Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия - Андрей Иванович Угланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После Пасхи прошел месяц, май перевалил за середину. Продюсер и исполнитель простеньких песен для школьниц 90-х Андрей Александрович Разин, как и все, считал дни, ждал августа, когда поедет в Америку. Ловил любые сообщения о том, как коронавирус косит народ в США, и молил Бога, чтобы президент Трамп дожил до ноябрьских выборов. Он с ужасом узнал из новостей, что его наниматель на старости лет окончательно сошел с ума и на всякий случай принимает от коронавируса лекарство, которым лечат малярию и волчанку. Американские врачи крутили пальцами у виска, утверждая, что это чистый яд и Трамп скоро умрет – к гадалке не ходи. Андрей даже вызубрил название этого лекарства – гидроксихлорохин – и сходил в Старо-Петровский монастырь поставить свечку к иконе святого Пантелеймона за здоровье Трампа. Он не раз созванивался с женой Ириной, и она успокаивала его тем, что многие штаты уже вышли из карантина и подготовка к президентским выборам идет полным ходом.
Чтобы не оставлять все на последний момент, Андрей обновил «фанеру». Сделать это было совсем просто – музыкальные файлы пересылались из студий со скоростью автоматной очереди. Помог старый друг, известный в прошлом «фанерщик» Юра Слюсарь. Сегодня он пристроился рулить крутейшей авиационной фирмой, но тряхнул стариной и бесплатно обновил музыку всех разинских хитов – от «Седой ночи» до «Белых роз». Но даже с этими хлопотами свободного времени оставалось достаточно. Иногда он выбирался из дома.
Ходить по улице в маске было очень удобно. Его никто не узнавал, не просил сделать селфи и выпить бокал вина в кафе или ресторане, которых на Кузнецком Мосту и в Камергерском появилось великое множество. Заведения хоть и позакрывали по известной причине, но народу хватало, и он прятался за маской. Боялся, что обычная фотка-сел-фи рядом с чьей-то рожей могла стать причиной получения заразы. А стоило ему чихнуть и вызвать «скорую», об этом через минуту сообщат по «ящику» и в сетях. Это будет конец – не видать Америки с тремя лимонами баксов как своих ушей. Не пустят вообще никогда. Поэтому берег себя, как святую невинность, и старался гулять не так часто.
В тот день, 28 мая, его разбудил звонок в дверь. Андрей удивился – попасть на площадку его квартиры было совсем не просто. На пути вас встречала охрана, сложные проходы по подземному этажу. Войти в лифт можно, только прижав палец к сканирующему устройству. А если без отпечатка пальца, то нужно распоряжение начальника охраны. Такое указание мог дать только человек в погонах. Чьи погоны – тоже понятно. Лубянка была от этого места всего в пятистах метрах. Район режимный.
– Иду, иду, – закричал он, сбросил одеяло и тяжело, кряхтя, встал. С трудом продел руки в халат, по размеру больше похожий на плащ-палатку.
Он прошлепал босыми ногами по полу, подошел к входной двери и посмотрел в глазок. На площадке никого не было. Разин снял цепочку, разомкнул три замка и защелку из легированной стали. Открыв дверь, увидел стоящую на полу большую корзину с пакетами серой бумаги и пропечатанными на них православными черными крестами. Пакеты окружали лакированный ящик вишневого дерева с серебристой защелкой.
– Спасибо, Борис Абрамыч! – проговорил вслух Андрей и очень по-доброму улыбнулся.
Он занес домой корзину, запер дверь на все замки и защелку. Надел на ноги стоящие возле двери тапки и перенес корзину в большую гостиную, увешанную по стенам картинами его любимых грузин – Джангвеладзе и Думбадзе. Но еще больше на стенах висело икон. Он поставил корзину на обеденный стол и для начала принялся смотреть, что в пакетах. Оказалось – пирожки с картошкой и зеленым луком, жареная курица, баночки с солеными груздями и вареньем из крыжовника. Была в пакете, проложенном бумажными салфетками, и бутылка крымского портвейна «Красный южнобережный» 2009 года, с бледно-розовой невзрачной этикеткой. Но главную часть подарка патриарх Борис спрятал в лакированной шкатулке. Когда Андрей ее открыл, то увидел лежащую в ней икону, прикрытую сложенным вдвое листком бумаги.
«Дорогой и любимый крестный, раб Божий Андрей! Прими скромный подарок в день сороковин восшествия Иисуса во плоти на небо, после его чудотворного Воскрешения». В нижней части листа типографским шрифтом было напечатано «Патриарх Московский и всея Руси». И подпись фиолетовыми чернилами- «+Борис». Андрей поднес листок к губам, поцеловал его, как месяц назад целовал изображение руки патриарха на экране компьютера.
Икона была совсем новая. Еще пахла масляной краской. Патриарх даже друзьям старался не дарить что-то музейное. Только простое и доступное. Ценность имел сам подарок.
В нижней части иконы, как и положено, стояла Матерь Божья в окружении апостолов и ангелов. Иисус улетал вверх, сидя на божественном троне, окруженный сферой в голубом сиянии. В разные стороны от нее разлетались сверкающие золотистые лучи. «Не приведи господи», – подумал Андрей, представив на миг, что сфера, в которой устремился на небеса Иисус, очень похожа на коронавирус. Патриарх сэкономил, а художник, сам того не подозревая, поместил образ Иисуса в оболочку вируса, похожего на рогатую подводную мину.
Андрей оглядел стены, куда можно пристроить подарок Бориса Абрамовича. В гостиной ему было самое место. Окна выходили строго на запад. Вечерами, особенно летом, здесь всегда было светло и солнечно – как раз для веселого Иисуса, празднующего восшествие на небеса. Стену для крючка все равно придется сверлить, так что нужен помощник. Андрей вложил икону обратно в футляр и открыл один из пакетов. Достал пирожок, затем второй. Под ними в пакете оказался пучок слегка увядшей травы. Лежала она и на дне корзины. Патриарх уже три недели находился в Крыму в Подворье патриарха при храме Казанской иконы Божьей Матери. Корзина была оттуда, из Крыма. Борис знал, что почти тридцать пять лет назад Андрей встретился там второй раз в жизни с Ириной Горбачевой. Они оказались не первыми, кого крымские звезды, запахи и ночное море соединили так, что разомкнуть магнетические клещи оказалось невозможно. Через два года они поженились.
Андрей сложил бумажные пакеты вместе с бутылкой портвейна обратно в корзину и отнес на кухню. «Придет вечер, включу телек и открою бутылку», – решил он и через пару часов уже нарезал круги по любимому маршруту – Рождественка, Сандуновский переулок, Неглинка, Кузнецкий Мост, Камергерский, Петровка… В маске его никто не узнавал. Он
