Экзамен для мужа - Бетина Крэн

— Что нам требуется, — заявил Ральф, — так это новый дымоход.

Поскольку каменщика в Уитморе не нашлось, расстроенная Элоиза позвала человека, который — в чем она уже имела случай убедиться — лучше всех знал, как разжигают и поддерживают огонь. Паско сначала не пожелал оказать ей услугу на кухне, но, когда она воззвала к авторитету графа, согласился помочь. Он бесстрашно влез на дымовую трубу, чтобы изучить проблему со всех сторон. Грязный, засорившийся дымоход — таков был его вердикт. После непродолжительного совещания Паско решил взять с собой на крышу двух мальчиков и попытаться его прочистить.

Естественно, Элоиза не могла стоять в стороне, спокойно слушая глухие удары и скрежет, а потому сунула голову в очаг… как раз под целый ливень сажи, смешанной с обуглившимся жиром! Она отскочила, моргая и выплевывая слежавшуюся золу. Разумеется, именно в этот момент появился граф с сэром Майклом, чтобы сообщить ей, что они отправляются на северные поля взглянуть, как там обстоят дела с пахотой и севом, а затем устроить нагоняй кузнецу.

Перил увидел разгневанную, плюющуюся «Знатока мужчин» с черным, как ее одежда, лицом, и согнулся от хохота. Испуганные поварихи вручили Элоизе льняное полотенце, однако не решались прикоснуться к ней самой, ибо до сих пор не имели опыта в обращении с монахинями. Сразу разобравшись в обстановке, граф взял Элоизу за руку и повел к колодцу.

— Не нахожу в этом ничего смешного, — раздраженно пробурчала Элоиза, в очередной раз выплевывая золу.

— Потому что не видите себя со стороны. — Он поставил ее возле корыта, нажал ладонью на затылок и вынудил опустить голову в воду. — Теперь закройте глаза.

Не обращая внимания на ее сопротивление, он начал смывать с ее лица сажу. В результате белый апостольник и платье оказались грязными, да к тому же намокли. Когда водная процедура закончилась, Элоиза отвела его руки, с закрытыми глазами нащупала полотенце и вытерла лицо.

— Теперь все в порядке? — спросила она и нахмурилась, увидев его закушенную губу.

— Все, — кивнул он. — Кроме серых разводов.

— Что? — Элоиза попыталась разглядеть свое отражение в воде.

— Дайте сюда.

Граф выхватил у нее полотенце и стал тереть ей щеки. При каждом протестующем вопле он нежно поглаживал кожу пальцами, чтобы ее успокоить, и постепенно она снова приобрела здоровый розовый цвет. Когда он стер последние разводы у края апостольника, оказалось вполне естественным, что его пальцы нащупали булавки, скрепляющие покрывало. Несколько быстрых движений, и он сунул ткань ей в руки.

— Что вы делаете? — Она задохнулась от негодования, заметив, что он тянет завязки апостольника. — Перестаньте, прошу вас!

Ее попытки вернуть все детали одежды на место привели к тому, что они соскользнули еще ниже, открыв голову. Элоиза окаменела, а когда подняла глаза, обнаружила, что он с явным интересом рассматривает ее волосы.

Покраснев от унижения, она дернула апостольник вверх — и увидела, что на них с графом потрясенно взирают сэр Майкл Даннолт и новая кухонная челядь.

— Какой позор, ваше сиятельство! — Элоиза быстро накрыла голову покрывалом, криво, но все же хоть как-то прикрыла ее.

— Я только хотел… стереть остатки сажи… Проклятие! — тихо выругался он, когда проследил за ее взглядом и увидел зрителей.

Побагровев, граф молча повернулся и зашагал к конюшням, а Элоиза бросилась в главный зал.

Ну и какого дьявола он сорвал с нее покровы, обнажил ей голову, пялился на рыжие волосы? Да потому, что ему нестерпимо хотелось сделать это уже несколько дней, честно признался себе граф. А избавив ее от проклятого вдовьего траура, запустить руки…

— Я сто раз видел, милорд, как вы бросались в самую гущу сражения, — добродушно заметил догнавший его

Майкл. — Но мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы вы столь открыто навлекали на себя беду.

— Что? — Перил не остановился, даже не взглянул на него.

— Я думаю, что добродетельная сестра могла бы пустить в ход зубы и ногти.

— Я только помог ей вымыть лицо, — проворчал граф.

— И помогая, вы обнажили ей голову, — подчеркнул Майкл. — Женщины весьма чувствительны к подобным вещам.

— Женщины? Она не женщина. Она монахиня.

— Вы так думаете, милорд? — лукаво блеснув глазами, осведомился Майкл.

— Я это знаю. — Перил выплеснул на капитана все свое разочарование и неловкость. — Она монахиня… давшая обет смирения, благочестия и послушания Господу… обученная церковью вести дела поместья. У нее есть знания и способности, чтобы организовать работу и сделать поместье богатым. Почему же еще я дал ей такую свободу в обращении с моей собственностью?

Граф снова зашагал к конюшням, а сэр Майкл, не растерявшись, хитро произнес:

— Действительно, почему?

— Господи, наверное, у меня помутился рассудок, если я согласилась привести его дом в надлежащий вид! — простонала Элоиза, садясь на край узкой койки и растирая усталые ноги.

Два бесконечных дня она руководила слугами и присланными из деревни женщинами, которые приводили в порядок главный зал.

— Они совершенно ничего не могут сделать без постоянных понуканий и контроля. Они как дети. Столкнувшись с малейшей трудностью, они сразу теряют интерес к работе и предаются безделью или озорству. Два дня я только и делала, что бегала вверх-вниз по лестнице между кухней и главным залом, решая то одну, то другую проблему! Где складывать чашки… Как убирать сгнивший тростник — метлами или граблями… стоит ли мыть каменный пол водой и тереть его щеткой. Здесь какой-то Орден Постоянных ворчунов, которые только и делают, что стоят, облокотившись на свои метлы, и жалуются, что это напрасная трата времени, поскольку всего не переделаешь даже за целый год. — Элоиза легла на койку, прикрыла глаза ладонями и опять застонала. — Если я больше никогда не увижу сгоревший железный горшок или обглоданные куриные кости, я буду просто счастлива.

— Я тоже, — вздохнула Мэри-Клематис. — Сегодня мне принесли очередные «мощи». Целых три штуки.

Элоиза открыла глаза и нахмурилась, увидев, что подруга держит три почти одинаковые кости, на одной из которых сохранился подозрительный кусок мяса с сухожилием. Мэри-Клематис развернула полотняную тряпицу и показала подруге целую груду костей.

— Похоже, у святого Петра было по крайней мере четырнадцать пальцев, и теперь они все у меня. Представляешь, какое счастье?

Элоиза громко засмеялась. Подруга, самочувствие которой наконец стабилизировалось, пересела со стула у окна к ней.

— Прости, Элли, что я тебе не помогала. Но с завтрашнего утра я начну делать свою часть работы. — Помолчав, она осторожно спросила: — Ты уверена, что должна помогать ему в таких делах? По-моему, к оценке мужа это совершенно не относится.