? Где?

– Да вон, вдоль опушки. Со стороны левой раковины.

Стоеросов взял подзорную трубу. Вечерело, тени пролегли уже длинные. Но закатного света еще хватало. По западному берегу, без малого в версте за кормой, между деревьев мелькали фигурки.

– Неужто Тихон погоню отправил?

– Если так, то что-то маловато их.

Абросим на миг приложился к трубе.

– Так и есть, гонятся. Только не за нами. Пятеро или шестеро удирают, а за ними – штук двадцать монахов.

– Монахов?

– Да, все – в рясах. Стреляют.

– Точно в рясах?

Абросим опять глянул.

– Точно. Из тех, что удирают – несколько в егерской форме курфюрста.

– А! Теперь понятно. Эй, народ, а ну-ка, суши весла!

– Причаливаем? – спросил Абросим.

– Обязательно. Там за людьми барона гонятся. А он теперь – мой зять. Соображаешь?

– Надо бы единороги зарядить, – сказал Абросим.

– Делай. В носовой – картечь, в кормовой – бомбу. Сумеешь положить ее прямо перед бубудусками?

Абросим оглянулся.

– Далековато. Как бы своих не зацепить.

– Ладно, иди готовься, – сказал Свиристел.

Перегнувшись через поручни, он крикнул:

– Лево на борт! Якоря и сходню готовить!

Скампавей круто повернул, и через пару минут, затабанив, выполз на песчаную отмель.

– Кормовой якорь лег, – доложил боцман. – Якорь Держит.

Свиристел кивнул.

Спустили дощатую сходню. Бывалые стоеросовы мужики без команды соскочили на берег и залегли в кустах. Оба тяжелых морских единорога, – на кормовом и носовом помостах «Ежовня», – развернулись жерлами назад.

– Готовы! – крикнул боцман.

– Добро, – сказал Свиристел и поднял трубу.

А на берегу творилось неладное.

Первые два всадника скакали почти в обнимку, один валился из седла, а другой его поддерживал. Последний из егерей упал, вскоре по нему проскакали бубудуски в развевающихся рясах. Пистолеты они уже разрядили, повыхватывали клинки. Но тут Абросим ткнул пальником в отверстие.

Единорог рявкнул, окутался дымом. Рассыпая искры, бомба низко понеслась над кустами. Абросим положил ее там, где просили, – перед монахами. Но угодила она в лужу и загасла, не взорвалась. Брызнула грязью, подпрыгнула, сшибла одну из лошадей.

Преследователей это не остановило. Они только рассыпались пошире.

– Настырные, – сказал боцман. – А картечью щас нельзя, Палыч. Своих побьем.

– Вижу. Бейте из пищалей. Только аккуратно.

Боцман кивнул, вставил в рот пальцы и пронзительно свистнул.

Над прибрежным лозняком вспухли ружейные дымки. Несколько лошадей упало.

– Во, другое дело, – одобрительно пробурчал боцман.

– Повязки будут нужны, Ерофеич, – сказал Свиристел.

– А готовы уже.

Подскакали заляпанные грязью беглецы.

– Ты, что ли, Альфред? – спросил Стоеросов. – Не признаю, чумазый очень.

– Я, – сказал Обенаус, тяжело дыша. – Прошку держите, попали в него! Да и сержант ранен.