Седьмая жертва - Алан Джекобсон

Она вспомнила о своем первом назначении после Академии, после которого три года спустя Дикон лишился работы из-за махинаций с бухгалтерскими документами. Но сам он утверждал, что речь идет всего лишь о невольной и непреднамеренной ошибке. Тогда Карен поверила ему и защищала его. Впрочем, именно с этого момента и начался его путь вниз, свободное падение, которое продолжалось следующие четыре года. Дикон перестал принимать лекарства от биполярного расстройства,[30] начал пить, утратил стимул и желание для поиска новой работы. Он перебивался случайными заработками, причем каждая его последующая должность была менее престижной, чем предыдущая. Похоже, он смипился с поражением и, хотя Карен изо всех сил старалась вывести его из подавленного и угнетенного состояния, погрузился на самое дно, когда ей предложили занять вакантное место в Отделе криминальной психологии. Его уязвленное мужское самолюбие не вынесло очередного удара, и он проникся к ней все возрастающим презрением и ненавистью.

Карен пришлось воспитывать Джонатана одной. Она устроила сына в группу продленного дня, чтобы иметь возможность забирать его из школы вечером, возвращаясь после работы. Но после того как ее карьера на новом месте пошла в гору, она все реже и реже виделась с Диконом, который, согласившись временно поработать водителем-дальнобойщиком, так и застрял на этом месте. Подобно кубику льда, забытому в стакане, их любовь медленно таяла, пока не осталось и следа от того чувства, что сблизило их много лет назад. Мысль о разводе неоднократно приходила Карен в голову, но она все никак не решалась сделать первый шаг. Карен Вейл, меткий стрелок, бесстрашный детектив нью-йоркского управления полиции и опытный агент ФБР, не могла поразить самую главную цель в своей жизни.

Когда Дикона уволили и с этой работы по обвинению в агрессивном поведении на дороге, это стало последней каплей. Он сидел дома, наливаясь пивом, и выплескивал ярость на жену, оскорбляя и унижая ее. Так продолжалось шесть месяцев, а потом он перешел от слов к делу и в первый и единственный раз ударил ее. В тот же вечер она ушла из дома. С разбитой губой и болью в сердце. Она отплатила Дикону пять дней спустя, подав заявление на развод…

Карен горестно покачала головой. Фитиль был подожжен, и вот теперь, похоже, грянул взрыв. Ее сын лежит на больничной койке в коме. Как такое могло случиться?

В ее мысли проникла ритмичная вибрация коммуникатора, вырвав ее из полудремы. Подняв голову, она поняла, что заснула у кровати Джонатана. Из уголка рта у нее, пачкая руку сына, сочилась струйка слюны. Вытерев ее, она взглянула на часы. Половина восьмого утра.

Текстовое сообщение пришло по индивидуальной линии связи из Департамента поведенческих наук. Карен набрала указанный номер, и ее перевели на кабинет Томаса Гиффорда. Вне всякого сомнения, босс только что узнал о ее аресте. В последние часы на нее свалилось столько всего, что она попросту забыла позвонить ему.

Проклятье! Она своими руками подлила масла в огонь.

– Мистер Гиффорд хочет видеть вас у себя в кабинете как можно быстрее, – сообщила секретарша.

– Передайте ему, что я уже еду. Буду примерно через сорок пять минут.

Она поцеловала Джонатана на прощание, понимая, что ничем ему не поможет, если даже останется сидеть подле него до самого вечера.

– Я люблю тебя, – прошептала она и вышла.

Карен подъехала к торговому центру и поставила машину на стоянку. Глядя в зеркальце заднего вида, она попыталась привести себя в порядок, но спустя несколько минут вынуждена была признать, что выглядит просто ужасно. Она по-прежнему ездила на автомобиле Робби, не имея при себе ни сумочки, ни косметички. Да что там говорить, у нее даже не нашлось времени, чтобы заехать домой и принять душ.

Она поднялась на лифте на второй этаж, набрала на цифровом замке личный код доступа и направилась по коридору к кабинету Гиффорда. Размерами он раза в три превосходил ее клетушку, а из огромного венецианского окна во всю стену открывался потрясающий вид на парки Аквии.

Карен постучала в открытую дверь. Гиффорд поднял голову и знаком предложил ей войти. Он прижимал к уху трубку телефона и энергично кивал невидимому собеседнику.

– Знаю, знаю, но я хочу, чтобы все было именно так. Мне плевать, если он сочтет себя козлом отпущения… Знаете что? Отлично, это как раз про него. Можете говорить ему все, что вам заблагорассудится. – Он недовольно фыркнул и повесил трубку.

– Если я не вовремя… – начала было Карен.

– Нет, нет. Присаживайтесь. Я готов в любое время встретиться со своим агентом, который был – как бы это выразиться? – арестован. Мне в любое время приятно поболтать со своим агентом о том, как она не оставила на своем муже живого места, после чего угодила в тюрьму и даже не удосужилась позвонить своему начальнику, чтобы поставить его в известность о случившемся. Будь я проклят, но мне только что звонили из полицейского управления округа Фэрфакс! И какой-то несчастный лейтенант заявил, что у него для меня плохие новости.

– Сэр, прошу прощения. Мне очень жаль, что так вышло. Прошу прощения за неприятности, которые я доставила вам и Бюро…

– Предполагается, что вы работаете вместе с оперативной группой над делом Окулиста. Вы еще помните такого?

– Сэр, я собиралась позвонить вам сразу же, как только вышла наследственного изолятора. Процедура затянулась неимоверно, и мне удалось освободиться только в начале третьего утра. Я как раз направлялась в штаб-квартиру оперативной группы, чтобы забрать свою машину и сумочку, а потом оставить для вас сообщение на голосовой почте. Но на полпути нам позвонил Поль Бледсоу. У нас появилась очередная жертва.

Гиффорд откинулся на спинку кожаного кресла.

– Еще одна жертва Окулиста?

Она молча кивнула.

– Черт возьми! – Его глаза обежали письменный стол, прежде чем остановиться на Карен. – Вы отвратительно выглядите.

– Я знаю, сэр. Просто я еще не успела побывать дома. Когда мы осматривали дом жертвы, я получила сообщение о том, что мой сын попал в больницу… – Она почувствовала, что вот-вот расплачется, и страшным усилием воли подавила подступившие слезы. Сделала глубокий вдох. – Отец столкнул его с лестницы. Он в коме.

Карен отвернулась, вытирая выступившие на глазах слезы.

– Мне очень жаль. Я не знал об этом.

Она кивнула.

– Я опровергну выдвинутые против меня обвинения, сэр.

Гиффорд взял со стола ручку и принялся разглядывать ее с преувеличенным вниманием. Карен догадалась, что ее ждет. А тот факт, что он избегал смотреть ей в глаза, недвусмысленно свидетельствовал о том, что решение уже принято.

– Надеюсь, вы понимаете, как глубоко я сожалею о том, что мне предстоит сделать. Но я предлагаю вам с сегодняшнего дня уйти в оплачиваемый административный отпуск. Удостоверение личности, значок агента и пистолет остаются при вас. Но на работе вам появляться категорически не рекомендуется. Я недавно разговаривал с начальником СВР. Они будут здесь в одиннадцать, чтобы побеседовать с вами. Сотрудничайте с ними. Помните, что они выступают на вашей стороне. Внутреннее собеседование – чистая формальность, которая, правда, приобрела личностный оттенок. Стоит им завести дело, как они станут постоянно отслеживать и контролировать ситуацию. Но действовать они начнут лишь в том случае, если вас признают виновной.

Карен смотрела себе под ноги.

– Я понимаю, сэр.

– Почему бы вам не подождать их в своем кабинете? Заодно наведете порядок у себя на столе. Когда СВР будет готова побеседовать с вами, я дам знать.

Карен встала со стула и направилась к двери.

– Спасибо, – не оборачиваясь, сказала она.

И вышла из кабинета.

…двадцать седьмая

Гиффорд посоветовал ей навести порядок на рабочем столе. Но он итак был в порядке, причем идеальном. Карен обвела взглядом свой офис, раздумывая над тем, насколько серьезным окажется собеседование с представителями Службы внутренних расследований. В конце концов, ведь она была арестована за нападение на бывшего супруга. Как они к этому отнесутся? Разумеется, она невиновна, но не даст ли это Гиффорду желанный повод раз и навсегда избавиться от нее? Угадать, что он задумал, иногда было просто невозможно. Да, конечно, Карен частенько бросала ему вызов и оспаривала его решения, но, в конце концов, она ведь была прекрасным специалистом и хорошо знала свое дело. А это много значит и за это многое можно простить, не так ли? Но в глубине души она сознавала, что ответ на этот риторический вопрос звучит так: необязательно.

Карен понимала, что ей нужно отвлечься и не терзаться из-за того, что может случиться. Она открыла Outlook[31] и скачала всю свою почту, не будучи уверенной в том, что ей разрешат к ней доступ впоследствии. Просмотрев поступившие пустяковые сообщения, она быстро набросала ответ обвинителю по поводу дела, которое скоро должно было рассматриваться в суде, и совсем уже собралась закрыть программу, как вдруг заметила еще одно письмо, которое привлекло ее внимание. В поле «Тема» значилось: «Это здесь, в…». Карен почувствовала, как по спине пробежали мурашки.