История Беларуси - Митрофан Довнар-Запольский

Наконец, переходим к последнему звену земской реформы — к реорганизации сейма. Эта реформа также тесно связана с местным делением и самоуправлением. В основу политического строя страны был положен повет с его шляхетским сеймом. В 1565 г. на сейме шляхта обратилась к великому князю с представлением о введении в Великом княжестве, по образцу Короны, поветовых сеймиков и о выдаче привилея на устройство таких сеймиков. Это значило, что шляхта стремилась перейти от формы неопределенного по числу съезда шляхты на сеймы к системе представительства. Правда, и на предыдущих сеймах иногда уже появляются шляхетские депутаты, — иногда по два депутата от поветов, появлялись и поветовые хоружие. Но наряду с этим на сейм съезжалось много шляхты и вообще законом не была установлена идея представительства. Господарский привилей, изданный в Вильне 30 декабря 1565 г., устанавливает поветовые сеймики как избирательную курию для избрания сеймовых послов. По закону на поветовый сеймик собирается вся шляхта данного повета: воеводы, каштеляны, земские врядники, князья, паны и шляхта. Цель этого поветового сеймика, прежде всего, политическая: «Намовляти о тых речах и потребах земских», о которых они были извещены особым листом великого князя, а равным образом и обо всякого рода вопросах, касающихся повета. Таким образом, сеймик является, с одной стороны, органом, обсуждающим вопросы общественного характера, а с другой стороны — органом местного самоуправления. Все собравшиеся на сеймике принимают участие в выборе послов на вальные сеймы, причем от каждого повета могут быть выбраны две особы. Закон этот имеет характер и значение основного конституционного закона, почему и содержит в себе обещание великого князя хранить его «вечне и непорушне».

С этого времени до самого падения Речи Посполитой польско-литовской устанавливается строго определенная норма представительства шляхты на вальных сеймах, сначала до 1569 г., литовско-русских, а после унии — польско-литовско-русских. Сеймики политического значения собирались каждый раз перед великим вальным сеймом. Шляхта о назначении дня и места собрания великого сейма оповещалась особыми господарскими листами или посланиями, причем эти последние развозили по поветам особые господарские посланцы. Посланцу давалась особая «наука», т. е. инструкция, о чем он должен говорить перед собравшейся поветовой шляхтой. Передав приветствие великого князя шляхте, посланец, согласно своей «науке», должен был изложить те вопросы, которые государственная власть собирается поднять на великом сейме и доказать необходимость решения их в том смысле, в каком предполагало бы центральное правительство. Это обыкновенно кардинальные вопросы тогдашнего строя — вопросы, касающиеся податей, посполитового рушения, укрепление южных замков и общие военные и политические вопросы. Казалось бы, что при таких условиях правительственная власть может произвести давление на шляхетское общество, если решение того или иного вопроса желательно для центральной власти в понимаемом его смысле, но такое предположение было бы чрезвычайно ошибочно: шляхта была слишком самостоятельна для того, чтобы ореол великокняжеской власти мог иметь на нее столь сильное влияние, почему апелляция верховной власти к мнению шляхты далеко не имела серьезного значения. Но важно другое. Предварительное обсуждение на поветовых сеймиках всех тех вопросов, которые предполагалось обсудить на великом сейме, имело другое значение. По существу ведь это была форма плебисцита. Сеймик, обсуждая вопросы, выносил то или иное постановление и давал в свою очередь инструкции своим послам, предрешая таким образом, то постановление, которое может состояться на великом сейме. С течением времени выработалась практика, в силу которой поветовые послы оказались связанными данными им инструкциями и должны были отстаивать постановление своего повета. А так как сеймовые постановления, согласно уже обычаям, выработавшимся в Польше, требовали единогласного решения, то отсюда проистекала малая работоспособность сейма и возможность срывания их голосами нескольких и даже одного депутата.

Наконец, надо помнить, что закон предоставлял шляхте право обсуждать на предсеймовом сеймике не только вопросы, поставленные центральным правительством, но также всякого рода вопросы, интересовавшие шляхту. И если на более ранних сеймиках шляхта действительно большей частью держалась программы, высказанной в господарской науке, то с течением времени картина работ предсеймовых сеймиков в сильной мере изменяется. Провинциальная шляхта любого медвежьего угла, конечно, далекая от широких политических горизонтов и большею частью руководимая теми или иными сильными элементами, превращается в собрание, которое с своей узкой провинциальной точки зрения рассматривает всевозможные политические вопросы и в своих инструкциях предписывает послам ту или иную постановку этих вопросов на сейме. С другой стороны, шляхетское общество интересуется своими чисто местными мелкими делами, иногда и большею даже частью возникающими по личным ходатайствам того или другого поветника. Оно забрасывает центральную власть этими своими мелкими делами, требуя от послов или на сеймах или перед великим князем и королем отстаивать свои частные дела. Отсюда новая возможность тормоза в сеймовом деле, потому что выполнение своих мелких дел и просьб шляхта добивается постановкой ультиматума всему ходу сеймового дела.

Довольно трудно было бы передать даже в самом кратком виде перечень тех вопросов, которые подымались на провинциальных сеймиках и о которых шляхта предъявляет свои требования. Ее интересует вопрос и о том, что некоему Василию Красинскому пожаловано великим князем не по заслугам несколько имений, она подымает вопрос об избиении православными шляхтича Табенского. Она поддерживает ходатайство Тышкевича по целому ряду мелких его личных дел, она стремится определить заслуги перед Речью Посполитой не только своих одноповетников, но и других лиц. Наряду с этими мельчайшими делами, в которых, конечно, мелкая шляхта была и компетентна и в которых она еще гораздо чаще, пользуясь особым положением шляхетского сословия, стремилась проявить свою политическую силу, напр., в требованиях наград, чинов своим землякам или тем, которые упросили ее за себя ходатайствовать, — поветовая шляхта интересуется самыми сложными политическими вопросами и дает директивы своим послам и в этом направлении. Ее интересует и вопрос о даче королевской короны прусскому королю. В неопределенных словах она требует от посла требовать особой осторожности со стороны послов, ведущих переговоры с Австрией. Ее интересует курляндский вопрос и т. п. Разумеется, на сеймиках трактуются вопросы и общегосударственные внутреннего характера: вопросы о монете, о налогах, о военном устройстве; особенно шляхту занимают вопросы о том, чтобы король ни в чем не нарушал конституции, не раздавал должностей и имений чужеземцам и т. п. Одним словом, каждый сеймик перебирает целый ряд вопросов политических и не только вопросов момента, но и таких, которые по традициям переходят с сеймика на сеймик и в которых сквозит болезненная боязнь сеймика, как бы без его согласия, наперед предусмотренного, не решено было то или иное дело и особенно не нарушена была та или другая сторона шляхетской свободы. Но так как в шляхту прочно внедрились идеи о том, чтобы в государстве не постановлялось ничего нового, что принималось или в смысле боязни установления чего-либо нового без согласия шляхты каждого повета, а еще более в смысле боязни вообще каких бы то ни было нововведений, ибо каждое нововведение, по глубокому убеждению шляхты могло нарушить основу ее золотой вольности, то в результате получался заколдованный круг. Провинциальное дворянство и не предвидит каких-либо широких общегосударственных вопросов и реформ. Поэтому политический горизонт шляхты по самому существу своему является суженным и проявляется в бесконечном повторении наставлений своим послам одного и того же характера — оберегать шляхетскую вольность и зорко следить за ее нерушимостью.

С другой стороны, необходимо обратить внимание и еще на одну сторону сеймикового устройства, чреватую последствиями. Когда послы возвращались с вального сейма, то созывался сейм посеймовый, на котором послы должны были дать отчет шляхте обо всем том, что делалось на сейме. Статут 1588 г. уже знает посеймовый сеймик, как стационарное учреждение. Этот посеймовый или реляционный сеймик иногда фактически пересматривал вопросы, установленные на вальном сейме. Так, когда шляхта Берестейского повета собралась в 1671 г. на реляционный сеймик и ей доложены были вопросы, касающиеся установления податей и сбора войск, то она, ссылаясь на недостаточное количество присутствовавших на сеймике шляхтичей, не привела в исполнение постановление сейма и отложила сеймиковые дебаты по этим неотложным вопросам. Таким образом, в конечном результате, даже вальный сейм не решал в окончательной форме тот или иной вопрос, а каждый сеймик в отдельности считал за собой право принять то или другое решение, т. е. привести в исполнение постановление сейма или отложить его, или даже совсем отказаться от его исполнения. В вопросе о податях в некоторых случаях сеймики буквально решали каждый в отдельности свое отношение к тому, дать подати, или не дать. Так по крайней мере бывало на сеймах конвокационных, о которых нам придется еще говорить. Так, напр., на Гродненской конвокации 1665 г. каждый повет в отдельности заявлял, согласен ли он дать подати или не согласен и напр., Смоленское воеводство, Полоцкое, Витебское, Мстиславское отказали в даче податей, причем в составе воеводства голосовали отдельные поветы каждый за себя. Другие поветы на том же конвокционном сейме согласились на сбор податей.